Сергей Клочков - Лунь
Самое интересное, что никто из учёного совета не отреагировал должным образом ни на само выступление Зотова В. И., ни на то, что статья, практически полностью повторяющая данное, с позволения сказать, выступление, была опубликована в "Докладах". Это форменное безобразие! Мне стыдно даже разбирать подобное в рецензии, просто повторять некоторые тезисы доклада вне моих сил. Скажу лишь, что для учёного безнравственно и в высшей степени безответственно заниматься предсказаниями "конца света" "иммунных реакций планеты" и прочего НЕ научно-фантастического бреда. Этот упрёк с моей стороны и вам, уважаемые члены научного совета. Действительный член РАН, академик Смирнов Д. Я."
— О как… — Хип закончила чтение вслух и отложила последний номер "Докладов". — Вот сволочь. За такие вещи в приличном обществе морду бьют. Когда выходим, Лунь? — Совсем тихо спросила она.
— Завтра, стажёр. Дойдём до пионерлагеря, подождём ещё немного, и вперед, спасать человечество. — Я подавил нервное хихиканье, прикрепил к шомполу свежий кусок ветоши и начал доводить ствол "Сайги" до зеркального блеска. — Пистолеты почистила?
— Вчера ещё… — Вздохнула Хип. — Как думаешь, Лунь, дойдём мы без Пенки?
Замечательный вопрос. Хотелось бы мне знать на него ответ.
— Обязательно дойдём, стажёр.
— А почему шёпотом?
— Чтоб Зона не услышала. — Подмигнул я. — Ну, что у нас там дальше по плану?
А дальше у нас был праздник. На деньги, оставшиеся после покупки необходимого снаряжения, затоварились мы с Хип бутылкой хорошего вина, какими-то разносолами из недавно открывшегося в Чернобыле-7 минимаркета и сервировали вполне приличный ужин при свечах. Я запустил на персоналке диск с музыкой, и мы провели этот вечер так, словно он был последним в нашей жизни. Как знать, может, и в самом деле последним…
— Всё, привал. — Скомандовал я, сбрасывая рюкзак. Отмахали мы сегодня прилично, но до бывшего пионерлагеря оставался ещё, по меньшей мере, десяток километров. До темноты точно не дойдём, тем более, что после полудня на землю лёг густой туман, а в тумане уважающий себя сталкер ходить не станет. Звуки искажаются, аномалию проморгать можно на раз, в общем, для ходки погода неудачная. Зато для ночёвки место очень хорошее — старый Кордон, брошенный сталкерами после Третьей. Глухо здесь теперь: аномалий почти нет, но и хабара тоже не найдёшь, поэтому посещался сталкерами бывший Кордон редко и неохотно. Но в качестве укрытия на ночь лучше места и не найти — глубокий бетонный бункер какого-то давным-давно сгинувшего торговца был, как мне кажется, самым безопасным местом в Зоне, если таковое вообще возможно представить.
— Деревня какая-то. — Хип осмотрела проваленные крыши, горки ржавых консервных банок в бурьяне, остов "Нивы". — Но, по ходу, жили здесь. Вон, кострищ сколько осталось.
— Это, стажёр, в некотором роде знаменитое место. Кордон, он же деревня новичков. Многие нынешние ветераны здесь начинали. Тут был большой лагерь сталкеров, пока Третья не шарахнула. А вон там, за холмами, раньше армейский блокпост был, ворота Зоны. Мало что от него осталось, "кислотной колючкой" всё заросло да "жгучим пухом".
Шорох. Протяжный стон, и не поймёшь, где — туман. "Помоги-ите… кто-нибудь…".
— Тихо, Хип.
Я прислушался. Стон повторился, коротко, сухо треснула веточка.
— Подожди здесь. — Я кивнул на ближайший дом. — Похоже, вляпался какой-то дурак в "присоску". Я сейчас.
Хоть и небогат Кордон на аномалии, но "глухари" и "присоски" всё же встречаются. Не смертельные эти штуки сами по себе: первые оглушают минимум на сутки, только звон в ушах стоит, вторые, подлюги, "приковывают" — если влез, то как муха на липкой бумаге барахтаться будешь. Крепко схватывает "присоска", одному нипочём не выбраться. Правда, чтобы влезть в неё, особый талант нужен — хорошо видна аномалия, даже зелёный новичок за десять шагов разглядит и спросит, что это там, мол, в траве серебрится?
Я ошибся. Не в "присоске" было дело. Молодой парень в сильно изношенном, явно с чужого плеча комбинезоне лежал на боку, держась обеими руками за живот и негромко, протяжно стонал.
— Что случилось?
— С-снорк… зараза… помоги.
— Потерпи. Сейчас полегче станет. — Я достал из бокового кармана аптечку, выковырнул из неё шприц с анестетином. Снорк, значит? Ох, и скверные раны после этой твари остаются, лёгкими их никак не назовёшь. Без мощных антибиотиков пиши пропало — нагноится, гангрена пойдёт, а если проникающее, то дело совсем дрянь.
— Спокойно. Не дёргайся, это обезболивающее. — Я склонился над раненым. — Сильно он тебя?
