Юрий Валин - Эльдорадо для Кошки-2 (СИ)
— Неуютно здесь, — изрек очевидную истину Энгус.
— Привыкнем, — сказала Катрин, пытаясь разглядеть в слабеющем свете карту. — Вот фигня, ничего я здесь не пойму. Теоретически, лес должен быть.
— Вырубили, — предположила Блоод.
— На зубочистки, — согласилась Катрин, скручивая пергамент.
Карту она чуть не уронила, потому что Вороной испуганно попятился. На дороге перед путниками кто-то возник. Энгус молча выхватил топор. Блоод зашипела.
— Господа, господа, — заторопился писклявый голос. — Это всего лишь я, бедный мирный торговец. Не упустите последнюю возможность приобрести мелочи, необходимые в дороге. Дальше ни лавок, ни рынков вы не найдете. И не надейтесь сторговать у диких горцев иголки и пуговицы. Если и найдете, то переплатите впятеро…
— Это кто? — поинтересовалась Катрин.
— Кажется, пикси. Торговец, — после некоторых колебаний объяснил Энгус.
Местный негоциант не доставал макушкой до стремени Вороного. Зато нос у карлика был выдающийся. И почему красный? Вроде бы мелкие народы Эльдорадо никогда не злоупотребляли спиртным, а с носами прямо беда… Потрепанная зеленая куртка и громадный колпак делали торговца похожим на малосъедобный гриб.
— Вы совершенно правы, добрый господин, — заявил 'гриб'. — Я известен на всю округу. Между прочим, победил в упорнейшей конкурентной борьбе. Здесь все…
— Не слушайте его, — сказал Энгус. — У него одна цель — сбить нас с пути.
— Предрассудки и клевета! — мгновенно разволновался карлик. — Ну, какой мне интерес, если вы заблудитесь, попадете в зубы степным волкам или, что еще хуже, в лапы корыстным горцам? Вы слыхали, какие огромные выкупы они требуют?
— Я знакома с горцами. У них отличный сыр. И бесплатный, — насмешливо сообщила Катрин.
— Вам не те горцы попались. Не настоящие. Морок. Самые горные горцы — те истинные разбойники. Зловещие, притом. Сдирают кожу прямо с ушами. У меня тут есть амулеты… — пикси энергично встряхнул большим мешком.
Блоод подала своего гнедого вперед.
— Хотите взглянуть? — низкорослый торговец с готовностью потянул завязки мешка.
Блоод безмолвно откинула капюшон. Негоциант так же молча подхватил мешок и рванул прочь.
Путники двигались по быстро темнеющей дороге. Поразмыслив, Катрин решилась спросить подругу:
— Почему они вас так не любят? Вы же вроде, хм, вообще не пересекаетесь?
— От нас нет пользы. Ни купить, ни продать. Ни съесть. Никакие.
Энгус протестующее хмыкнул. Катрин с ним согласилась:
— Знаешь, Бло, «никакой» тебя точно не назовешь. Индифферентно к тебе относиться вообще невозможно. Мы все здесь белые ненормальные вороны, но ты — нечто вопиющее. Мне бы за тебя нобелевскую премию дали.
— У Кэт крыша… — понимающе сказала парню Блоод.
— …опять поехала, — подтвердил Энгус.
Катрин улыбалась…
* * *Дождь шел весь день. Похоже, королевские земли желали как следует попрощаться с путниками. До Ивовой долины оставался один переход, а там граница, потом знаменитый Южный тракт, по которому придется тащиться непонятно сколько. Катрин не особенно волновалась, время действительно мирное, дорога, в общих чертах, известна. Туризм, а не поход.
Катрин пересказывала друзьям Илиаду. Лишившись гекзаметра, поэма стала смахивать на многосерийный боевик с мыльным уклоном, но друзья слушали пространное повествование с неослабевающим интересом. Весьма поучительны были и комментарии слушателей по поводу активного вмешательства богов в ту знаменитую античную войну. Особенно ехидствовала Блоод. Вероятно, на основании столь же сомнительной, как и у автора бессмертной поэмы, слепоты.
Ближе к вечеру дорога вывела троих путешественников к крепкому хутору. Хозяин, плешивый и брюхатый мужик, громогласно обрадовался гостям. Сулил уютную комнату, жаркое из свинины, молодым дамам — столичный ширитти. Но когда выяснилось, что путешественники не собираются оставаться на ночлег, на глазах помрачнел и принялся уговаривать.
