Олег Верещагин - Возрождение

– Какой… лифчик?! – Мальчишка аж дернулся и от неожиданности вогнал финку обратно.

Глаза кадета стали изумленными:

– Ой, еп… перный сарай. Ты где рос? Ну… жилет. Жилет для разного снаряжения. Его лифчиком называют.

– Дебильное название… – проворчал Славка, успокаиваясь.

– Гм… – Кадет задумался. – Ну… Может, и так. Ну, разгрузка. Эржэ. Как хочешь. Короче, вот. «Пионер». Старая, но простая и надежная. Тут ремни, потом по тебе подгоним. Его можно как угодно носить, хоть на голое тело, хоть на бушлат с подстежкой, только размеры ремней меняй… Смотри-смотри, что ты взглядом разрешения просишь? Это твое теперь все… И запомни. Вот тут у тебя всегда все должно быть по списку. Восемь магазинов снаряженных вот в этих карманах, девятый и десятый – на автомате бутербродом… потом увидишь! Вот тут – три гранаты, какие есть, пока держи вот эти, «РГД-5», но – без запалов, запалы ввинчиваются только по команде или перед рейдом. Вот запалы, их – сюда… За баловство с запалами – прилюдная порка, запомни. Вот тут – перевязочный пакет. Вот в эти петли вставляется ремень. Вот в этих карманах можно носить всякое-разное, что нужно или что прикажут…

– А тут вот тоже карман… тут что-то… пластинка какая-то… – Славка, скривясь от напряжения, пошарил пальцами в узкой щели.

– Это кевларовый пакет, – пояснил кадет. – Он – как бронежилет маленький, грудь защищает, солнечное сплетение и низ живота. Настоящих бронежилетов мы почти не носим… А вот патроны. Вот эти пачки – автоматные, вот эта – к пистолету. Не будь дураком и не застрелись случайно…

А Славка вспомнил, как ночью его утешал тот мужчина, Северин, и каким безразличным он стал утром. Может быть так, что и этот парень уже завтра будет смотреть на него, Славку, как на пустое место. Даже наверняка – так и будет завтра. Поэтому надо, наверное, пользоваться моментом… У Леся спрашивать это было почему-то стыдно.

– А это трудно, быть, ну, этим… «букашкой»? – решился Славка.

Глаза кадета стали удивленными. Он потер губу пальцем и пояснил:

– Очень трудно. Но ты понимаешь, сейчас жизнь и вообще нелегкая. И кадетом быть трудно, и простым гражданином… а витязем – трудней всего… – Он внимательно посмотрел на Славку и неожиданно мягко продолжал: – Ты вот что. Послушай. Я вижу, что ты – как там раньше говорили? – ботан. – Славка даже писком не возразил, только опустил голову. – Но это не диагноз и не приговор, понял? Ботан – это тут. – Он ткнул Славку в лоб, несильно, но точно. – А все, что тут, можно менять. И нужно менять, если это мешает нормально жить. Во-первых, помни – тебе уже говорили наверняка, – что ты в любой момент можешь из «букашек» уйти. – Славка помотал головой – молча, решительно-отрицательно. – Да ты не спеши, ты пока не знаешь ничего… Во-вторых, еще вот что. Выбрось из головы все, чему тебя мама учила насчет взаимоотношений между людьми.

– Я… – Славка ощетинился, он сам от себя не ожидал такого. Сжал кулаки и подался вперед: – Не смей про маму!

– Ты слушай, – покачал головой кадет. – Я ее не ругал, твою маму. И не предлагал ее тебе разлюбить или забыть. Просто… просто я же все вижу. И еще на меня посмотри. Если бы я попытался жить так, как меня учила мама, – ну, что драка не метод, что с каждым можно договориться, что примерные мальчики не решают проблемы кулаками, – ни меня, ни мамы моей сейчас не было бы в живых.

– А… она у тебя жива? – прошептал Славка.

– Жива. В поселке живет. И жива она потому, что я – со страху, честно скажу, – разом нарушил все ее заповеди, установки и принципы. Раньше на секунду, чем нас схватили. И я поэтому жив. И она жива. И еще несколько человек тоже живы поэтому, хотя напрямую это и не связано. Понял?

Славка слушал внимательно. И вдруг вспомнил подвал, сопение… того существа и свои слезы и крики. А ведь – ему врезалось в память – там рядом была стойка с топорами. Он их хорошо помнил – на оранжевых пластиковых рукоятях, с черными, в масле, полотнами. Если бы он вырвался, взял и ударил… даже не ударил, просто схватил бы, пригрозил… ведь он мог сделать это! Мог!!! Но он только кричал, просил и плакал. Потому что мама… мама на самом деле всегда говорила, что драться, тем более со взрослым, – нельзя. Что всегда можно… ну, вот как этот парень сказал. А если какие-то неприятности и оскорбления – можно и потерпеть.

Вот он и терпел. И боль, и еще хуже – унижение, к которому не получалось привыкнуть. И теперь он, Славка, будет жить всю жизнь с памятью о тех жутких долгих месяцах в подвале. И о своей покорности, замешенной на цепенящем, обессиливающем ужасе. Хотя тот гад не был никаким силачом… с ним можно было справиться! Можно, чего себя обманывать…

– Я понял, – кивнул Славка. Он и правда – понял… – А ты был «букашкой»?

– Нет, не был. Тогда еще ничего этого не было. А когда мы сюда добрались, то меня просто смешно было бы записывать в такие. Я в душ-то мыться пришел голяком и – с карабином, даже не сразу сообразил, что с ним иду. У меня тогда был «СКС», верней, охотничий вариант. Сейчас он дома, в поселке. У мамы на балансе. – Он ухмыльнулся.

Но Славку не очень интересовал сейчас «СКС». Он спросил снова – нетерпеливо, словно это было очень важно:

– А ты тоже был… ботаном? Ну… в том мире?

– Угу, – кивнул кадет. – Без отца рос, мама надо мной тряслась… учись-учись-учись, вот тебе кружки, вот тебе комп, а на улицу не суйся, там плохие дети и дяди… И знаешь, Аристов, я вот сейчас – именно сейчас ее и люблю по-настоящему, маму. До этого я ее любил, конечно… но как-то так. Как предмет мебели. Понимаешь, тот мир… его жалко, конечно. Просто потому, что там не было столько ужаса… Но он все равно был неправильный. Криво построенный. Не упасть он не мог, вопрос был только – когда завалится и скольких задавит. Вот и… – кадет вздохнул, – упал. И задавил…

– А вдруг моя мама… жива? – Славка спросил это и затаил дыхание, глядя прямо в глаза кадета требовательным взглядом.

Тот пожал плечами и ответил сочувственно:

– Ну ты что от меня ответа ждешь-то? Я не знаю. По закону вероятности – нет. А по жизни – всякое бывает. Знаешь, нам как-то раз на занятиях такую занятную штуку рассказали. Вот представь, начинается война. Две армии – пять миллионов, ну, пусть три. Восемь миллионов человек. Ну и вот как ты вообще думаешь, какая у каждого из них вероятность, что самым первым на этой войне убьют именно его? А?

Славка честно задумался, представляя это себе. Улыбнулся вдруг:

– Очень маленькая…

– Ну да. В принципе под метеорит попасть – вероятность больше. Но ты сам подумай еще – а ведь он все равно есть. Этот, который первый. Для него одна восьмимиллионная и выпала как раз… – Славка озадаченно потер переносицу, а кадет закончил: – Может, и тут так, у тебя, только не с минусом, а с плюсом. Не знаю, короче…