Сергей Клочков - Дар Монолита

Ткнув разряженный «глок» в кобуру и закинув на плечо «сайгу» с вынутым магазином, я отправился прямо к Институту — затягивать со сдачей видеосъемки не следовало, да и пузырек с остатками полтергейста вполне мог окончательно испортиться. И еще мне хотелось заняться хоть чем-нибудь — проклятая тоска так никуда и не делась, разгрызая душу пуще прежнего. Знать бы, отчего оно так со мной… ведь не скучаю я по Хип, не жалею, что разбежались, точно не жалею, но… здесь вот мы после посиделок в Баре прогуливались вечером по аллее из молодых, относительно недавно посаженных деревьев. А вон там, за гаражными сводчатыми ангарами — местная свалка в старом карьере, где я учил ее стрелять. И… а, ч-черт. Понимаю я четко, что все, ни мне, ни ей не нужна больше единая команда, не о чем даже разговаривать с Хип, но давит горло, и снова тянет выпить. Нет уж, шиш — проходили недавно, не помогает выпивка, только башка от нее болит. И спиваться мне совсем неохота, ну его. Пьяница в Зоне далеко не уйдет. И курить бросил, как назло, а заново начинать глупо будет. Ладно. Уйдем в работу, в ходки, нагружу себя как надо — вся эта дурь из головы и выйдет. Наверно, просто еще от приключений не очухался, вот и гнобит, давит душу непонятной тоской. Поговорить бы с кем, просто так, отвлечься, но… в принципе сейчас и поговорим. «Ботаники» народ словоохотливый в большинстве своем, внимательный, да и кино у меня для них интересное есть. Обсудим.

Карточка доступа легко нырнула в приемник, выскочила обратно, и дверь НИИ гостеприимно раскрылась.

— Куда? — сонно спросил охранник за столом у входа.

— В биологический, с материалами.

— Добро. Сейчас у них перерыв, обожди чуток здесь. И как только — так сразу. Внештатникам, извиняй, без сопровождения не положено.

Ждать, впрочем, и в самом деле пришлось недолго. Минут через пять я уже демонстрировал ролик про полтергейста молодому ученому, после чего тот унесся, как ошпаренный. Затем засуетился весь корпус — профессора, старшие научные и даже лаборанты сбежались в конференц-зал, ПМК у меня буквально вырвали из рук, и с полсотни ученой братии пересматривали мое «кино» раз десять. Я отметил, что съемка и впрямь удалась — и электрическое «облако», и безногая, цилиндрическая туша уродца, и взгляд слепых, бельмастых глаз были замечательно хороши. Как и выстрел и съемки стремительного разложения убитого полтергейста, и сбор его слизистых останков в пузырек от лекарств. Один из ученых, по-моему, кто-то из команды Зотова, позвал меня в кабинет, где я и передал ему из рук в руки «биоматериал», а в зале, где на большом экране через проектор снова и снова питался полтергейст, разгорелся шум голосов и споры.

— Спасибо вам, коллега. — Он пожал мне руку. — Огромное вам спасибо.

— Коллега? — Я немного удивился. — Разве внештатник стал ученым?

— Вы… да, я понимаю. — Ученый немного смутился. — И тем не менее вы для меня… для всех нас теперь коллега, уважаемый…

— Лунь, — подсказал я.

— Уважаемый Лунь. Вы такой же ученый, как и мы, причем не только по документам, как раньше. Профессор Зотов уже сообщил нам о вашем согласии работать с Институтом. Мы… мы очень признательны.

— Давайте, для начала, познакомимся.

— Мирошенко Дмитрий, биолог. — Ученый снова пожал мне руку, и я вдруг понял, отчего я принял его за сотрудника Зотова. Мирошенко… знакомые черты лица.

— Случайно, не брат ли вы Аналитику?

— Да-да, конечно. Аналитик — действительно, он так себя иногда называл, говорил, что это его имя для Зоны. Вы знали его?

