Сергей Снегов - Люди как боги (Художник С. Цылов)
Я улыбался, сидя в кресле. Превращение Земли в величайшее ухо, глаз и голос Вселенной удалось! Альберт дал свет в зал.
— Ты видела места, где исчез Андре, места, где он сейчас томится, — сказал я Жанне. — Верь, Жанна, верь — ждать уже недолго!
Она вытирала покрасневшие глаза. Я повернулся к Мери. Мери не было.
— Твоя знакомая ушла, когда показался Персей, — сказала Жанна. — Я хотела обратить твое внимание, но ты так следил за этими крейсерами… Тебя огорчает ее уход, Эли?
— Скорее радует! — сказал я весело.
После этого я обратился к Альберту:
— Итак, пуск состоялся. В соответствии с решением Большого Совета, я с этой минуты свободен. Желаю успеха, Альберт.
Он крепко пожал мне руку.
10Теперь оставалось немногое. Вещи, собранные заранее, ждали меня на космодроме. До вечернего экспресса на Плутон оставалось три часа. Я вызвал Мери. Охранительница отыскала ее на одном из городских проспектов. Мери шла домой, сердитая и заплаканная. У нее были красные глаза, я различал это даже в видеостолбе. Она вздрогнула, когда я неожиданно засветился перед ней.
— Вы пытались убежать, — сказал я, — но я вас нашел. И хочу, чтобы вы немедленно прилетели ко мне. Мне очень нужны вы, Мери…
Она смотрела в сторону, потом сказала очень неохотно:
— Ладно, вечером. Если у меня появится настроение видеть вас…
— Вечером будет поздно, Мери. Я улетаю на Ору сегодня.
Пораженная, она взглянула мне в глаза:
— Хорошо, я вызываю авиетку.
Мы появились на космодроме одновременно. У нее опять переменилось настроение. Теперь Мери была недоброй и язвительной. Она не протянула мне руки, она собиралась на прощанье посмеяться надо мной.
— Когда прибудете на Вегу, передайте… — начала Мери, но я прервал ее.
— Не знаю, удастся ли скоро побывать на Веге. Мы идем в Персей. Я хочу, чтобы вы полетели с нами.
У нее был такой удивленный вид, что я рассмеялся. Она совсем рассердилась.
— Я не из тех, кто любит шутки, — сказала она в негодовании. — Очень жалею, что приехала вас провожать.
— Я не шучу, Мери. Ничего я так в жизни не хотел, как того, чтоб вы сопровождали меня! Что вас держит на Земле? Вам будет хорошо, обещаю! А на Плутоне вы возьмете все, что вам нужно в дальнюю дорогу.
Она колебалась. На глазах у нее опять появились слезы.
— Удивляюсь вам, — сказала она. — Вы, кажется, задумались над тем, что мне хорошо и что плохо. До сих пор вы больше думали о себе.
— Это потому, что до сих пор я чаще бывал с собою, чем с другими, Мери. К тому же, мужчины эгоистичней женщин, так написано в древних книгах. Но теперь все это переменится.
— Вы решили покончить со своим мужским эгоизмом?
— Наоборот, стремлюсь ублажить его. Оставить вас на Земле и потом не знать ни днем ни ночью покоя — что с вами, не влюбились ли в кого, не заболели ли? В тысячу раз спокойнее, если вы рядом, смотри в глаза, сколько хочешь, говори, когда хочешь, беги исполняй желания, с наслаждением слушай, как тебя ежедневно, ежечасно, ежеминутно пробирают!.. Я слишком большой эгоист, чтоб упустить свое счастье.
— У вас странный эгоизм, Эли.
— Какой есть. Идемте, Мери, остались минуты…
Она сделала шаг к звездолету и остановилась. У нее грозно хмурились широкие брови.
— Но предупреждаю, Эли: вашу прекрасную змею…
Я весело прервал ее:
— Она будет и вашей. Вы с Фиолой рождены быть подругами. Идемте, идемте, Мери!
Она все же колебалась. Она шла и останавливалась. Я ласково подталкивал ее. У планетолета она повернулась ко мне. Она была очень бледна.
— Эли, разве это серьезно? — сказала она чуть не плача. — Понимаете вы сами, что делаете? Павел утверждает, что вы способны на самые безрассудные поступки. Вы сейчас…
— Павел правильно говорит, — прервал я ее. — Павел отлично знает меня. И вообще он все в мире знает. Но какое отношение к нам имеют все его удивительные знания? Немного безрассудства — единственное, что нам требуется, чтобы быть вполне разумными.
Я ввел Мери в свою каюту. Она села на диван и радостно засмеялась.
— Эли! Знаете, в каком своем постоянном желании я хотела бы вам признаться?
— Знаю. Вы желали, чтобы мы вдвоем куда-нибудь далеко улетели. Это также всегда было и моим сокровенным желанием, Мери!
