Олег Синицын - Скалолазка и мертвая вода
Меня отбросило на несколько метров. Пролетела подбитым «кукурузником» и рухнула в озеро.
Едва не потеряла сознание, но ледяная вода тут же привела в чувство.
Выпрыгнула из воды, словно ошпаренная. Вылетела на берег и нарвалась на новый удар.
Бейкер в прыжке вонзил в меня ступню. Едва грудную клетку не проломил, проклятый. Дыхание перехватило, но на этот раз меня швырнуло на берег.
Я подняла голову. Темнота накатывала на глаза волнами.
Бейкер забрался по колено в воду. Что-то искал. А! Свое мачете. Все надеялся порубить меня к ужину. Или что он там еще придумал своей пробитой башкой?
Я собиралась подняться и врезать этой сволочи так, что… что… Чтобы всю жизнь потом помнил? Так было это однажды. И, судя по всему, он не забывал о той нашей встрече никогда.
Следующая мысль пришла неожиданно.
Да на кой мне драться с Бейкером!
Я глянула в сторону леса.
Полумрак чащобы прямо притягивал к себе. Чего, собственно, раздумывать? Нужно спасать свою тощую задницу – как говорят негры в голливудских киношедеврах.
И я метнулась к заповедному лесу.
Я бежала по гальке, ноги путались. После двух коварных ударов Бейкера отсутствие координации естественно. Удивительно, что могу еще бежать…
– Стой, Скалолазка! – заорал сзади Бейкер. – Будет хуже!
Сомневаюсь, что будет хуже. Что может быть хуже разделывания твоего тела тесаком?
– Сто… – начал он и осекся.
Я быстро обернулась и обнаружила, что Бейкер распластался на камнях. Какая досада – бедняга споткнулся. Вернуться и помочь ему подняться? Как-нибудь в следующий раз.
В меня возвращалась уверенность. Я «давила на педали», мешанина деревьев становилась все ближе, а глухая ругань Бейкера удалялась. Когда я достигла границы леса, от берега донеслось отчетливое:
– СКАЛОЛАЗКА!.. ТЫ БУДЕШЬ УМИРАТЬ ДО-ОЛГО!!
Сначала поймай меня!
Не разбирая дороги, влетела в кусты. Они скрывали бурелом, и я здорово припечаталась лбом к поваленному стволу.
Ох!..
Так и села. Но рассиживаться некогда.
Поднялась.
Если так и дальше пойдет, то не Бейкер разделается со мной, а сама угроблюсь.
Пошатываясь, нырнула под ствол. Двигалась куда осторожнее. Незаметно приблизилась к скале, которая уходила вверх неприступной – даже для меня – стеной.
Углубиться в лес не успела. Впереди мелькнула фигура помощника Бейкера. Он возвращался мне навстречу. Так и не поймал Глюки!
Я испытала непонятную гордость за Барсика. Вот только… Куда мне-то деваться? Сзади Бейкер с мачете, впереди мускулистый латинос с автоматом… Наброситься на него? Нет, с этим драться еще хуже, чем с Бейкером. Не научилась я пока пули переваривать без вреда для здоровья.
Я очутилась в западне. Базальтовая скала, рассекавшая лес слева от меня, как назло была без единой трещинки – не заберешься. Справа темнела чащоба, в которой быстро не скрыться. Помощнику Бейкера останется искромсать ее вместе со мной очередями из своей стреляющей железяки.
Выхода нет?
Выход есть всегда!
Я с разбегу запрыгнула на ствол, стоявший на моем пути. Быстро-быстро полезла вверх. Когда расстроенный мулат поравнялся с деревом, я находилась уже метрах в шести над его головой.
Остановился он как раз подо мной, перекинул автомат и достал сигареты. Сунул одну в рот и все никак не мог прикурить.
Где же Бейкер? Я пыталась увидеть, что творится возле озера, но стволы деревьев и их листва ограничивали обзор.
А вот и он нарисовался. Фигуру скрывало дерево, но из-за ствола появилась опущенная рука с мачете.
Он стоял. Чего-то ждал. Чего?
– Скалолазка! – последовал его крик. – Выходи из леса!
Помощник Бейкера оставил попытки зажечь сигарету, бросил зажигалку под дерево и отправился обратно в лес. Очевидно, искать Глюки. Не выполнил приказ и не горит желанием встречаться с шефом.
– Выходи, крошка! Иначе вместо тебя пострадает невинный человек.
Бейкер вдруг показался в просвете между деревьями. Я с ужасом увидела, что он держит за волосы Верочку, которая стоит на коленях. Где он поймал ее? Матушки! Я-то думала, что она в безопасности!
– Выходи, крошка! – в третий раз пригласил Бейкер. Рука, сжимавшая тесак, поднялась над Вериной головой. Нет! Стой!
Хотелось закричать, но горло перехватило. Он не сделает этого. Не обидит постороннего человека!
– Я буду считать до десяти, – объявил Бейкер. – На счет десять отрублю ее умную, начитанную голову!