— Я был проводником группы с его участием. Давно…

— Да, он рассказывал. Где же вы раньше были, Лунь… как он сетовал, что приходится рассчитывать не на профессионалов, а на дилетантов, которых прислали официальные власти. Какая, в сущности, глупость — доверить жизни экспедиции ряженым шутам с автоматами, никогда не видевшим настоящую Зону. Где же вы были раньше, Лунь…

«Раньше я был мертв».

— Был далеко… и сам не могу объяснить, где и как. Может, временная аномалия или влияние пси-излучения. Вернулся живой — все, что мне пока известно.

— Приятно, что хоть кто-то, — буркнул Мирошенко. — НИИ будет за вас держаться, Лунь. Вы сейчас фактически единственный настоящий сталкер, согласившийся на сотрудничество, и мы это ценим. Кроме нашей устной признательности я похлопочу и о достойном материальном вознаграждении, коллега.

— Спасибо. Кстати, вопрос — за мной квартирка числилась в четвертом корпусе, как за лаборантом.

— Хоть сегодня вселяйтесь. Ключи получите в хозблоке, но, боюсь, за время вашего отсутствия квартиру немного подрастащили… вы же знаете, кого прислали на смену, и там, извините, теперь гадюшник с окурками на полу и консервными банками по углам. Мебель, правда, цела, но… в общем, сами увидите. Ваш компьютер мы не успели забрать, пропали и все вещи…

— Ну, думаю, наверняка не все. Персоналку, хоть плохонькую, вы уж мне обеспечьте, хотя бы для связи.

— В лучшем виде сделаем, Лунь. Когда планируете начинать выходы в Зону?

— Через три дня. Нужен отдых.

— Отлично. Подождите здесь, я переговорю о вашем вознаграждении.

Ждать пришлось недолго. Мало того, мне даже принесли чашку кофе и пачку сигарет, хотя я и не курил. Отношение определенно поменялось, и в приятную сторону. Это касалось и «гонорара» — две сотни тысяч рублей в толстом конверте были, пожалуй, самой крупной разовой суммой, полученной от «ботаников» за все то время, что я провел в Зоне. Кроме того, за «образец» была обещана еще одна премия, сразу после того, как им займется биологическая лаборатория. Как я понял, до моих «съемок» не было ни одного документального свидетельства существования полтергейстов. Коме того, новые данные о Зоне, ролик и образец, которого не было, да и пока быть не могло у конкурирующей европейской станции, серьезно повышали шансы НИИАЗ на новые гранты и субсидии. Важная я теперь птица, похоже. Ну, что ж, и денежно буду не обижен, и совесть спокойна, что хорошим делом занят, и домик у моря пусть на один шажок, но ближе стал. А в работе, в загрузах этих постоянных, глядишь, и дурь из головы вылетит, тоска пройдет. Говорил как-то Сионист, что работа, какое-то постоянное занятие — универсальное лекарство от любой дурости. Что ж, опробуем этот рецепт, глядишь, оно и поможет.

