Василий Орехов - Фактор агрессии
Глаза девушки расширились еще больше:
– Но это же…
– Точно. Он самый.
– Но в сочетании со стимфоралом… это же…
– Так точно. Медикаментозная кома. Через восемь часов, если не предпринять реанимационных мероприятий, наступает клиническая смерть, а потом умирает мозг. – Его губы шевелились прямо возле ее губ. – Ты что, так еще и не поняла? Ракета, конечно, способна симбиотически поддерживать жизнедеятельность боеголовки и снабжать ее кислородом, но у нас с тобой совсем другие размеры и метаболизм. Нас она обслуживать не сможет. А без системы жизнеобеспечения воздуха в коконе не хватит и на полчаса, если мы будем расходовать его как обычно. Пережить полет мы можем только в коме, иначе уже на орбите от нас останутся два остывающих трупа.
– А в коме два трупа останутся от нас сразу за орбитой, – безнадежно проговорила Лара.
– Есть шанс, что нас найдут прежде, чем случится непоправимое. И, скажем так, этот шанс отличается от нуля.
– Или найдут нейроноситель с рапортом, – сказала девушка. – Не правда ли, сэр?
– Да, – не стал кривить душой Купер, пристально глядя рядовому Розен прямо в глаза. – У нейроносителя гораздо больше шансов, чем у нас, – он прекрасно выживет и в углекислой среде. Скорее всего, найдут именно его, когда нам будет уже все равно. Но в любом случае мы выполним свой долг перед Империей.
– Ясно, – вздохнула Лара. – Огромное вам спасибо, сэр.
– За что это? – удивился Фред.
– За то, что никогда не врете. Давайте инъектор.
Флегматичное насекомое тонким хоботком ужалило девушку в запястье. Потом то же самое оно проделало с мастер-сержантом, после чего он вышвырнул использованный инъектор наружу, задраил все внешние люки-сфинктеры и дал ракете команду на ураганную регенерацию пореза в обшивке.
– Сэр, – проговорила Лара, чувствуя, как в голове начинает мутиться от воздействия вступивших в бурную реакцию несовместимых медикаментов, – пока мы еще живы, я хотела бы вам сказать… я хочу, чтобы вы знали… чтобы мы…
– Некогда, рядовой! – поспешно рявкнул Купер, видимо, почувствовавший те же самые симптомы, и ударил всей пятерней по сенсорной панели, опасаясь потерять сознание раньше, чем успеет отдать команду на старт. – Поехали!..
Мускульная пусковая установка тяжко содрогнулась в тот самый момент, когда из сгустившейся темноты к ее подножию вынырнул арагонец с уродливым киноидом на поводке. Боевик задрал голову – и огромный стартовый биоморф, похожий на песочные часы, оглушительно и гулко кашлянул, выплюнув в пространство миниатюрный космократор, в головной части которого вместо боеголовки сплелись в объятиях два имперских десантника, уже почти не осознающих, что с ними происходит. Получив толчковый импульс, разбуженная и подброшенная на несколько десятков метров ракета врубила плазменные двигатели, выстрелила длинную реактивную струю и устремилась в зенит.
Оставшаяся внизу боеголовка от ракеты и без того уже была на взводе, поэтому мощного сотрясения почвы от сработавшей пусковой установки ей оказалось достаточно, чтобы активироваться. Ракета с имперцами стремительно пронзала стратосферу, а под ней лениво раскрывался огромный красный цветок страшного взрыва, пожирающий оставшиеся строения ракетной базы, двух пассажирских птероидов и две дюжины вооруженных до зубов арагонцев из группы захвата.
Крошечный космократор не был рассчитан на многодневный автономный полет в безвоздушном пространстве, как его старшие собратья, и прыгать через Галактику тоже не умел. Поэтому у его пассажиров не было даже заявленной Купером трети суток, отведенных им медикаментозной комой: срок жизнедеятельности ракеты в открытом космосе ограничивался пятью часами. Этого вполне хватало, чтобы стартовать с поверхности, отыскать на орбите заданную цель и поразить ее. В случае, если цель обнаружить не удавалось, ракета продолжала удаляться от поверхности и в конце концов умирала без кислорода. А это неизбежно должно было привести к остыванию ее тела и гибели скорчившихся внутри нее людей. Купер знал об этом, но Ларе говорить не стал. Смерть в искусственной коме, в объятиях красивой обнаженной женщины – что может быть прекраснее? Впрочем, она и сама наверняка догадывалась, что это путешествие в один конец, – все-таки интересовалась историей вооружений… Шансы на то, что кто-то обнаружит их, пока ракета еще жива, крайне невелики. И даже если такое чудо случится, наученные горьким опытом имперцы предпочтут обстрелять агрессивного вражеского морфа, а не обследовать его. Однако вскоре корабли Метрополии наверняка начнут мониторить мусор вокруг планеты, пытаясь определить причину разгрома флота. Если повезет, нейрочип с рапортом Лары в мертвом космократоре найдут, и их гибель не окажется напрасной.
