Братья крови - Русанов Владислав Адольфович
– Хватит! – выдохнула охотница. – Кончаем его!
Повинуясь ее приказу, мы с Чеславом одновременно прыгнули через монаха. Словно две черные тени, пробежали еще пару шагов и развернулись, широко раскинув руки. Тем временем Агнесса грациозно взвилась в воздух и пнула человека сапогом между лопаток.
Святоша врезался в нас, и мы с хохотом отбросили его к стене с облупившейся штукатуркой. Впрочем, смех Чеслава быстро сменился шипением – он невзначай прикоснулся к освященной веревке.
С чавканьем, будто конский «кругляш», монах врезался в задрожавшую стену и сполз по ней. Дряблые щеки тряслись, рот беззвучно открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, а выпученным глазам мог позавидовать любой рак. Он представлял жалкое зрелище – капли пота, несмотря на довольно прохладную ночь, усеивали лоб и тонзуру, грудь судорожно вздымалась и опускалась. У меня зародились сомнения, а не хватит ли его удар до укуса? Но, несмотря на кажущуюся сломленность, святоша не утратил присутствия духа. Он нашел силы встать на колени и забормотал, возводя поросячьи глазки к затянутому тучами небу.
– Credo in unurn Deum, Patrem omnipotentem, factorem cаеli et terrае…[55]
Агнесса плотоядно усмехнулась и облизала губы алым язычком. Монах поперхнулся и сменил молитву:
– Pater noster, qui ts in caelis, Sanctrticetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum…[56]
Но не зря учил нас пан Мжислав Ястжембицкий, что христианская молитва имеет силу лишь в устах человека, искренне верующего. Для того же, кто грешен, кто нарушал заповеди, кто не верит в сердце своем, она остается лишь пустым сотрясением воздуха, способным только напугать неопытного птенца. А высшего вампира, отмерившего не одну сотню лет, каким являлась Агнесса, бормотание монаха могло лишь рассмешить. Она шагнула вперед, занесла руку и вдруг притворно отдернулась.
В глазах коленопреклоненного монаха мелькнул огонек надежды. Голос окреп:
– Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster…[57]
Стремительный удар.
На располосованной острыми коготками щеке выступили капельки крови. Святоша поперхнулся последним словом и замер с раскрытым ртом.
Агнесса провела пальцем вдоль глубокой царапины. Неторопливо осмотрела окрасившуюся алым кожу. Слизнула кровь.
– Ну кто первый? – Вампиресса наградила долгим взглядом поочередно меня и Чеслава.
Студент дернулся было, но я успел раньше, сказав с почтительным поклоном:
– Только после вас, моя пани.
Она улыбнулась, шагнула поближе к добыче.
Я приготовился немедленно прийти на помощь, если монах, обезумев от отчаяния, попытается оказать сопротивление. Но этого не потребовалось. Агнесса уже полностью подчинила его волю, виртуозно воспользовавшись присущей кровным братьям магией духа.
– Как мне будет приятно убить очередного мерзкого, лицемерного, зажравшегося и погрязшего в пороках святошу… – с ненавистью проговорила принцесса, подходя почти вплотную к застывшему человеку.
Ее лицо исказилось от ярости, на миг превратившись в прекрасную, но от того еще более ужасную маску смерти. Сильные пальцы безжалостно смяли щеки и подбородок монаха, глубоко вдавившись в мягкую плоть. Взгляд жертвы, устремленный в вечность, остекленел.
Внезапно черная тень вынырнула из мрака ночи и, мимоходом сметя с пути Чеслава, оттолкнула вампирессу от ее добычи. Агнесса вскрикнула, будто подбитая птица, а я, не успев даже осознать, что же произошло, кинулся ее спасать. Но весь мой порыв пропал впустую. Натолкнувшись на стремительно выброшенную ладонь невидимого врага, я опрокинулся навзничь. Даже ноги выше головы задрались.
Кто посмел так обращаться с вампиром, с высшим существом?
Я вскочил, нашаривая на поясе рукоять короткого корда, – в те годы, как, впрочем, и сейчас, я доверял холодному оружию, несмотря на все сверхъестественные способности кровных братьев. Клинок сверкнул, отразив луч выглянувшей из-за тучи луны.
– Стоять, птенец! – Низкий, рокочущий голос заставил меня замереть на лету.