Вера покорно сидела рядом с ним, уставившись на камни. Зачем Бейкер угрожает ей? Она же ни в чем не виновата. У нее дома остался маленький сын, которого она воспитывает одна! Она…
– Один! – громко произнес Бейкер, и я поняла, что проиграла.
– Стой! – прорвало меня. – Стой-стой-стой!!!
Американец замер.
– Ты где там?
– На дереве! Сейчас спущусь! Отпустите Веру!
– Двигай сюда!
– Уже спускаюсь, уже…
Вообще-то спускаться немного сложнее, чем карабкаться вверх. Я на секунду замешкалась и, опасаясь разозлить американца, снова напомнила о капитуляции:
– Спускаюсь я, Бейкер!
– Поторопись, мне некогда… Куда пропал этот недоумок?
Я нащупала ступней нижнюю ветку. Встала на нее.
Слова, произнесенные дальше Бейкером, заставили обмереть.
– Не отвлекайся, Скалолазка. Какую конечность отрубить тебе в первую очередь?
Я испытала шок. В груди похолодело. Сердце застыло – такое впечатление, что оно больше не запустится.
У Бейкера опять съехала крыша. Канал в его голове переключился. Но американец вспомнил не события во французском особняке, не эпизод на Крите, а совсем свежий момент. Десятиминутной давности. Когда он собирался обезглавить меня своим страшным тесаком.
Тогда я успела отпрыгнуть. А теперь?..
Теперь на моем месте находилась Верочка! Бейкер держал ее за волосы и думал, что это я.
– Я ЗДЕ-Е-Е-ЕСЬ! – закричала во всю глотку.
Рука с мачете резко опустилась…
Мне было около семи лет, когда это случилось. И мир маленькой девочки Алены Баль разом перевернулся, оставив в прошлом солнечное детство. Я не помню имени – отчества воспитательницы в детском саду, не помню гонок на трехколесных велосипедах, о которых рассказывала подруга… Все-таки одни события вытесняются из головы другими. И если у Евгении Симоновой, ныне Абрамян, осталось воспоминание, как мы содрали локти и коленки, съехав на шоссе с крутой горки, то во мне сохранился лишь образ бабушки. На ней был льняной передник с красными славянскими узорами – уточками и ростками. Она посадила меня на кровать, присела рядом, сложив руки на коленях, и долго молчала. Собиралась что-то сказать, но вместо этого неотступно смотрела на пришпиленный к стене рисунок, который я подарила маме на 8 Марта. Корзинка, полная грибов с красными шляпками. Подосиновики.
Все началось с отъезда отца. Хотя у нас сохранилось несколько фотографий, я совершенно его не помню. Маму – да. А вот отца – нет… Я знала только, что он уехал очень далеко. Бабушка сказала: «Туда, где солнце светит круглые сутки». Именно так.
Прошло несколько дней, а может, недель. Посреди ночи меня разбудила мама.
– Я еду к папе, – сказала она. – Я хочу попрощаться с тобой…
Такой она мне и запомнилась. Овал лица в полумраке, мягкие волосы, запах цветочных духов и какая-то неземная теплота, исходившая от нее. Мамочка моя…
Она поцеловала меня на прощанье и произнесла фразу, которую я вспоминала каждый день на протяжении десяти следующих лет.
– Будь умницей, дочка…
Будь умницей… Будь умницей…
Не знаю, сколько времени прошло после этого. Бабушка говорила, что пара недель. Мне показалось – целый год. Я нашла на улице безногую, но совершенно новую куклу. Прибежала домой, чтобы поделиться радостью с бабушкой и дедушкой. Застала их на диване перед включенным телевизором. Они уставились в экран, а лица у них были такие белые, будто их подменили масками чужих, незнакомых людей. На ковре валялись телефонный аппарат и трубка, соединенные витым проводом.
Я ворвалась с радостным воплем, на секунду остановилась, глядя на экран…
Дед вскочил с дивана. Спешно и грубо затолкал меня в спальню. Так я и не увидела ничего. Моя радость тут же испарилась. Я рыдала у запертой двери. Рыдала несколько часов.
А потом в спальню вошла бабушка в льняном переднике с красными узорами…
– Мне нужно сказать тебе, Аленушка, – произнесла она, разглядывая рисунок корзинки, набитой здоровенными подосиновиками. – Мама с папой не вернутся…
Не помню, как я слезла с дерева. Вероятно, свалилась в конце. Не помню, как продиралась сквозь кусты, как упругие ветви хлестали по лицу. Не видела ничего. Перед глазами сияло опускающееся лезвие, а затем последовал чавкающий удар.
Вылетела на берег и остановилась.
Подобный ужас я испытала лишь однажды в своей жизни. Когда бабушка в льняном переднике с уточками сообщила, что моих родителей больше нет. Они погибли там, где солнце светит круглые сутки. Месяц назад они были рядом, я говорила с ними, и вдруг в один миг их не стало.
