Алекс Орлов - Стрела Габинчи
– Что еще про мальчишек?
– Сказали, что утром надо идти на дорогу и прямо там всех зарубить, чтобы не было, как в прошлый раз.
– А где они утром встретиться собирались и что за дорога?
– Встретятся, я так понял, прямо в «Котелке». А оттуда все вместе на дорогу.
– Понятно.
Галлен поднялся и, отсчитав пять крейцеров, подал соглядатаю.
– Спасибо, ваше благородие, – произнес тот совсем уже трезвым голосом.
– Я скажу, чтобы тебе отдали одежду, и ступай восвояси.
– Спасибо вам.
– На здоровье.
Галлен подошел к конюшенным воротам, откуда пробивался слабый свет, и, открыв створку, заглянул внутрь. Бурт дремал, привалившись к стене, а конюх подметал проход между денниками.
– Бурт, вставай, мы уходим.
– А? – Слуга сразу пробудился и вскочил на ноги.
Подошел конюх, кавалер отдал ему его деньги.
– Верни страдальцу одежду, и пусть уходит.
– Слушаюсь, ваше благородие.
– А как тебе удалось его протрезвить, водой поливал, что ли?
– Нет, тут свой способ имеется, – улыбнулся конюх. – Воду нужно внутрь заливать, с одного края и с другого. Пьяному дай воды, скажи «пей», и он будет пить, а как напьется и уже обратно из него выливаться начнет, то и с другого краю добавить надобно.
Тут конюх потянулся к стене и снял с гвоздя устройство, очень напоминавшее ручные мехи для раздувания огня.
– Сюда ведро воды входит, если лошадь лечить нужно – самое подходящее. А что лошади годится, от того и человеку толк будет.
– И что же, ты в него целое ведро залил? – уточнил Галлен, заметив узкий штуцер на конце мехов.
– Именно так, ваше благородие. Как бы человек ни был пьян, но если залить в него с двух сторон воду, протрезвеет быстрее, чем вода из него выйдет.
– Ну что ж, занятно. Весьма занятно. Завтра к рассвету приготовь моего коня.
– А мула?
– Мул не нужен, пусть отдыхает.
– Хорошо, ваше благородие.
Галлен вышел во двор и направился к гостиничному крыльцу, только сейчас вспомнив, что прервал в рестаранте ужин.
«Теперь остыло все…» – подумал он.
– Ваше благородие, я бы чего-нибудь пожрал, – подал голос Бурт, шедший рядом с хозяином.
– Я тебе денег давал и хлеба.
– Дык когда это было, все уж сошло, в нужник два раза бегал…
– Разбаловал я тебе, только харч переводишь. Ладно, сейчас тебе из рестаранта что-нибудь вынесут.
– Спасибо, ваш благородие!
Они вошли в гостевую залу, и кавалер, указав на слугу, сказал приказчику, чтобы того пропустили наверх – в апартамент.
– Сейчас ему вынесут поесть, и пусть идет.
– Как скажете, ваше благородие, – ответил приказчик, кланяясь.
Когда Галлен вошел в рестарант, там уже не было никого из посетителей, только приказчик.
– Я отнес ваш суп на печь, чтобы не остыл, – сказал он.
– Замечательно. И вот что, вынеси моему слуге большую чашку какой-нибудь плебейской похлебки – пожирней да погуще.
– Непременно вынесу, ваше благородие.
61
С собой в дорогу Клаусу с Ригардом дали половину свиного окорока, хорошо соленного и валянного в петрушке, однако имевшего крепкий запах подпорченного мяса. Этим и объяснялась щедрость хозяина – самому этот окорок ему было не одолеть, однако приятели этим подарком остались довольны.
Они встали до рассвета, хорошо выспавшись на свежей соломе, съели кукурузный хлеб с кислым молоком, да еще получили окорок. И все за небольшую горку перетасканной земли!
Попрощавшись с хозяином, приятели вышли на дорогу, по которой еще струился синий предутренний туман. Поеживаясь от прохладного воздуха, они двинулись в сторону города, позевывая и глядя по сторонам, на покрытые туманной завесой придорожные домики.
Вот на забор вспорхнули воробьи, до восхода на удивление молчаливые. На крыше к теплой трубе прилегла кошка, тоже зевая и потягиваясь.
Почуяв чужих, во дворах залаяли собаки, но как-то неохотно, больше из чувства долга.
За некрашеными высокими воротами закукарекал молодой петух, но старшие коллеги его еще не поддержали, выжидая первого луча солнца, зато заметил хозяин и поругал:
– Чего орешь раньше положенного?
Грохнули воротные засовы, и на дорогу стала выезжать телега, запряженная невысокой гнедой лошадкой.
– Тпру! Стой на месте! – потребовал хозяин, тот самый, который отчитывал петуха.
Лошадь встала на обочине, а седой, сутуловатый старик закрыл ворота и, выйдя через калитку, стал устраивать себе место на козлах. Заметив путников, он какое-то время всматривался в их лица, словно пытаясь угадать знакомых, а потом спросил:
– В город, ребятки?
