Ярослав Коваль - Восторжествовать над демоном
— Обстоятельства могут сложиться самым разным образом. Я не исключаю ситуацию, при которой — да! — второй вариант окажется намного предпочтительнее. Простите за недоверие, но кто возьмёт полную ответственность за чужую душу? К тому же люди иногда меняются.
— Да? Ладно. Допустим. Но конструкция предположительно будет работать лишь в системе замкнутой сети. Один выпавший элемент — и пожалуйста, вот вам проблемы. А это очень даже возможно в ситуации, когда каждый обелиск находится в ведении одного куриала. Могущего, знаете ли, преследовать свои личные цели, впасть во внезапный мироборческий фанатизм или заболеть шизофренией. Да мало ли что! Человеческий фактор никто не отменял. Почему вас это не пугает?
— Это будут наши внутренние проблемы, и мы будем решать их по мере возникновения.
— Притом, что можно однозначно исключить саму возможность таковых проблем. Где логика? Каков высокий смысл сего действия?
— Я ведь как раз предлагаю передать систему под контроль государства. Ограничить влияние человеческого фактора.
— Новых чиновников собираетесь наплодить? Или всё-таки порадовать куриалов? А я-то чем плох? Тем, что чужой, так? Или тем, что по сей день нахожусь под подозрением в одержимости?
— Лексо, вы давно уже свободны от подозрений. Но остаётесь кейтахом. И инорождённым. Вы должны понимать сами.
— Всё, что был должен, я сделал. Нашёл вам новую схему и готов её осуществить.
— Не всё. Вы должны передать результат ваших трудов в руки Мониля.
— Я пока этого не могу! Просто не могу! Физически, ёлки-палки!
— Смогите.
— Вы и со своими специалистами-энергетиками так разговаривали, пока я не появился?
— Примерно так.
— Бедолаги… Ну, что я могу сказать… Ну увольте меня. Пойду искать другую работу. Не могу я сделать то, что вы хотите. И всё.
Дьюргам помолчал, нервно перебирая стопку каких-то бумаг на столе. Фиговые у нас с ним перспективы на предмет поиска общего знаменателя…
— Вы мне нравитесь, Лексо. И всегда нравились. Я люблю решительных, инициативных молодых ребят. Я был одним из тех, кто отстаивал вас, несмотря на сильнейшее предубеждение большинства. Но сейчас я вас отстаивать не смогу. Допустим, вы правда лишены возможности сделать то, что обещали, и у вас самые добрые намерения. Однако тем не менее ваша позиция выглядит… Слишком одиозно.
— Предлагаете дать обещания, которые я не смогу выполнить?
— Дать обещание, пытаться и не смочь — совсем другое дело, чем, даже не пытаясь, отказаться.
— Ладно. Я готов поклясться, что, сделав первый обелиск, обязательно поищу способ переориентировать его на монильца. Но пока, видите ли, очень смутно представляю себе даже, как этот обелиск вообще будет выглядеть и какими свойствами обладать.
— И при этом готов гарантировать его эффективность и стабильность?
— Не я. Аин. Она гарантирует.
— А она может ответить на вопрос, способен ли будет кто-нибудь ещё, кроме вас, управлять этой системой?
— Отказывается отвечать. Значит, придётся смотреть по ситуации.
— Очень надеюсь, что вы искренны, Лексо. Вы, повторюсь, мне нравитесь, и хотелось бы успешно продолжать наше плодотворное сотрудничество.
Прозвучало это угрожающе. Подтекст я уже привык ловить. Дьюргам настроен чрезвычайно решительно. Вот вопрос — почему? Кто-то что-то про меня насвистел? Наболтал? Или они с самого начала собирались прокатить меня по полной программе? Впрочем, что значит «по полной». С монильцев станется считать, что они уже и так чрезвычайно облагодетельствовали меня членством в Курии, представлением права говорить за Терру и ввести её в союз как полноправную сторону. Если начистоту, это вполне себе позиция. Только я с ней согласен менее чем наполовину.
Однако, хотя результаты беседы с главой Курии оставили желать лучшего, самого заседания я почему-то ждал с уверенностью, что там всё пойдёт намного лучше. Веселее и по-доброму. Перед сессией успел только заглянуть в гостиницу за лазоревой мантией, которую Нелевер — она взяла на себя труд приехать сюда из Арранарха — нагладила просто идеально.
В краткую минуту между одеванием и раздеванием я замер, закрыл лицо руками. Господи, если б только кто-нибудь знал, в каком глубоком гробу и при каких разнообразных аксессуарах я видел всю эту политику! Если б только была возможность просто заниматься магической практикой, иметь за это справедливую денежку и радоваться жизни в свободные часы! Восьми-, даже десятичасовой рабочий день, а после него — рестораны, красивые девочки, крутые тачки, пикники и просто с книжкой поваляться. Накупил бы себе радиоуправляемых моделек, верховой ездой бы занялся. Ничего б больше не пожелал… Разве что крепкую привязанность Нины и надёжную верность друзей.