— До границы единственный хутор остался. Не успеете до него добраться — ночь застигнет. Да и негоже благородным господам в такой дыре останавливаться. Там и приготовить постель толком не умеют, и блох страшенных развели. Я ведь дорого не возьму… — обращался хозяин в основном к Энгусу. Когда тот сам повел поить коней, не доверив мрачному детине-работнику, хозяин примолк. Но тут же снова зачастил:
— Зачем же вы сами? С дороги ведь, устали. Не доверяете, что ли? Прошу в дом. Погода богомерзкая, сами видите. У нас тут вообще приграничье. Да куда вы, на ночь глядя, поедете? Сейчас свинину жена разогреет. Пиво, ширитти. Все свежее, не сомневайтесь. Если леди пожелают, можно и куреночка поджарить. К утру распогодится. Переночуйте, не обижайте хозяев. Скудно живем, но для таких благородных гостей найдется все что угодно. Расскажете, куда путешествуете…
Катрин, которая не любила навязчивого сервиса, морщилась. К тому же толстопузый фермер поглядывал на нее с непонятным выражением. Вроде не грудь оценивает, а куртку. Вот мерзавец. Когда хозяин в четвертый раз принялся сулить чистую постель, подобострастно вертясь за спиной Энгуса, шпионка не выдержала:
— Слушай сюда, уважаемый. Если есть хорошая свинина, мы ее с удовольствием купим. Ночлег нам не нужен, ширитти доморощенным можешь своих свиней порадовать. Мы вообще только тинтаджский джин употребляем. И не крутись под ногами — ты мешаешь моему другу, а он у нас суровый, может и в ухо дать.
— Суровый? — неожиданно окрысился свинский хозяин. — Здеся все суровые. Не хотите ночевать, не надо. Пожалеете. Кто вас только пустил, таких тщеславных, по дорогам разъезжать? Оружия понавешали. Ну, ничего, даже благородных дамочек жизнь учит. Здесь вам не Тинтадж. Граница многим ума-разума прибавила. Хотите ехать — скатертью дорога. Вот только за воду заплатите и езжайте.
— За что платить? — Энгус брякнул деревянное ведро на землю и презрительно сощурился. — Где это видано, за воду платить?
— У меня и видано, — хозяин показал в недоброй улыбке остатки зубов. — Ясно дело, проходимцам благородным колодцы-то чистить недосуг, все нам, сирым, трудиться да тратиться приходится. И свининка, и вода, оно ведь всё трудом добывается, руками вот этими. А леди наши прекрасные, каким манером коняшек таких славных заслужили? Да молчите-молчите, мы догадливые…
— Пасть закрой, кулацкая морда! — рявкнула Катрин. — Я тебе сейчас харю разобью прямо сапогом своим благородно-незаслуженным. Распустились в глуши, пролетариат навозный, мать вашу. Да кто на твоем гнойном хуторе ночевать согласится? Вот запалить твою халупу с четырех концов, выйдет самое угодное богам дело. Что пасть раззявил, тушкан холестериновый?
— Строги вы, леди, не по возрасту, — пробормотал побледневший хозяин. — Уж простите, если не то сказанул. По глупости, да по тёмности всё.
— Рот вонючий закрой, я сказала, — Катрин поднялась в седло. — Классовую ненависть он мне здесь демонстрировать будет. Махновец первобытный.
Перепуганный хуторянин пятился все быстрее:
— Езжайте, езжайте, господа. Езжайте. Приятного пути. Приятной ночевки. Еще пожалеете, что грозились. Вот свору как спущу…
За домом испуганно скулили собаки. Присутствие ланон-ши, как обычно, напрочь лишило псов агрессивности.
Путешественники выехали в распахнутые ворота.
— Ты его кем ругала? — прошептала Блоод.
— Да, кто такой мах? — с любопытством осведомился Энгус. — Это из ваших дарков?
— Это вообще из других дарков, исторических, — буркнула Катрин. — Лихие были парни, только много годков с тех времен утекло. А этот свиновод — просто хамло деревенское, вовсе без идейной платформы.
— Нет. Людовод, — сказала Блоод.
— Чего? — удивился Энгус.
— Как на хрюшек. Смотрел. Оценивал, — пояснила суккуб. — Как мясо.
— Не нас, кажется, он оценивал — насуплено сказал парень, — скорее уж, что у нас в мешках, хозяина интересовало.
— Похоже, — Катрин в сердцах сплюнула. — Взгляд определенно мерзкий.
— Так может, того… — Энгус глянул серьезно. — Может, вернемся и с четырех концов?
— Боги велели прощать на первый раз. Да и время терять незачем
Дождь иссякал, копыта чавкали по вязкой грязи. Всё равно к последнему хутору выехали довольно быстро. Наврал свиновод. До соседей от него было всего-то часа три неспешной езды.
Приоткрытые ворота, тишина. Ни собачьего лая, ни коровьего мычания. И дымом не пахнет.
— Спешиваемся, — мрачно сказала Катрин. — Бло, ты сзади. Если что, держи лошадей…
Первый труп лежал сразу за воротами. Раны в спине почернели, над мокрой травой уже витал отвратительный сладковатый запах смерти. Еще четыре тела Катрин и Энгус обнаружили в доме. Двое детей, старик и пожилая женщина. Сопротивление успел оказать только старик. По крайней мере, рубили его беспорядочно. Остальным просто перерезали горло. На хуторе царил полный разгром и опустошение. Грабили здешнее хозяйство долго и тщательно. Увезена была даже большая часть дров. В доме то, что брать побрезговали, растоптали и разбили. Рядом с остывшим очагом красовалась внушительная куча дерьма.
