Кочевники неба - Вадим Павлович Калашов
– Почему у вашего крушта цветной панцирь, но такие небольшие размеры?
– Боль старит крушта. Отсутствие зимнего сна останавливает его рост.
– Полностью?
– В длину и в высоту. Наросты на панцире нам всё-таки приходится срезать.
– Почему вашего крушта не убили холода?
– Потому что на Южных Островах их нет.
– Вы не боитесь перелетать море на круште?
– Боялись только поначалу. Тут главное – точно знать, сколько крушт может продержаться без пищи.
– Морская вода содержит даже больше пищи для крушта, чем озёрная.
– Мы не спускаемся низко на большой воде.
– Боитесь, что он утопит своих мучителей?
– Это твой последний вопрос? Если да, давай лучше послушаем ночных пчёл. В их гуле хочется полностью раствориться, не находишь?
Настала пауза. Варэк смотрел на этого рассудительного спокойного мужчину, ценителя прекрасного и эрудита, и ему с трудом верилось, что утром он с осатанелыми глазами убивал ни в чём не повинных людей. Сейчас он был скорее похож на доброго великана из детских сказок.
– Как вы относитесь к обычным круштанам?
– А сам как думаешь? Мы не пощадили никого из деревенских, а тебя с другом оставили в живых. Мы относимся к вам намного лучше, чем вы к нам. Например, мы не устраиваем рейдов в странах Миртару, чтобы у мальчиков Миртару не было лишних проблем. Кто виноват, что вас, сорванцов, заносит порой чуть ли не к Южным Островам.
– Вы совсем-совсем не посещаете стран, где обычно происходит Миртару?
– Редко. Но в такие моменты даже спускаем с крушта флаг, маскируем руль и гвозди.
– Как вы стали разбойничать?
– Подхватили эту идею у нижнего мира. Мы просто не ждём, когда они нападут на нас ради хитина, а атакуем первыми, забирая свою добычу.
– Не все в нижнем мире негодяи. Вы могли получить всё, что хотели, через торговлю.
– Как же! Пока не прервались всякие контакты между Братьями Свободы и Сонной Долиной, ваши Мудрейшие успели нам нагадить. Не знаю, что они такого наговорили купцам Хитиновой Гильдии, но свободные крушты попали в её чёрный список.
– Выход был. Охота, рыбалка.
– А одежда и оружие?
– Проблема для нас, но не для вас. Я заметил не только руль, но и якорь. Останови крушта в удобном месте и осваивай ремесло.
Это простое предложение вывело Гуго из себя. Сходство с персонажем добрых сказок исчезло так же неожиданно, как и появилось. Гул ночных пчёл затих в предчувствии большой грозы, и слова капитана Короля Крови разносились далеко вокруг:
– Конечно, а потом привяжись к этому месту, стань его рабом! Чем ты тогда будешь отличаться от червей из нижнего мира?!
Капитан задал Варэку риторический вопрос, видел ли он среди экипажа женщин.
– А знаешь, почему? Потому что семья – это тоже рабство!
– Ну, просто летающий монастырь!
– Что за вздор? Аскетизм – выбор идиотов.
– Тогда как вы…
– Некоторые деревни платят нам не деньгами и продуктами, а румяными девками! Но мы их берём на месяц, не больше, чтобы не привязываться.
– А экипаж как пополняете? Забиваете в крушта ещё больше гвоздей в надежде, что из его рога вылетит младенец?
– Мы считаем, что воздушные кочевники – это не народ, а принципы. Иногда наши ряды пополняют мальчики Миртару. Но я, например, родился в нижнем мире. В семь лет меня отдали вместо дани Братству Свободы собственные родители. С каким наслаждением я сжёг, когда вырос, родной город!
– К родному крушту ты относишься не лучше…
Заливаясь громким смехом, капитан несколько раз стукнул кулаком по панцирю. И, хотя Варэк никогда не считал себя праведным круштаном, ему было мерзко до тошноты услышать то, что сказал Гуго потом. Хотя, наверное, как раз из-за собственного отношения к заветам предков ему и было так плохо. Местами Гуго говорил то, что Варэку не могло даже в голову прийти, а местами озвучивал его собственные мысли. Но то, что у Варэка имело характер дерзкой шутки, уважительных сомнений или подросткового бунта, у Гуго оформилось в настоящую чёрную философию. Он словно бы украл самые неприятные мысли Варэка, переварил их своей тёмной душой до состояния полного омерзения и вернул владельцу.
– Все люди, кроме нас, рабы. И если рабство семьи – самое цепкое, рабство родины – самое тяжкое, то рабство иллюзий – самое печальное. Черви нижнего мира придумали себе Бога, а твои соплеменники – Птицу Судьбы и бесчисленных духов, которые якобы дали им мораль. Но морали нет, иначе бы она не была бы у каждого народа своя! Это просто одна из разновидностей рабства! Иллюзии… как же их обожают рабы! Они готовы очеловечивать собаку, спасаясь от тоски, но это обман – собакой управляет инстинкт, она неспособна испытывать наши эмоции и мыслить как мы! Но чего стоят иллюзии нижнего мира пред воздушными замками воздушных кочевников! Это ж надо было додуматься – наделить свободной волей… жука!!!
Вся учёность моментально слетела с Гуго, и стало очевидно, что его знания обрывочны и поверхностны. Но Варэк не стал поправлять, что крушт – это не жук, а моллюск. Внезапно обнаружившиеся пробелы в самообразовании грозного капитана – последнее, что волновало подростка в его речи. Он чувствовал себя на краю ужасной пропасти, когда одновременно и хочется отползти, и манит прыгнуть. Так и сейчас его одновременно и выворачивало с того, что говорит Гуго, и хотелось непременно выслушать его до конца.
Раскат грома привёл Исполина в непонятное неистовство. Он с такой силой замолотил по панцирю, что, казалось, оставлял на нём вмятины.
– И что с того, что крушт кричит, когда ему больно? Барабан тоже не молчит, когда ты по нему стучишь, но разве становится он от этого разумным, как люди? Какая, к чёрту, воля крушта? Он только жрёт и спит, спит и жрёт, но целый народ подчиняет себя ему! Смешно! Как же рабы смешны в неведении о своём рабстве!
Гуго резко смолк, словно к чему-то прислушивался, а потом захохотал, подставляя своё лицо первым каплям дождя.
– Ха-ха-ха, а давайте сочувствовать дичи и прекратим охотиться! Давайте сочувствовать домашней скотине и прекратим её резать на мясо! Давайте сочувствовать рыбе и прекратим её ловить! Не останавливайтесь, рабы! Придумывайте новые иллюзии!
– Да какое у тебя право смеяться над сочувствием к животным, когда ты не умеешь его испытывать к людям, лицемер?! – всё-таки не выдержал Варэк и остановил этот поток чёрной философии.
Гуго обтёр мокрое лицо