Не имея в стартовом задании цели, одно лишь приблизительное направление, которого следовало придерживаться, ракета уверенно двигалась в никуда. Постепенно ускоряясь, через два часа она покинула систему Арагоны и канула в безбрежном океане межзвездного пространства.
Иван Мирошник, капитан чудом уцелевшего в арагонской мясорубке крейсера по кличке Малышка Эми, сидел на койке в каюте и задумчиво рассматривал в настольном зеркале свои седые виски.
Мирошнику было тридцать два года, а виски поседели за последние несколько часов. Так бывает.
Он не спал уже больше двух суток. Помощники поставили ему ультиматум: либо он отправляется в свою каюту и поспит хотя бы четыре часа, либо они поднимают мятеж, связывают его и доставляют в каюту силой. Капитан и сам понимал, что острой необходимости круглосуточно дежурить в рубке нет – корабль вот уже много часов лежит в дрейфе на самой границе звездной системы Арагоны, и натолкнуться на него противник может только при самом невероятном стечении обстоятельств. Едва ли что-нибудь случится за следующие четыре часа, если ничего не случилось до сих пор. А если вдруг и случится, его немедленно разбудят…
И все же он полагал, что его место сейчас – на боевом посту, а не в каюте. Ничего еще не закончилось. Такого грандиозного разгрома Империя не помнила уже много лет. Разумеется, рано или поздно, и скорее рано, чем поздно, гигантская военная машина Адмиралтейства сотрет в порошок дерзкую незаконную колонию, возомнившую, что она в силах бросить вызов столь мощному противнику. Но для этого те, кто сумел уцелеть в битве за Арагону, до подхода основных сил должны находиться на своих постах, готовые мгновенно отреагировать на любое изменение обстановки.
С момента отправки последнего рапорта прошло уже полтора часа. И никакой реакции Адмиралтейства. Никаких новых приказов. Командование просто приняло его к сведению. Поэтому Малышка Эми, не пытаясь предпринимать каких-либо самостоятельных действий, продолжала безвольно дрейфовать на внешней орбите Арагоны, включив систему поглощающей маскировки. В таком режиме она была куда менее заметна, чем астероид сопоставимых размеров, риск боестолкновения с противником был минимальным. Но бездействие и неизвестность после всего произошедшего с каждым часом все больше и больше деморализовали команду. И сам Мирошник чувствовал это не меньше, чем остальные. Время от времени в голове у него проскакивали совсем уж шальные мысли – что Метрополии больше не существует, потому и нет ответа от Адмиралтейства. А что? Если арагонцы сумели меньше чем за час уничтожить зверополк Звездного Легиона и ударную группировку космофлота, кто может поручиться, что у них нет средств атаковать столицу Империи? Молодой капитан с седыми висками понимал, конечно, что в Адмиралтействе сейчас суматоха и беготня, что командование точно так же не смыкало глаз с того момента, как ударная группировка Четвертого флота направилась к Арагоне, что сейчас наверху принимаются судьбоносные решения и высшим чинам просто некогда после каждого дежурного сообщения с Малышки Эми заверять ее командира, что все в порядке и его деятельность крайне важна для безопасности Империи. Однако время от времени он все равно представлял себе раскаленную от термоядерной бомбардировки родную планету, остывающую в облаках радиоактивного дыма, и чувствовал, как его сердце проваливается в желудок.
Надев фуражку, он решительно вышел из каюты и двинулся к ходовой рубке.
Коллеги встретили его хмурыми взглядами, однако никто ничего не сказал. Навигатор Мариус Уленбек посмотрел на первого помощника Шандора Десаи, но тот только безнадежно покачал головой.
– Не спится, – сухо пояснил Мирошник, опускаясь в свое кресло. – Что с пространством?
– Все по-прежнему, – ответил навигатор. – Возле Арагоны то и дело трансвакуумные возмущения – пиратские рейдеры возвращаются. Я зафиксировал восемь всплесков. Но это далеко, они нас засечь не смогут.
– По-моему, после вчерашнего рассуждать о том, что могут и чего не могут арагонцы, довольно смешно, – заметил капитан.