Пан Лешко?
Белоголовый Князь-вампир вышел из-за угла. Рядом маячили плечистые фигуры двух его стражей, которые, как говорил пан Ладвиг фон Раабе, могли разорвать на клочки волчью стаю голыми руками. Следом за владыкой Кракова из темноты появился пан Мжислав, озабоченный, взволнованно озирающийся, что ни капли не было похоже на обычное поведение моего мастера и учителя.
Убирая корд в ножны, я успел разглядеть лицо вампира, продолжавшего удерживать Агнессу за плечи. Сэр Патрик, принц города Йорка и Нортумбрии. Его юное лицо исказилось не только от гнева, но и от напряжения – вампиресса прикладывала отчаянные усилия, чтобы вырваться.
Не говоря ни слова, пан Мжислав наклонился над Чеславом, который продолжал лежать, изображая тяжелораненого, сцапал его за ухо и поднял, поставив на ноги. Я уж собрался обрадоваться, но тут мастер свободной рукой поймал за ухо и меня.
Тем временем пан Лешко подошел к Агнессе, шипевшей, словно дикая кошка, учтиво поклонился.
– Как ты смеешь запрещать мне? – будто выплевывала она каждое слово в лицо соотечественнику. – Кто ты мне? Кто дал тебе право?
Патрик хранил молчание, сцепив зубы и нахмурив брови.
– Прошу покорнейше простить, моя госпожа, – на первый взгляд мягко вмешался пан Лешко, но сила княжеского голоса вряд ли кому-то позволила оставить его слова без внимания. – Вы гостите в моем замке, и каждому, кто только позволит себе помыслить причинить вам зло, я вырву сердце собственноручно. Но позвольте же попросить и вас не нарушать законы, установленные в подвластном мне городе. Я не могу допустить, чтобы во время недавно заключенного мною перемирия с охотниками – сами знаете, моя госпожа, зачем я пошел на это – произошло убийство монаха. Я, когда позволил упросить себя разрешить вам поохотиться, рассчитывал, что вы удовольствуетесь каким-нибудь мещанином или подмастерьем, в худшем случае – рыцарёнком из захудалого рода, которого нелегкая принесла в Краков в поисках службы и достатка. Но монах… Нет, я не могу допустить ничего подобного. Уж простите великодушно, моя госпожа.
Агнесса продолжала дергаться, но уже не так уверенно.
– Ответь сэру Лешеку, любовь моя, – почти с нежностью проговорил Патрик.
Когда до меня дошел смысл его слов, я рванулся так, что едва не оставил ухо в пальцах пана Мжислава.
– Стой спокойно, забери тебя Великая Тьма! – раздраженно прошипел учитель. – Пройдет не меньше трехсот лет, прежде чем оторванное ухо отрастет. Как ты будешь все это время охмурять красоток?
– Но, пан…
– Стой спокойно и закрой рот! Я тебе приказываю! Само собой, если хочешь спасти свою шкуру. Тебя, Чеслав, это тоже касается, как ты мог догадаться.
– А что я? – возмутился школяр. – Что я такого сделал? Что мы такого сделали?
– Вы поддались азарту охоты и забыли о самых простых правилах. Находясь на территории какого-либо князя, вампир, а тем более едва оперившийся птенец, обязан свято чтить законы, установленные этим князем. Не так ли?
– Я не спорю, – продолжал тем не менее возражать Чеслав. – Но Князь Лешко разрешил пани Агнессе…
– Но не на монахов же! – с болью, которую, скорее всего, доставила ему наша тупость, воскликнул мастер. – И тем паче не в двух кварталах от костёла! Тем паче когда там полно инквизиторов, понаехавших в Краков невесть с какого перепугу. Я не позволю вам, двум несмышленышам, испортить все, ради чего здесь собрались князья и сильнейшие мастера Силезии, Малой Польши и Моравии. Ясно вам, задиры-недоумки?
– Но ведь мы всего-навсего сопровождали принцессу… – слабо оправдывался я.
– Тем более, как спутники развлекающейся дамы, вы должны были заботиться о ее безопасности. А вам хотелось поскорее насосаться крови. Алчность подчинила ваш разум, а у вампира, если он хочет прожить хотя бы пару веков, должно быть наоборот. Сперва трезвый разум, после чувства. И любовь в том числе, Ланселоты вы мои Озерные.
