Михаил Медведев - Контрольное вторжение
Женщина смотрела в одну точку и покусывала губы.
Мне захотелось наплевать на субординацию и приободрить ее. Я присмотрелся к ее знакам различия и с нарочитой беззаботностью сказал:
— Никогда не думал, что на Земле есть танковые войска.
— Я тоже не думала, — она взглянула на меня с такой злостью, что мне захотелось вскочить и вытянуться по стойке «смирно». — Пока не получила приказ выдвинуться на рубеж и занять оборону.
— Как это? — не понял я.
— Я работаю в оружейном музее в Новгороде, — снисходительно объяснила она. — Уже тридцать лет заведую отделом танковой техники. Тематика военная, поэтому наши вояки дали мне звание и прибавку к жалованью в полтора трудодня на смену. Кто же откажется от лишних трудодней?
— Кажется, начинаю немного соображать, — кивнул я — И как же вы занимали рубежи с музейными экспонатами?
— Последние танки, которые выпускались на Земле, были полностью автоматическими. Мы поддерживали их в работоспособном состоянии. Дети любят покататься и поболтать с настоящими боевыми машинами. Когда поступил приказ, я смогла вывести к энергетическому Центру в Сосновом Бору сто двадцать четыре разнотипных аппарата. Все они были полностью снаряжены и могли держать абсолютный купол над городом в течение трех часов на автономных источниках и неограниченно долго с подпиткой от энергоцентра. Вы знаете, что такое абсолютный купол?
— Имею некоторое представление.
— Ни одно материальное тело и никакое излучение не должны были попасть в защищаемое пространство, — назидательно поведала она.
Все-таки было в ней что-то от настоящего полковника. Чуть-чуть от полковника, чуть-чуть от преподавателя высшей математики, остальное от книжного червя, искренне презирающего любого, кто не читал Тургенева в бумажном издании.
— А на самом деле вы даже не заметили, откуда подкрался враг, — с грустью констатировал я.
— Да, — кивнула она. — Невидимки скрутили меня в моем бункере, и ни один датчик не зафиксировал вражеского присутствия. Ни одно силовое поле их не остановило. А там было несколько слоев разноформатных полей. Охрану и обслугу перебили на месте, а меня зачем-то оставили.
— Там, где я воевал, им все-таки пришлось ломать нашу защиту.
— Это хорошо, — моя собеседница улыбнулась. — Значит, есть надежда. Наверное, мои танки были слишком старыми.
В стене напротив открылась дверь. Странно, что перед этим я не заметил там даже щелки. Из двери выдвинулся огромный детина с такой мощной мускулатурой, что, казалось давление мышечной массы сейчас разорвет его изнутри. Он схватил человека, сидящего справа от меня, и утащил в моментально исчезнувший дверной проем.
— Оттуда никто не возвращается, — сообщила мне женщина. — Очевидно, там есть второй выход или кирпичная стенка и крупнокалиберный пулемет.
— Может быть, это и к лучшему, если нас поставят к стенке, — я натянуто улыбнулся. — Мне уже почему-то совсем неинтересно, чем все закончится.
Не надо паниковать. Звучит банально, но побеждает не тот, у кого тяжелее лом, а тот, у кого дух тверже.
— Против нас они хлипковаты, — уверенно сказала она. — Но в одном вы правы, когда мы победим, наш мир станет другим. Совсем другим, а я слишком давно живу, чтобы увидеть еще и это. Тот, новый мир, будет постоянно держать пистолет под подушкой и каждую минуту будет готов отразить внезапный удар. Наша планета станет совсем не такой, как привычная мечтательная и немного ленивая старушка Земля. Не уверена, что захочу жить, постоянно помня, где находится бомбоубежище.
Я посмотрел в ее молодое лицо. Даже самый искусный косметолог не способен изменить человеку выражение глаз, и если на какой-нибудь забойной вечеринке можно легко ошибиться с реальным возрастом своей новой подруги, то в ситуациях, подобных этой, вековая мудрость определяется безошибочно. Эта женщина была очень стара и умна. С высоты своих лет и опыта она, в отличие от меня, была твердо убеждена в нашей победе. Она говорила не «если победим», а «когда победим». Я, мальчишка, сомневался и не верил, а она знала точно.
Дверь открылась вновь. На этот раз наступила моя очередь. Мускулистый ублюдок поманил меня пальцем.
— Прощайте, — прошептал я женщине. — До встречи в новом мире.
— До встречи, юноша. — Она дотронулась до виска, пытаясь сбросить мне номер своего телефона, но наша сеть здесь не действовала. — Верьте в лучшее, — пожелала она мне.
— Буду верить, — пообещал я.