Книга вторая
ВТОРЖЕНИЕ В ПЕРСЕЙ
Часть первая
В ЗВЕЗДНЫХ ТЕСНИНАХ
Вестник беззвучный восстал и войну многозвучную будит.
С башенной брови, о Кирн, вспыхнул дозорный костер…
Что же, мужайся! Взнуздать торопись ветровеющих коней!
Грудью о грудь на коне встретить хочу я врагов.
Близится пыль их копыт. До ворот они быстро доскачут,
Если очей моих бог не обуял слепотой…
Феогнит из Мегары (VI век до н. э.)1Все повторилось, все стало другим.
В прошлый раз я летел на Ору с чувством первооткрывателя. Звездный мир на полусферах стереоэкрана был первозданно ярок. Сейчас мы мчались проторенной дорогой, десятки кораблей впереди, десятки позади. Хорошо известные звезды неслись навстречу и погасали в отдалении — нового не было. Я торопился. Я больше не хотел быть звездным туристом. Воин величайшей армии, когда-либо собранной человечеством, — я опаздывал на призывной пункт!
— Не понимаю тебя, — сказала Мери, хмуря широкие брови. — Без тебя в Персей не уйдут — зачем нервничать? И неужели красота мира становится меньше, если ты уже любовался ею?
— Она перестает быть неожиданной, — пробормотал я, мрачно взирая на Альдебаран, который все увеличивался.
В Мери есть что-то общее с Верой, хотя внешне они не схожи. Та прямолинейная, сухая логика, что зовется женской, у них, во всяком случае, одинакова.
— Красота — это совершенство, то есть максимум того, что всегда ожидается и всегда желается. Желаемая ожиданная неожиданность — согласись, это нелепо, Эли.
— Согласись и ты, Вера… — начал я запальчиво и запнулся.
Мери рассмеялась.
— Я видела твою сестру лишь на стереоэкранах. Но ты уже не первый раз называешь меня Верой. И ошибаешься ты, лишь когда не прав и собираешься оправдываться. Разве не так?
Я поцеловал Мери. Поцелуи, кажется, единственное, что не требует ни обоснований, ни оправданий.
Мери все же пожаловалась:
— Я думала, ты будешь мне гидом на первой моей звездной дороге. Когда-то поездки молодоженов назывались свадебными путешествиями. У меня впечатление, что наше свадебное путешествие тебе наскучило.
Я стал вспоминать, что знаю о светилах, рассказал о полете в Плеяды и Персей.
— Звездная бездна со всех сторон, и мы куда-то падаем в ней, — сказал я с волнением. — Это нужно почувствовать, Мери: звездная бездна — и ты в ней все падаешь, падаешь, падаешь…
— Звездная бездна, и ты в ней падаешь, падаешь, — повторила Мери тихо. Она склонила лицо, я не видел ее глаз.
2На Оре нас встретило так много друзей, что я устал обниматься, хлопать по плечу и жать руки. Рядом с Верой стоял Ромеро — как обычно изящный и холодно-подтянутый. Он ограничился тем, что крепко пожал мне руку.
С Мери Ромеро разговаривал так, что даже незнакомый явственно различил бы иронию.
— Вас можно поздравить, дорогая Мери? Насколько я понимаю, осуществились ваши заветные мечты?
Если раньше я опасался, что Мери влюблена в Ромеро, то сейчас мне показалось, что она его ненавидит, так раздраженно заблестели ее глаза.
— Вы угадали, Павел. Самые заветные из моих мечтаний!
Он почтительно развел руками, церемонно склонил голову, — так, наверное, в древности изображали поздравления.
— Что это значит? — Вера с недоумением переводила взгляд с меня на Мери и с Мери на Ромеро. — Случилось что-нибудь важное, брат?
— Для меня — важное! — Я взял Мери за руку. — Познакомься с моей женой, Вера.
Я всегда удивлялся быстроте, с какой женщины сдруживаются.
У мужчин мгновенное взаимопонимание не развито, мы раньше обмениваемся приветствиями, долго присматриваемся, принюхиваемся и прищупываемся, прежде чем начинаем соображать, чего нам друг от друга надо. Условности поведения у нас сильнее, мужчины и доныне жертвы этикета. Я бы на месте Веры часок потолковал с Мери, потом взял ее дружески под руку. Вера же просто шагнула к Мери, а та бросилась к ней в объятия.
— Наконец-то, Эли! — возгласила Вера, отпуская Мери. — И ты, кажется, сделал удачный выбор, брат.
— Не очень удачный! Справочная предрекла нам развод на третьем месяце брачной жизни. Правда, уже идет четвертый…
Вера увлекла Мери в сторону, а я поступил в безраздельное обладание приятелей. Пополневшая Ольга пожелала мне счастья, Леонид добавил своих поздравлений, Аллан похвастался, что никогда не изменит корпорации холостяков, а Лусин, глядя с нежностью, словно я был выведенным в его институте крылатым человекобыком, вдруг промямлил: