Раиса Полицеймако - Метро 2033: Сумрак в конце туннеля (сборник)
– Ты ведь хочешь жить, не правда ли? – донесся до девчушки стальной голос мучителя.
Заливаясь слезами, надрывно всхлипывая, она слабо кивнула.
– Что ж… я дам вам, всем троим, шанс…
– Да какой им, на хрен, шанс?! – заорал вдруг один из товарищей палача. – Они семимесячным выкидышем в футбол играли!
– Я, – громко и с нажимом повторил палач, – дам вам шанс. Теперь вы трое в моей команде. Завтра на закате мы уйдем из Самары. Забудьте ваши имена и никогда их больше не смейте произносить вслух. Вы покрыли их несмываемым позором. Я даю вам новую жизнь и соответственно новые имена. Меня можете звать Кухулином.
Кухулин отвернулся от пленных подростков, в задумчивости посмотрел на дающую хилый свет лампочку и потом, резко развернувшись, ткнул жестким как титановый стержень пальцем в курносого мальчонку лет двенадцати от роду:
– Отныне тебя будут называть Марком, а тебя… – он указал на стоящего рядом худосочного пацана.
– Аврелием, – оборвал Кухулина на полуслове мужчина со шрамом и громко заржал. – Прости, Кух, я просто перед всеобщим концом в кино ходил про римлян… байда, короче…
– А что, – тоже засмеялся Кухулин, – пусть будет Аврелий.
Палач подошел к всхлипывающей девчушке, нежно коснулся ладонью ее костлявого подбородка и заглянул в ее глаза:
– Ну а ты, краса, отныне зовешься Ленорой.
Девушка пересеклась взглядом с Кухулином, ожидая увидеть в его глазах бескомпромиссную жестокость садиста, но вместо этого она узрела лишь светлую печаль и безнадежное одиночество. Этот взгляд кого-то напоминал ей… ну да, конечно, – глаза покойного отца…
Ленора будто выпала в иную реальность, а когда сознание ее вернулось в центр неспящей Семеновки, она обнаружила себя в кромешной тьме плотно прижимающейся к Кухулину. Она обнимала его мощную шею и… целовала в теплые губы. И – о чудо! – он отвечал на ее ласки взаимностью.
В этот самый момент раздался ликующий голос отца Арсения:
– Возрадуйтесь, други! Команданте жив!
В тот же миг тьма исчезла – вспыхнула политая маслом куча дров перед помостом. И эхом разнесся радостный клич над толпой: «Команданте жив!!!», и заиграли свирели, и заверещали трещотки, и люди, встрепенувшись от оцепенения, пустились в неистовый пляс. А отец Арсений, схватив за рукав Кухулина, не помня себя от радости, потащил его в укромное место. Ленора, не желавшая расставаться со своим кумиром, последовала за ними.
– Ну вот и все, – сказал священник, – теперь мы в вашем распоряжении. Ведите нас за собой, святой Эрнесто…
– Чертов идиот, – без злобы ответил Кухулин, – сколько раз тебе повторять: никакой я не Эрнесто и уж тем более не святой. Мы здесь оказались случайно, проездом, завтра, точнее уже сегодня, мы должны отправиться в путь, в Москву.
– Но, – улыбаясь, запротестовал священник, – Москва – мертвый город, до него больше трехсот километров…
– Я прошел уже тысячи километров, – возразил Кухулин. – И в Москве есть метро. Я был в Самаре и во многих поселках, там до сих пор живут люди. Почему же ты думаешь, что они не могут обитать и в Москве?
– Но, святой Эрнесто, были ведь знаки…
– Я не святой Эрнесто! – Кухулин перешел на повышенные тона.
– Но, разве не чудо, – на лбу отца Арсения проступили капельки пота, – то, что вы прошли столько километров сквозь отравленные леса, сквозь мутантов? Разве не чудо, как вы шли по Муравьиному холму, не боясь умереть от не знающих пощады жал проклятых насекомых?
– Я, – Кухулин с силой ткнул себя кулаком в грудь, – мутант. Жертва экспериментов. У меня черная полоса вдоль спины, у людей такой нет. Я изменился, когда мне было тринадцать лет. Я не боюсь радиации и чувствую ее на расстоянии. И с мутантами я умею общаться: кем-то повелеваю на расстоянии, а кого-то просто отпугиваю… телепатически.
– Но… но как же… – на священника было жалко смотреть: слезы текли из опухших глаз, голос его растерял все бодрые нотки, а руки дрожали, – но… но… ведь… что же это…
Прикрыв трясущимися ладонями лицо, он опустился на колени и заплакал, приговаривая:
– Нет… не покидайте… пожалуйста… не покидайте нас… Свя… той… Эрне… рне… сто… – глухие рыдания душили его.
Леноре, видевшей всю эту сцену, стало вдруг безмерно жаль бедного человечка в рясе. Ей захотелось подбежать к плачущему священнику, прижать его к груди и колыбельным шепотом напеть слова утешения: «Ну что ты, что ты! Он пошутил. Он – Эрнесто, святой Эрнесто, который пришел спасти свой народ. И не будет больше болезней, и голода больше не будет. И сапоги угнетателей отныне не посмеют топтать ваши поля, и жестокие насильники больше никогда не войдут в спальни ваших сестер и дочерей, и страшные звери не выйдут из своих лесов, и будет мир, и будет свет, и будет покой во веки веков и до скончания времен. Не плачь, Арсений, не плачь…»
Кухулин, взглянул исподлобья на Ленору. Безусловно, кумир почуял ее сострадание. Еле заметно улыбнувшись, он коснулся плеча священника.
– Отец Арсений, – тихо произнес он, – я не святой Эрнесто. Но я помогу вам.
IV. Tu amor revolucionario…Несмотря на поздний сентябрь, стояла жаркая погода. Кухулин, нервно поджав губы, изучал раны захлебывающегося в крови Валеры. Нет никаких сомнений – несовместимы с жизнью. Вот и еще один его товарищ скоро покинет этот дрянной мир. А сколько их погибло за время странствия? Но этот совсем еще мальчишка, конопатый глупый мальчишка. Моложе его были только Марк и Аврелий… и она…
Прищурившись, Кухулин посмотрел на Ленору. Та, отрывисто дыша, с ненавистью глядела в сторону автопарка. Там засели остатки армии Божественного Совета и там же среди своих подельников скрывался некогда могучий диктатор Десяти Деревень, великий вождь Новомирья, божественная инкарнация Одина – Аркадий Верхоянский. Автопарк – это все, чем теперь владел могучий правитель. Четыре месяца бескомпромиссной революционной войны закончились штурмом «Нового мира». И вот остался всего один рывок, одна атака, и победа станет окончательным торжеством справедливости. Его торжеством.
Валера вдруг конвульсивно дернулся, изо рта его вырвалась струйка темной крови, а угасающий взгляд был направлен на Ирму. Рыжеволосая женщина, пряча глаза, теребила в руках охотничий нож. Кухулин не умел читать мысли, но был способен «видеть» эмоции людей. Он прекрасно знал о тайной влюбленности юнца в зрелую женщину. И, разумеется, от него не укрылись заигрывания Ирмы с чувствами мальчонки, порой доходящие до бессердечного кокетства. Что ж… такова природа женщин…
– Ирма! – властный голос Кухулина не терпел возражений. – Попрощайся с ним!
Женщина вздрогнула, ее взгляд выражал мольбу не заставлять ее делать это. Но играющие на лице Кухулина желваки не оставили ей никаких шансов. Она подошла к умирающему, встала перед ним на колени и поцеловала. Спустя полминуты Валера умер, но чудилось, что глаза его в последние мгновения жизни лучились умиротворяющим светом счастья…
«Интересно, что бы на это сказал Олег?» – подумалось Кухулину. Но майор революции Олег Протасов сейчас подавлял, как любил иногда выражаться отец Арсений, «контрреволюционный мятеж», – в Бессоново. Двоюродный брат диктатора Сергей Верхоянский умудрился поднять восстание и захватить второй по важности населенный пункт Новомирья. Что ж… это лишь выпад загнанной в угол смертельно раненной крысы – и не более того…
На практике автопарк оказался хорошо укрепленным бастионом с заграждениями из колючей проволоки, окопами и блиндажами. И взять лобовой атакой его было невероятно трудно, почти невозможно. На совещании решили проутюжить укрепления врагов минометным огнем, но обоз со снарядами уже на подходе к «Новому миру» уничтожили диверсанты. В том бою погиб еще один соратник Кухулина – Илья. Впрочем, лучевая болезнь все равно доконала бы его. Бойцы Революционной армии Новомирья понимали, что победа близка, но именно ее близость заставляла людей беречься. Никому не хотелось умирать за мгновенья до окончательного свержения ненавистного ига диктатора. За эти сутки солдаты Божественного Совета отразили две атаки. Валера возглавлял ударную бригаду – и вот результат.
– Святой Эрнесто, из Кирьяновки подошло подкрепление во главе с майором революции Вазгеном Артуряном, – доложил Кухулину запыхавшийся восемнадцатилетний парень. – Они ждут ваших дальнейших распоряжений.
– Отец Арсений пришел с ними?
Парень утвердительно кивнул, а затем, неожиданно вспомнив о субординации, вытянулся в струнку и пророкотал:
– Так точно, святой Эрнесто!
Кухулин тяжело вздохнул. Как же они достали его своими «святыми Эрнесто» и прочей мутью…
– Позови сюда Вазгена и Арсения.
Парень исчез, а Кухулин с помощью бинокля еще раз осмотрел автопарк.
Он уже давно перестал бороться со своим обожествлением. Для многих, главным образом благодаря пропаганде отца Арсения, он стал воплощением небесного провидения, для кого-то – бессовестным циником и лгуном, для кого-то – исчадием ада. Но никто не знал, кем он был на самом деле. Все, буквально все принимали его лишь за того, за кого хотели принимать. И в то же время каждый из них был по-своему прав, ибо видел ту маску, в которую в тот момент облачался Кухулин. Всякое разумное существо многолико по природе своей, но со временем оно привыкает к какой-то одной или, быть может, двум или трем маскам и мнит себя тем, что надето на его лице. У Кухулина таких масок насчитывалось бесчисленное множество, потому что он знал: любая личина – прах, ибо ее можно сорвать. Если ты служишь личине, значит, ты поклоняешься тлену, тому, что конечно, что рано или поздно обречено исчезнуть. Кухулин с горечью сознавал, что подобной личине, фетишу, созданному отчаянием голодных и бесправием бессильных, поклонялись многие в Новомирье. И этим идолом стал святой Эрнесто.