— Не. — Паренёк вдруг улыбнулся, а мир исчез в короткой ослепительной вспышке.
Ох, чёрт… вся правая сторона головы раскалывалась от тупой, пульсирующей боли, глаза отказывались открываться, во рту стоял солёный привкус. В ушах шумел прибой, ныли связанные, начинающие затекать руки.
— Ты, придурок… а ну как сдохнет? Нахрена ты его так долбанул? У жмура про тайники спрашивать будешь?
— Ништяк. Очухается. Я ж слеганца.
— Видел я, как слеганца. Если окочурится, я тебя, падла, самого за хабаром в Зону пошлю.
— Э, Бугор, ты базар-то фильтруй. А то как бы чего не вышло. Случайно так. Слеганца, гы…
— Ну, ты оборзел, в натуре… кому диктуешь, сявка?
— Прав Зуб. Хоть ты и босс, а пацанов огорчать не надо… гляди, очухался. Эй, олень, глазки-то открой!
Чьи-то руки грубо дёрнули меня за шиворот, подняли.
— Сидеть, на… Муха, сметнись за сюрпризом.
Мне, наконец, удалось разлепить опухшие веки.
— Здорово, Лунь. Давненько не виделись.
— Саранча. Прав был Барин. — Прохрипел я.
— Это в чём же прав был покойничек? — Поинтересовался Саранча, здоровенный, под два метра ростом, детина с тупым взглядом, и похожим на полную луну угреватым лицом. Старый знакомый, угораздило меня как-то раз даже в ходку с ним отправиться. Мой крестник — ночью сожрал бывший стажёр свой трёхдневный рацион и половину моего, после чего смотался по-английски. Говорил потом, что страшно в Зоне стало, вот и ушёл, а я как дурак его двое суток по холмам да буеракам искал. Набил я ему потом морду, и до Хип стажёров у меня больше не было.
— А в том, что сволочь ты. — Я поискал глазами Хип. От сердца отлегло — в подвале, кроме меня, Саранчи, и ещё четырёх молодчиков бандитского вида, никого больше не было. Ушла. Умница, Хип. И даже жестокий удар армейского ботинка по рёбрам не смог стереть с моего лица улыбку.
— Хамите, парниша. — Сказал Саранча. — Нехорошо, Лунь, так со старыми друзьями.
— О, ништяк у тебя, Рыло, погоняла была. В натуре, саранча. Жрать ты горазд. — Заметил один из бандитов.
— Ну дык.
— Вы чё сюда, базарить пришли? — Захрипел прокуренным басом ещё один, деловито копающийся в моём рюкзаке. — Рыло, урод, ты чё фуфло нам толкнул насчёт этого оленя? Он пустой, на! Аптечки да консервы, ни одного арта! Нахрена мы его столько времени пасли?
— Не кипишись, Бугор. Он и без артов не хило упакован. Волына недешёвая, костюмчик тоже богатый. — Саранча поднял руки. — И схроны у него есть.
— Так он тебе и расколется, на.
— Расколется… когда мы шмару его сначала по кругу пустим, а потом глазки ей малость поцарапаем этой вот иголочкой. — Саранча, ухмыляясь, продемонстрировал шприц-тюбик с обезболивающим. Тот самый, из моей аптечки.
— Ах ты, мразь… — я рванулся из пут, но скрутили меня крепко, похоже, проволокой.
— Видали. Проняло земелю… ра-асколется. Слышь, Муха, заноси.
Муха, тощий, совсем ещё молодой парень с бегающим взглядом и узким, хищным лицом затащил в подвал связанную Хип.
— Укусила, падла… слышь, Бугор, чур, я после тебя.
— А морда не треснет? — Поинтересовался тот, кого, видимо, звали Зубом. — Ты, баклан, чуть всё дело не запорол. Где должен был торчать?
— Ну, возле забора…
— А какого хрена ты, урод, сюда попёрся?
— Муха, захлопни пасть… — захрипел Бугор. — И ты, Зуб, тоже не воняй. С тобой вообще отдельный базар будет, падла оборзевшая. Забыл, сука, где я тебя подобрал? Напомнить? Ну, чё, олень… — Бандит обращался уже ко мне. — Перетрём без понтов?
— Развяжи — поговорим.
— Ага. Щас. — Ухмыльнулся Бугор. — Учти, сталкерюга, пацаны мои голодные, а Муха ещё и мясник. Даже мне смотреть противно, что он с бабой вытворяет.
Я изо всех сил попытался разорвать путы. Проволока врезалась в кожу, по запястью поползли тёплые капли.
— Нехорошей смертью ты сдохнешь, мразь.
— Все мы смертные. — Бугор пожал плечами. — Но сначала ты, а потом я. Ну, ребята, готовьте невесту. Жениться будем.
Никогда не мог представить, что обрадуюсь этому звуку. Тихий писк в ушах обычно означал одну из самых паршивых ситуаций, которые могли случиться в Зоне. Тихонько, едва слышно пищит, и если кто не знает, что это, даже внимания не обратит. Бугор знал.