Четвертый, «сталкерский» корпус в жилом районе Чернобыля-7 пустовал. Я медленно поднялся на третий этаж, удивляясь гулкой тишине на площадках. Давно еще прошлое, грамотное начальство НИИ, прекрасно осознав пользу от «неучтенных лиц», построило пару трехэтажных жилых домов якобы для «лаборантов» и «внештатных сотрудников». Дома построили без вопросов — затраты по сравнению с тем финансовым потоком, что шел в НИИ, выглядели пустяковыми, за строительство подписалась вся без исключения ученая братия Института, и потому в рекордные сроки появились четвертый и шестой корпуса, каждый по тридцать шесть небольших, скромных «двушек». Даже в лучшие времена половина «фатер» пустовала, но те из сталкеров, которые все ж таки решились на обустройство своих главных схронов здесь, в пределах научного городка, меньше чем за год полностью окупили все затраты НИИ на строительство. Ученые в открытую говорили, что «внештатники» — а по сути, нелегалы, «уголовный элемент» — приносили пользы Институту в десятки раз больше, чем все специально обученные лаборанты и профессионалы-контрактники, которых присылали с Большой земли именно для выходов в Зону. Ну, были, конечно, и среди военных отличные спецы с настоящим талантом к Зоне — сами себя они называли «военсталы», но, учитывая, что их было немного, даже очень немного, погоды они, конечно, не делали. Да и не особенно любили «военсталов» свои же, армейцы — как-то так получилось, что «военные сталкеры» выделились в отдельную, элитную касту, что, конечно, не добавило им популярности среди прочих «специалистов», через одного являвшихся натуральными паразитами. Насмотрелся я на праздношатающихся, красномордых от пьянки и разжиревших от хороших зарплат «спецов», никогда не приближавшихся к Зоне даже на пушечный выстрел. Однако НИИ был вынужден держать дармоедов: по всем отчетам, именно они ходили в Зону за «материалом» и сопровождали экспедиции. Не последнюю роль сыграло и то, что подавляющее большинство таких «спецов» являлось сыновьями, племянниками, зятьями и прочими «своими» как верхушке администрации НИИ, так и командованию местных военных частей, и даже инспекторам, периодически устраивающим проверки. По этой же причине Институт держал и множество лаборантов с зарплатами поскромнее, чем у «спецов», но тоже неплохими — выходы в Зону и работа с артефактами непосредственно на местности считались очень опасными. Нужно ли говорить, что на местность они никогда не ходили… но НИИ это вполне устраивало. Лаборант — существо учтенное, живое, с документами и родней. Ежели он в Зоне сгинет, то неприятности могут нарисоваться в целом ассортименте: и вопросы ненужные, и суды, и разбирательства, и плохая статистика, и нездоровое внимание общественности. Если смерть отдельных ученых и лаборантов можно было списать на несчастные случаи и повышенную опасность от «объектов невыясненной природы», то в Зоне те же лаборанты и «спецы» гибли бы десятками и сотнями. То ли дело — вольный бродяга… и плевать на то, что из целой толпы людей, незаконно припершихся в Зону за рублем, а в случае отсутствия мозга — и за приключениями, к концу первого года останется три-четыре не человека уже, а сталкера. Потому что от того наивного парня или даже девки, что проплатили сговорчивому сержанту проход через Периметр, через год мало что останется — Зона меняет людей быстро и страшно. А если не меняет, то жрет сотнями и тысячами только потому, что цивилизации очень, позарез нужен тот самый «хабар», без которого уже ни наука, ни медицина, ни промышленность просто не может, что те страны, которые с Зоны получают «светляки», «узлы», «пустышки» будут первыми, а те, кто этой «благодати» лишен, обречены плестись в хвосте. Потому и не трогают офицера на пропускнике, четко знает служивый, что за «содействие в проникновении на территорию особо охраняемого объекта» срока, полагающегося по официальному закону, он никогда не получит — не один год генералы в курсе негласного приказа — не препятствовать. И не препятствуют. Потому, наверно, НИИ так поднялся, подмял под себя в свое время и хиленькую, по понятным причинам, западноевропейскую станцию, и ассимилировал Киевский научно-исследовательский отдел, и заставил европейскую науку на себя работать громадными грантами и отличным оборудованием. Немцы с французами голову ломали, отчего это бедный НИИАЗ настолько эффективно работает, в то время как их оборудованные по последнему слову