В небольшом помещении кубической формы за квадратным столом сидел невероятно толстый человек в угловатой военной форме. Погоны на его плечах топорщились подобно рудиментарным крыльям нелетающей Птицы. Каким-то невероятным способом этому сапиенсу удалось превратить себя в кошмарное нагромождение жира. Достигнуть такого впечатляющего результата можно, лишь специально набирая массу по примеру борцов сумо. Возможно, что среди местных варваров большой вес являлся признаком авторитета и положительно выделял толстую особь среди худосочных соплеменников. Помнится, нечто подобное наблюдалось в примитивных племенах. Толстяк плотоядно хмыкнул и гостеприимно указал мне на стоящий перед его столом квадратный табурет. Я бы не очень удивился, если бы он сейчас достал из шкафа глубокую тарелку, вилку и облизнулся, поглядывая на меня.
Несмотря на потрясающую воображение массу тела, враг выглядел вполне здоровым, крепким, у него было хорошее настроение, он непрерывно что-то жевал и улыбался, демонстрируя великолепные ровные зубы.
— Я сержант Эш, — представился толстяк и самодовольно оскалился.
— Очень приятно познакомиться, — сдержанно кивнул я и сел на предложенную табуретку.
— Рад вас видеть, рядовой. — Эш хлопнул пухлой ладонью по столешнице, и за его спиной, там, где только что была гладкая крашеная стена, прямо в воздухе появился простенький двухмерный экран.
Эш горделиво покосился на меня. Неужели он хотел меня удивить? Вероятно, для местных дикарей летающий двухмерный экран является серьезным достижением. На полупрозрачной плоскости появилась моя фотография и какой-то текст. Я присмотрелся к аккуратным прямоугольным абзацам. Родился, поступил, учился, окончил… Невероятно! Это же мое личное дело!
Доступ к нему могу иметь только я, паспортная служба и мое начальство рангом не ниже руководителя предприятия.
— Вы видите, рядовой Ломакин, что мы очень многое знаем о вас, поэтому допрос не имеет никакого смысла. — Эш снисходительно махнул рукой, и экран послушно рассыпался на тысячи серебристых пылинок. — Буду с вами полностью откровенен, солдат, — он говорил по-русски абсолютно чисто, и мне почему-то это было очень неприятно. — У вас есть шанс на хорошую карьеру, но вам придется многое изменить в себе. В новом свободном мире, который мы построим на руинах вашего тоталитарного лагеря, нам будут не нужны сторожевые собаки тиранов. Вы, конечно, еще не собака, вы — щенок, но…
— Что за бред, сержант? — перебил я его. — Какая карьера? Какой свободный мир? Какой тоталитарный лагерь? Какие сторожевые собаки? Вы с кем вообще разговариваете?
Я демонстративно огляделся по сторонам. Кроме меня, толстяка Эша и его мускулистого бугая, который скучал у двери, в комнате никого не было.
— Не горячитесь, солдат. Вам еще многое предстоит узнать. Думаю, что некоторые вещи станут для вас настоящим откровением. Сейчас вас освободят от наручников. — Он сделал знак своему шкафообразному помощнику, и после нескольких неприятных рывков я почувствовал, что мои затекшие руки повисли вдоль тела.
Эти дуралеи так и не догадались меня обыскать. Наверное, понадеялись, что всю грязную работу сделали до них.
— Я понимаю ваше состояние, — сержант Эш сочувственно склонил голову. — Вы находитесь под присягой и имеете понятие о чести. К вам не может быть никаких претензий. Никто не любит предателей. Даже сами предатели себя не любят. И я не тешу себя надеждой, что после первой же беседы вы начнете сотрудничать с новыми властями. Просто своим небольшим предисловием я должен предварить те события, которые произойдут с вами в ближайшие два часа. Сейчас ваше сознание глубоко отравлено коммунистической пропагандой и вы неспособны воспринимать, в общем-то, самую элементарную информацию, которую жители свободного Мира впитывают с молоком матери.
Эш говорил приятным, хорошо поставленным голосом, без малейших признаков какого-либо акцента, но все же я чувствовал, что русский язык для него неродной. Он его выучил. Причем выучил сам, не пользуясь системами прямой загрузки знаний. Каждое слово он произносил с удовольствием, смакуя и пробуя на вкус как немец, недавно освоивший красивое французское произношение.
— Одурманенное тиранами население неспособно оказать сопротивление деструктивной идеологии, насквозь пропитавшей ваше общество. Апатичный и озлобленный народ используется деспотами для сохранения деспотической структуры подавления личности, — Эш неторопливо излагал заранее подготовленные и многократно обкатанные формулировки. — Зомбированных человекоподобных существ вроде вас могут убедить только бомбы. Дрезден, Хиросима, Нагасаки, Рязань, Пекин, Минск, Хабаровск — эти названия вам что-нибудь говорят?
