Максим Хорсун - Ржавые земли
– Капитан! Где ж его корабль? Капитан, мля… Слышь, Диментий, пошли отсюда! Никого тут нету.
– Похоже на то.
Ева услышала, как клацнул затвор винтовки.
– Ты чего?
– Ипат, говоришь, так и так не вернется. А мне эта куча давно не по нутру…
Раздался грохот. Тяжелая пуля ударила пирамиду. Сорвались со своих мест, покатились в разные стороны черепа. На Еву посыпались острые костяные осколки. Снова лязгнул затвор, и опять загрохотало. Завизжал рикошет, и один из людоедов выругался:
– Твою мать!.. Диментий, мля! Хорош дурня праздновать! Добром это не кончится!
– Погоди-погоди, брат! Ща я еще разок пальну…
После третьего попадания пирамида рассыпалась. Обрушилась с каменного постамента, похоронив под костями баронессу, которая сидела в своем укрытии ни живая ни мертвая. Гулко застучали по базальтовому полу черепа и заглушили шаги удаляющихся людей.
5
Только на рассвете следующего дня Ева рискнула выбраться из пещеры. Заветную стежку опять никто не охранял. В первых лучах солнца серебрящийся изморозью склон казался вовсе неприступным.
Она старалась карабкаться быстро и бесшумно, она усердно переставляла слабые ноги, которые вскоре одеревенели и стали непослушными. Одновременно онемели спина и плечи. Крупные куски щебня вырывались из-под сапожек Евы. Подпрыгивали и оглушительно лязгали по скалам… бились о верхнюю террасу, подскакивали и летели ниже. Как бы не на головы людоедам…
И все-таки она взобралась на скальный козырек, который скрывал лагерь святого Ипата от глаз посторонних. Ева упала без сил, распласталась на базальте, точно ящерица. Какое-то время она просто лежала и смотрела на темную бездну каньона, на полупрозрачный конус вулкана на горизонте. Воздух в каньоне заметно колыхался, – то роились над стоячей водой многокрылые насекомые.
Людоеды, судя по всему, кутили ночь напролет, а под утро, как и надлежало всякой нечисти, разбрелись по пещеркам отсыпаться.
Еву не страшило, что не было за душой у нее ни хлебной крошки, ни глотка воды. Она даже не задумывалась о том, что решительно невозможно пересечь пустошь, имея лишь старое платье, ватную телогрейку без рукавов и сапоги на рыбьем меху. Ей хотелось убраться подальше от этого гиблого места и больше ничего. Пусть в студеную и пыльную пустошь, пусть она погибнет в пути – пусть! – всё, что угодно, только бы не в лапы озверевших людоедов! Ржавый мир суров и враждебен, но он не станет издеваться над беззащитной женщиной, он выпьет жизнь быстро.
Потом она перевернулась на бок, осмотрелась. Да, дорога будет нелегкой.
Сначала – пробраться через лабиринт черных глыб, затем – опять на скалу. Опять – по тропинке наверх, по выпирающим из отвесной стены карнизам и козырькам. На одном из этих козырьков их с Петрушей в прошлый раз и сцапали. А за скалой – пустошь. Ей бы только суметь подняться, а дальше – днем с огнем не сыщешь!
Кое-как встала на ноги, поплелась к каменному развалу. В лабиринте всё еще царили сумерки и ночной холод: то там, то здесь на глыбах поблескивал иней. Ева шла, опустив голову, выдыхая белый пар на исцарапанные руки.
Что-то щелкнуло и прокатилось рядом с ее ногами.
Камешек. Маленький темно-серый камешек.
Ева замерла, с трудом сглотнула комок. Повернулась, уже зная, что ей предстоит увидеть. Шагах в десяти за ее спиной стоял высокий человек с лицом, заросшим иссиня-черной бородой по самые глаза. Она видела его в лагере Ипата, этого людоеда все называли капитаном Матвеевым и относились к нему с очевидным почтением.
– Давно иду за тобой, кошка, – проговорил капитан. – Чего ради ты удрала из лагеря, милая?
– Я… я… оставь… – Ева не знала, что сказать. Да и что тут скажешь… Этих животных в человеческом обличье нельзя было чем-то разжалобить или убедить – если ты, конечно, не святой Ипат.
– Идти в пустошь одной… без провизии, без оружия – верная смерть, кошка. Ступай за мной, я отведу тебя в лагерь. Уже залили воду в котел, скоро будет горячее. Пойдем, тебя никто не тронет.
– Не подходи… – простонала Ева, сжимая пальцы. Кулаки получились маленькими, бледными и совсем не страшными.
– А то что? – Капитан сделал шаг вперед. – Ты ведь даже бежать не в силах, кошка. Пойдем, ну? Подобру-поздорову?
Среди камней звякнуло – словно кто-то пересыпал из ладони в ладонь пригоршню медяков. Пахнуло мускусом, и в тот же миг тяжелое, но ловкое тело приземлилось рядом с Евой на четыре конечности. От лица капитана отхлынула кровь, он взмахнул рукой, точно фокусник, и уже в ладони рукоять ножа. На узком и длинном лезвии сверкнул солнечный блик.