науки и техники станции месяцами сидят без материала. Просто все оказалось: европейцы со сталкерами принципиально не сотрудничали, потому что незаконно, так как по документам сталкера в Зоне нет, а есть только нелегальные бандиты. Своего же немецкого «ботаника» отправлять на смерть никак не можно, просто не пустят, если есть серьезный риск, Ну, а так как несерьезных рисков в Зоне не бывает по определению, европейцы начали заключать контракты с НИИАЗ, которые сделали Институт очень и очень богатым. Интересно, догадывались ли те самые немцы с французами, на каких холмах костей стоит нынешний Институт… да если и догадывались, то для них-то разницы особой не было. Да, впрочем, грех сталкеру жаловаться — знаешь, на что идешь, знаешь, что Зона не парк аттракционов, знаешь, что помрешь не своей смертью, старость и сталкер вещи несовместимые. Жаль только тех пацанов и девок, что в Зону валом перли при понятном попустительстве вояк, Периметр охраняющих, и они-то уж точно не в курсе были, куда и на что идут, зелень, смертники, расходный материал. Да уж… умеют у нас ценить человеческую жизнь, ничего не скажешь. Надо ли говорить, что всех этих нелегалов, «неучтенных лиц» никто, по понятным причинам, учитывать и не собирался. Ни в одном отчете, ни в одном репортаже из Зоны никто и никогда не упоминал о сталкерах — их просто не было. Не существовало. Воздух, фикция. Потому и не опасно местного бродягу на задание отправлять. Вернется — хорошо, еще одна диссертация или научное открытие в копилку человечества. Ну, а если помер Клим, то, как говорится, и фиг бы с ним — его и так в природе не существовало, отчеты делать не нужно, статистику портить тоже. И это устраивало всех — ученые получали материал и грамотное, хорошее сопровождение для выходов в Зону, НИИ стал самым успешным и богатым на открытия институтом мира, цивилизация за счет этого уверенно двигалась к медицинским, научным, энергетическим и промышленным революциям. В обмен на громадные гранты и премии, на которые, фактически, существовал, НИИ делился с европейцами научными открытиями, организовывал им экспедиции с разными Лунями, Фреонами и прочими бродягами, которые с большой вероятностью сберегут заграничных гостей от сюрпризов Зоны. И сталкерам тоже неплохо жилось — ненадежные, хитрые, до предела жадные барыги уступили место посредникам Института, платившим пусть и меньше, но зато честно, стабильно, без гнилых «отходных», «штрафов» и «счетчиков». Вместо давно просроченных консервов, сухарей и паленой водки торговцы Института предлагали продуктовые наборы отличного качества, дорогие медикаменты, солдатские сухпайки НАТО. Особенно ценным, доверенным сталкерам НИИ мог и подарить «списанные» приборы и оружие. Другие же просто получали доступ к недешевому, но отменному оборудованию, научным защитным комбинезонам вроде той же «Кольчуги», а с помощью военных — и к щедротам от армейских арсеналов. Командование местных военных частей регулярно выделяло Институту вооружение и боеприпасы для сталкеров, хоть это и не афишировалось. Неглупые и человечные командиры прекрасно понимали, что вовремя списанное оружие и хорошие отношения, например, с «Долгом» означали то, что на Большую землю уйдет намного меньше цинковых гробов и в то же время станет значительно больше внеочередных званий и наград. С тех пор как армейцы перестали стрелять в сталкеров, сталкеры перестали стрелять в армейцев, мало того, одиночки не забывали предупредить «внутренние блок-посты» о надвигающемся Выбросе и замеченных мутантах. «Долг» так и вообще взял шефство над отрядами военных, вынужденных находиться в Зоне, — на самых опасных «опорных точках» люди в черных комбезах не раз спасали солдат от смерти. «Свободе», правда, от всей этой благодати мало что доставалось, скорее наоборот: несколько лет «фримены» едва держались под постоянными атаками заматеревшего, набравшего силу «Долга», с одной стороны, и страшными, всегда неожиданными нападениями фанатиков «Монолита» — с другой. Не знаю уж, чем именно профессору Прохорову досадили «свободовцы», что он так упрямо пытался уничтожить их группировку, но, сдается мне, разницы между сталкерами основатель «Монолита» не замечал, просто истребляя всех потенциальных носителей желаний. Дальше Красного леса проходили только опытные, матерые одиночки, но никак не отряды — да и, в свете последних знаний, думается мне, что некоторым из нас просто позволено было пройти…