Но даже отношения построить проще, чем избавиться от необходимости с головой нырять в политику. Неужели кому-то может быть искренне по вкусу это дерьмо? Впрочем, есть ведь люди, которые способны наслаждаться даже участью торгового агента. Видимо, встречаются и прирождённые политики.
— Тебе нужно, чтоб я тебя сопровождал на заседание?
— Да, Кирюх, обязательно. Возьми диктофон — нет, не цифровой. Нужен магнитный. Да просто засунь его в карман и включи, когда заседание начнётся. Потом отдашь в расшифровку. Обычно я беру кого-нибудь из президентского секретариата, а сегодня не успел. Уж постарайся всё успеть.
— Какие проблемы, Лёш! Сделаю. Кассету надо будет переворачивать?
— Зачем? Механизм сам переключит дорожку. Расслабься. Всё просто.
Я ждал долгих вступительных бесед, разной протокольной ерунды, которая даст мне время собраться с мыслями, осмотреться и освоиться. Как бы не так! Едва Дьюргам объявил начало заседания, на меня накинулись всей лазоревой кодлой. Мне казалось, в мои аргументы даже особенно не вслушиваются — большинство упорно пыталось перехватить мой взгляд, словно от этого что-то зависит, готовило свои каверзные вопросы. И сыпало ими, сыпало, едва давая мне возможность ответить. Спорт, что ли, такой: успей задать вопрос и сиди с видом победителя?
Я старался быть кратким. Это был момент высочайшего напряжения, когда требовалось не только рассчитать каждое слово, чтоб втиснуть в те скудные секунды, которые оказывались у меня в распоряжении, точный, чёткий и, главное, безупречный ответ, но и предвидеть, о чём может спросить следующий куриал, чтоб подготовиться. Сам не ожидал, что справлюсь, однако как-то получалось. Раз за разом — получалось.
И всё же радоваться было рано. Да я б и не успел. Вопросы вроде бы задавались разные, однако суть расспросов сводилась к одному: к тому, на чём наша с Дьюргамом беседа потеряла характер приятной и светской. Куриалы, поднимавшиеся, чтоб вступить со мной в спор, говорили только о передаче плодов моего труда в руки Курии. И я ощутил, как в глубине моей души выпускает первый росток зерно ярости, жгучей, как осколок льда.
Было опасение, что мною владеет не природное чувство, что аин пытается оказать на меня влияние. В конце концов, ей это вполне под силу, а у меня сейчас вряд ли хватит внимания и сил проконтролировать её. Однако ведь ярость вполне понятна. Она может быть естественной. Вот только надо очень и очень подумать, прежде чем давать ей волю.
И я повернул разговор в плоскость демагогии. Вряд ли меня можно считать великим мастером этого дела, однако худо-бедно трепаться умеет, наверное, любой современный человек. Тем более, ситуация простая, и поворот очевиден — неужели господа куриалы действительно считают передел будущих источников более важным делом, чем их возведение? Действительно так считают? А судьбой собственного народа тут вообще хоть кто-нибудь обеспокоен?
Это был щит, который очень сложно прошибить с налёту.
Разумеется, мои оппоненты поднаторели в демагогии намного лучше, чем я, и если бы заседание было публичным, каждое слово транслировалось бы напоказ, и требовалось бы приобрести положительный общественный рейтинг, они б запросто задавили меня — опыт бы сказался. Но сейчас выпендриваться было не перед кем — все свои. Как я догадывался, они хотели кое-чего другого — додавить меня, заставить принять на себя обязательства, которые будут зафиксированы в протоколе заседания, и их нарушение может стать основанием для… Да-да, именно так: причиной для лишения меня членства в Курии. Разумеется, это и Терру сильно потеснит. Монильцы могут ожидать, что я никогда на это не соглашусь, преследуя интересы своей родины, и они правы.
Мне и раньше было ясно, что нельзя давать обещаний, которые, предполагаю, трудно или невозможно будет исполнить. Но теперь я, подпитывая себя холодной яростью, которая уже есть, и с этим приходится считаться, просто встал в глухую оборону. Нет, сначала нужно возвести систему, а потом уже решать её судьбу. О чём вы вообще говорите?! Как минимум два нестабильных обелиска требуют срочного внимания, остальные тоже балансируют на грани катастрофы. Разумно ли в этой ситуации думать о чём-либо, кроме срочной стабилизации положения?