– В город, – ответил Клаус.
– Садитесь, подвезу, а то одному ехать скучно.
– Вот спасибо! – обрадовался Ригард, который не любил ходить пешком. – А то до города ноги сотрешь!
– Только осторожно там, тряпки на ящиках не поднимайте, а то гуси пощипают.
– У вас тут гуси?
– Они самые, – подтвердил старик и, дернув вожжи, стал выводить телегу на дорогу.
– А чего они какие-то молчаливые?
– Как рассветет – загогочут и зашипят. Те еще аспиды.
– Безобразничают? – спросил Ригард, с опаской поглядывая на стоящий рядом ящик.
– А то! Бабку мою совсем загоняли. Вот, везу теперь продавать. Лучше кур разводить, с ними мороки меньше, хотя перо, конечно, совсем не то. Да и в супе гусятина поосновательнее будет.
– Да, гусятина – это просто объедение, – произнес Ригард и вздохнул, вспомнив свою сытную жизнь в Денвере и ежедневные поздние обеды из трех, а то и четырех блюд, не считая пряников и кусков торта со стола самого бургомистра.
А теперь он прижимал к себе сумку из мешковины с вонючим окороком.
От новой самостоятельной жизни Ригард заметно постройнел, а ведь дома его за округлость фигуры даже поддразнивали.
– Глядя по одежке, вы не нашенские, правильно? – спросил старик.
– Не вашенские, – подтвердил Клаус, расстегивая куртку. После ночевки в сарае ему под рубаху набилась солома.
– А чего в деревне делали?
– На ночлег приходили.
– Из города? – удивился старик, поворачиваясь к Клаусу.
– Из города.
– А чего так далеко?
– Ближе – дорого. Везде деньги требуют, а тут мы дотемна землю потаскали и на ужин заработали.
– Это да, – закивал старик. – В деревне дешевле, а в городе – гляди в оба. Бывает, прямо на воротах мзду требуют. Я вон в мешке фунт меда везу на случай, если этот рыжий снова стоять будет.
– Рыжий?
– Ну да. Самый вредный у них. Все ему подай, все подари, думает, если из деревни, то у нас тут мед по реке течет.
В ящике гагакнул гусь.
– Ну вот, начинается, – заметил старик. – Просыпаются помаленьку, птицы перелетные. А чем это так пахнет?
– Плохо пахнет? – спросил Ригард, понимая, что старик учуял «аромат» подпорченного окорока.
– Нет, хорошо пахнет. Степняцким кунждуком, я его в молодости много поел, пока в пастухах работал.
Стало светать, с первыми лучами солнца лошадь пошла быстрее, а гуси завозились в ящиках и стали на пробу подавать голоса.
– А чего в городе будете делать? – спросил старик.
– Работу поищем, чтобы настоящую, а не на пару дней, – сказал Клаус, надеясь, что старик подскажет им подходящее место.
– На реке работы много, там срубы рубят, а потом разбирают и по реке скатывают. Пока здоровье было, я там от зимы до зимы батрачил.
Клаус с Ригардом переглянулись. Река – это звучало заманчиво. Втайне они надеялись, что когда-нибудь им удастся попасть на торговую галеру, чтобы повидать мир по-настоящему, а не так – пешком, от города до города.
62
Пред рассветом в дверь стукнули. Галлен спал чутко и сразу открыл глаза. Стук повторился, а потом послышался голос приказчика, которому он с вечера приказал разбудить его:
– Ваше благородие, пора подниматься… Ваше благородие…
Галлен опустил ноги на остывший пол, вышел к двери и, открыв ее, кивнул, давая понять, что приказчик может идти.
Затем прикрыл дверь и посмотрел на храпевшего в углу прихожей Бурта. Тот всегда спал крепко, Галлену приходилось прилагать немало усилий, чтобы разбудить слугу.
В этот раз он решил испробовать другой способ, без воды и тычков. Подойдя к Бурту, он наступил ему на руку – совсем не больно, однако это напугало слугу. Тот вскрикнул и тотчас проснулся.
– Ой! Ваше благородие, чего тут?!
– Вставай, – сказал Галлен и, вернувшись в комнату, стал одеваться.
Грубые штаны, льняная рубаха, кольчуга, куртка и прожженная вчерашняя шляпа. И те же растоптанные сапоги с кармашком для тонкого кинжала.
Потом Галлен распахнул оружейный сундук и стал изучать свой арсенал, разложенный по отделениям и прихваченный ремешками.
Здесь были латы, два щита – большой и малый, два арбалета, шесть кинжалов, две даги, три шлема и четыре меча.
Сейчас в дело годился короткий – лопарский, всего в локоть длиной. Он удобно прятался в рукав и был удобен для схватки в помещении. Ему в пару Галлен взял широкий кинжал, который мог играть роль даги и щита.