– Эй, доктор… – с ленцой проговорил Матвеев. – Кусается ли твоя зверушка?
Ева осторожно оглянулась: рядом с ней замерло, присев на пружинистых лапах, отвратительное существо – из тех, что когда-то управляли рабами-людьми, как овчарки – стадом. Живо вспомнились первые дни пребывания в Ржавом мире: рабочий лагерь над заиленным руслом канала, жизнь под надзором богомерзких созданий. Впрочем, испытания, которые выпали на ее долю в будущем, оказались еще тяжелее…
– Матвеев! Гляжу, ты не устал геройствовать, – прозвучал чей-то вкрадчивый голос. – Ничему, капитан, жизнь тебя не научила.
Баронесса осторожно переместилась на два шага в сторону. Медленно повернулась: на одной из глыб сидел, легкомысленно свесив ноги, незнакомый ей мужчина. Как он выглядит и во что одет, Ева в тот миг не поняла. Главное – незнакомец был вооружен и держал капитана на мушке. Главное, что людоеду стало не до нее.
– А ты всё поучаешь, доктор! Не надоело еще поучать? Если вздумал палить… помни, что сюда сбегутся все кому ни лень, – предупредил капитан. – Тогда и тебе и зверушке твоей несдобровать.
– Брось! – отозвался незнакомец. – У дружков-то свои заботы, Матвеев. Ипата сбросили?
– Какое твое собачье дело, доктор? – Капитан отставил одну ногу назад и перенес на нее вес тела.
– Теперь никакого. Везде творится одно и то же! – с горечью выпалил доктор. – Матвеев, я дважды – дважды! – отпускал тебя с миром! Имей совесть! Верни должок!
– А я не держу на тебя зла, доктор, – капитан пожал плечами. – Проваливай к чертям и зверушку забирай! Мы с тобой никогда не были врагами, и нечего нам делить!
– Молодчага! Тогда стяни ремень и отдай его этой сударыне… Кстати, чего-то я ее не признаю. Досталась вам недавно?
– Почему же досталась? Она у нас гурманка – готовит печенку юноши под пьяной ягодой так, что котел языками вылизываем.
Ева задохнулась от возмущения.
– Не верьте ему, сударь! – закричала она. – Клянусь богом, я не людоедка! Я честная девушка! Меня сюда насильно привели!
– Тише! Тише!! – в два голоса потребовали мужчины.
Доктор продолжил:
– Пусть сударыня свяжет тебе ручки и ножки, Матвеев, а Шершень затянет узлы, чтоб ты не сразу развязался, а чуток помучался…
Капитан метнул в доктора нож. Сделал это без лишних телодвижений, без замаха, с выражением любезного внимания на лице. «Зверушка» прыгнула вперед и на лету отбила лезвие лапой. Между камнями зазвенела сталь. Матвеев оскалился, присел на полусогнутых ногах, расставил в стороны руки, как заправский борец. «Зверушка» кинулась ему навстречу.
– Шершень! – Доктор спрыгнул с камня, но было уже поздно: «зверушка» сбила капитана с ног и в два счета переломила ему спину.
– Вот дьявол! Дьявол!! – выругался доктор. – Ну ладно, – он глубоко вдохнул, остывая. – Один черт разговор не клеился…
«Зверушка» отпихнула тело Матвеева, подбежала к Еве. С интересом обнюхала сапоги баронессы и подол платья.
– Кричать не станете? – строго спросил Еву доктор.
Ева, не отрывая перепуганных глаз от «зверушки», помотала головой.
– Оставь сударыню, лобастый! Она и без твоего участия едва дышит! – Доктор оглядел баронессу с головы до ног, затем поинтересовался: – Пойдете с нами или намерены вернуться в лагерь?
– Бог с вами… сударь!.. – проговорила баронесса, запинаясь. – Живой… я… в лагерь… не вернусь!..
– Ладно, сударыня! Но учтите – уходить придется резво. Людоеды обычно туги на ум, однако жертву свою за просто так не отпустят. Как мне к вам обращаться?
– Ева.
– А по батюшке?
– Генриховна. Да зовите просто – Ева. А… вы не едите людей?
– Нет, сударыня, – с ноткой обиды ответил доктор. – Мое имя – Павел Тимофеевич Рудин, я – врач и немного литератор. Поверьте, я не ем людей.
Ева поняла только сейчас, что у доктора лицо добросердечного и простодушного человека. Совсем не красивое и не аристократичное, но отчего-то внушающее расположение. Ева подумала, что этому человеку, наверное, пациенты могли доверить любые секреты… А потом словно молния сверкнула у нее перед глазами.
– Павел Рудин! – воскликнула она.
– Тише, Ева! Умоляю! Что вы хотели сказать?
– …это ведь вы написали «Капитан Энчантикс»? О поисках Гипербореи в Северном Ледовитом океане? Я читала эту повесть в февральском выпуске «Нивы» за 1900 год!
