Сердце Дракона. Том 20 - Кирилл Сергеевич Клеванский
— Я знал, что однажды ты сюда придешь, — произнес невидимый голос.
— Император, — ответил он.
— Генерал, — поприветствовала пустота.
Закованный в броню из тьмы, с синим шарфом из ветра и льда, вооруженный мечом из мрака, прославленный генерал стоял на краю башни, где хранилась Книга Судеб, Книга Тысячи, Книга Знаний — разные народы называли её по-своему, но сути это не меняло.
— Что ты надеешься увидеть на её страницах, генерал? — спросил голос, прозвучав чуть ближе.
Кто-то незримый подошел ближе и встал плечом к плечу.
— Ответы.
— Тогда входи, — поторопи его голос. — Ты проделал такой длинный путь, развязал еще одну войну между всеми четырьмя мирами и теперь не решаешься ступить и шагу?
Где-то позади кипела война. Вторая бойня, затмившая своими масштабом и кровавостью его первое выступление против Седьмого Неба.
Он потянулся рукой к старой, местами покрытой ржавчине рукояти и замер. Смертные полагают, что Седьмое Небо — это некий рай, где нет ни горя, ни бед, ни зависти, ни власти, ни рабства, ни голода, ни холода, ни… ничего. Ничего из того, что гнетет их. И да, в чем-то они правы.
Седьмое Небо действительно не похоже на мир смертных. Но вовсе не таким образом, каким принято считать. Седьмое Небо непохоже на мир смертных тем, что помимо перечисленных трагедий, здесь нет радости. Только функции. Задачи. Смысл, которым так гордятся боги.
И в этом смысле, как в этой ржавой ручке, ведущей к самому сакральному смыслу вселенной, не остались никакого… смысла.
Глупый каламбур.
Ляо Фень, наверное, одобрил бы…
— Думаешь, сможешь её этим вернуть? — голос прозвучал еще ближе.
Генерал высвободил Закон, накрывая им все, куда только мог упасть взгляд. На мгновение в атмосфере задрожал в сиянии силуэт, сотканный из золотых нитей, но мгновением позже наваждение исчезло.
Он снова стоял один.
Но это чувство обманчиво, как и глаза.
— Ты стал сильнее с нашей последней встречи, — с уважением произнес незримый Яшмовый Император. — Если бы мы сошлись в битве, то эти земли были бы уничтожены.
— Но я не смог бы убить тебя, — прошептал Черный Генерал, не отрывающий взгляда от одинокой башни.
— Не смог, — согласился Император. — как и я тебя… Сложная ситуация, генерал. Мы…
— Ничего сложного, — он позволил себе неслыханную дерзость — перебить Яшмового Императора, правителя Безымянного Мира, сильнейшего существа. — Не забывай, незримый, что я бывал за Вратами. Я видел суть этого фарса. Я знаю правду. Так же, как и ты.
Прозвучал смешок.
— Знаешь правду… — повторил Император. — Сколько ты живешь с этой правдой, генерал? Десять эпох? Пятнадцать? Двадцать?
Генерал не ответил. Он и сам не помнил, сколько времени прошло с тех пор, как он отправился за Врата и вернулся обратно. Но это его и не волновало. Какая разница, сколько времени он просуществовал богом, если имело значение лишь то, сколько времени он прожил человеком.
— Я несу это бремя, мальчишка, с тех пор, как зажглись первые звезды. Ты думаешь, что создал музыку? Я написал песнь Семь Мгновений до Жизни еще прежде, чем ты появился на свет из мертвой земли. Я менял свой облик столько раз, что забыл, как выгляжу на самом деле. И трон уже давно стал частью меня.
Генерал знал и это. Знал, что все истории о борьбе за Яшмовый Престол — лишь сказки. Император никогда не менялся. Он был всегда. С момента, как Безымянный Мир сделал первое дыхание.
Так же, как он теперь знал, что не было никакой древней сущности. Не существовало бога-матери из числа Семи тех, кто создал Безымянный Мир.
Тот просто появился.
А вместе с ним — Незримый.
Почему так произошло?
Черный Генерал знал и это. Теперь знал. Каким же глупцом он был, когда те, что за Вратами, обещали ему нескончаемые муки в обмен на знание и закрытие Врат.
Он не верил им.
Что за боль может причинить знание?
Жаль, что он тогда еще не знал Ляо Феня. Тот бы сказал, что именно знание и причиняет самую страшную боль. И нет агонии более жуткой, чем та, что испытывает тот, кто знает правду, но не имеет возможности изменить реальность.
— Тогда почему ты борешься со мной, Незримый? — генерал повернулся к пустоте так, словно мог беспрепятственно видеть собеседника, скрытого в тенях.
Император промолчал. Кто знает, куда был обращен взгляд его глаз и что за мысли тревожили сознание. Генерал даже не был уверен, что этот… это существо понимало, о чем идет речь.
Столь же древнее, как сам мир и достаточно могущественнее, чтобы уничтожить его одним своим желанием, оно верно сидело на цепи.
Бессменный хранитель пастбища, взращивающий овец на убой.
— Слушая любимую песню, генерал, — наконец ответила пустота. — Мы знаем, что слышали её уже тысячу раз. Знаем каждую ноту и каждое слово. Мы слышали её так много, что можем наиграть при помощи сосновых шишек, а напеть голосами весенних котов, но… это не делает её менее прекрасной.
— Ты говоришь, как Пепел, — покачал головой генерал, вспоминая причину, по которой Мастер Почти Всех Слов занял сторону Седьмого Неба.
— Может быть волшебник просто чуть мудрее, чем ты о нем думаешь, — с едва уловимой нежностью в голосе, произнесла пустота. — А может ты просто не видишь того, что видим мы.
— Я…
— Ты ничуть не достойнее нас, генерал, — теперь уже Император перебил бывшего великого защитника Небес и Земли. — Разве ты рассказал правду всем тем, кого привел сегодня в битву? Поведал им истинную причину своего, как ты говоришь, восстания? Свобода? Равенство? Честь? Это ты им сказал?
— Я не соврал.
— Но ты и не сказал правды! — голос пустоты прозвучал жестче и настойчивее. — Так в чем, ответь мне, великий воин, мы столь сильно отличаемся? Я использую их, и ты используешь их. Где та грань, что делает тебя добром, а меня — злом.
Генерал не нашелся, что ответить. Опять повернувшись ко входу в башню и положив ладонь на рукоять, он тихо прошептал:
— Когда я вернулся из Врат, один мудрец рассказал мне, что нет ни добра, ни зла, ни правды, ни лжи, ни чести, не бесчестия. Есть только жизнь. И жизнь — это самое драгоценное, чем владеет человек и самое нужное,
