Михаил Луговой - Горячая весна 2015-го
– Километраж километражом, но что я – должен сажать в «самочек» первых попавшихся людей? Они же эту машину только по телевизору видели!
Володин имел в виду неожиданно свалившееся на него «счастье», отданную в состав батальона роту БМПТ[27] «Рамка-99». На заре формирования экспериментальной части предусматривалось, что в каждом танковом взводе будут два танка и одна БМПТ. Танкисты не были в восторге от такого пополнения: мало того что никаких практик боевого применения новых машин, немедленно прозванных «самками» в память о пулеметных танках Первой мировой, не было, так они еще и приводили к разнотипице машин даже на взводном уровне, тогда как танковые командиры всегда хотели иметь однородные батальоны. Поскольку БМПТ «Рамка-12» на базе Т-90 еще только разрабатывалась, командование кинулось в другую крайность, образовав в бригаде дополнительный батальон БМПТ. Но, в отличие от танков, новые машины поступали медленно, и, когда их набралось на две роты, батальон был расформирован, а роты переданы имеющимся танковым батальонам.
– Предлагаю следующее. – Начальник штаба подобрался, черты лица обострились. – Переведем на «самочек» несколько человек из рот. А на их место, – он повел рукой в сторону короткого строя, – молодое пополнение.
Майор сморщился, словно раскусил перчинку в супе. Разбавлять крепко сбитый, в том числе и его усилиями, коллектив не хотелось. Но, похоже, это решение было единственно возможным.
Десяток танков роты стояли под натянутыми между сосен маскировочными сетями в одну шеренгу.
Олег глядел на боевую машину, которая с этого момента была закреплена за ним, а два чумазых лица с башни – командир танка и наводчик – глядели на него, гадая, кем это командование решило дополнить их сплоченный экипаж. Наконец, один из них, худой и высокий, с сержантскими лычками на погонах грязного бушлата, легко спрыгнул на землю и, вытерев руку промасленной тряпкой, протянул ее Олегу.
– Ну, здорово, братан. Как звать-то тебя?
Олег представился.
– Срочник, что ли? – удивился командир танка. – Дела… Ладно. Машину знаешь? Это, – он показал себе за спину, – лучший и новейший танк, какие только есть на вооружении.
Олег пригляделся. Корпус и башня боевой машины были затянуты деталями радиопоглощающего комплекта, делая боевую машину немного похожей на надувной макет. Но и так было видно, что это не Т-95[28], который с гордостью демонстрировали по телевизору в репортажах о повышении боеспособности Российской армии, а обычный Т-90, пусть и более поздней модификации, чем были у них в учебке.
– Это не Т-95, – сказал он.
Танкисты заржали.
– Альтаф, объясни ему, – попросил командир.
– «Девяносто пятых», – сообщил наводчик, подходя к ним, – на вооружении еще нет. Первые два батальонных комплекта должны были поступить именно в нашу бригаду. К Новому году первые машины обещали. У нас многие даже контракты продлили только потому, что хотели новую машину посмотреть. Это, – он пнул ногой оливково-желтый каток боевой машины, – Т-90А2. Переходная модификация. От обычной отличается наличием электронной начинки, аналогичной Т-95. Тебе это без надобности, это нам скорее нужно… Хотя и тебе бонусы есть.
– Ага, я вижу, взаимодействие налажено! – сказал, появляясь из-за танка, командир роты, пять минут назад куда-то сопроводивший Олегового предшественника.
Капитан был молод, и отпущенные усы этого не скрывали. Сержант Афанасьев, командир танка, по крайней мере выглядел старше.
– Да он же салажонок еще, – недовольным тоном сказал он. – После учебки… Его еще учить и учить!
– Вот и займись, – ответил капитан. – Натаскаешь как надо. Первая заповедь: не нажимать на то, что не нужно, и не дергать за то, что не полагается. Сейчас я молодого у вас забираю в расположение, а после обеда начнете.
После обеда Олег, впервые устроившись на водительском сиденье своей новой машины, обнаружил на зашплинтованной металлической крышкой кнопке ручного запуска системы пожаротушения картонку с надписью: «Тов. ефрейтор! На эту красную кнопку нажимать нельзя. Это кнопка ручного запуска системы ППО!» Из-под металлической крышки высовывался еще один картонный уголок. Олек снял шплинт, поднял крышку и, обнаружив на второй картонке надпись другим почерком: «М…к! Тебе же сказали, нажимать только при пожаре!», хмыкнул и вернул крышку на место. Кажется, Афанасьев решил подойти к делу творчески.
20 апреля 2015 года. Россия, Калининградская область
– Перекур десять минут! – пролетел над работающими зычный голос старшины.
Послышался слитный звон – бойцы роты побросали лопаты и потянулись прочь от наполовину вырытых окопов под деревья, где можно было спастись от падающей сверху мелкой мороси. Василий выбрал ель погуще и, присев на корень, облокотился о ствол спиной. Вокруг сразу стало людно. Послышались шуточки о том, что некурящие могут постоять и снаружи – под дождичком. Те устало отругивались.
– Царев, подвинься, – толкнули его в бок, и рядом, вытирая лицо платком, присел командир взвода, лейтенант Пшеничный.
– Товарищ лейтенант, разрешите вопрос?
– Больно умный ты, Царев, – недовольно сказал лейтенант. – Задавай.
– Я, конечно, не строитель, – сказал Василий. – Но мне кажется, что то, что мы здесь копаем третий день, можно отрыть за сутки одним экскаватором. Спрашивается – какого х… мы тут комсомольскую стройку изображаем? Опять же – в Сертолово мы каждую неделю на стрельбище ходили. С тех пор как сюда прибыли – ни разу. И если дать мне сейчас автомат, то я х… куда попаду. – Он показал лейтенанту ладонь в буграх мозолей. – У меня руки дрожат. Нет, понятно, что война может начаться, и все такое… Но с оружием в руках наш батальон будет более полезен, чем с лопатами. Разве нет?
– Умный ты, Царев, – вздохнул лейтенант, – а дурак. Слышал небось расчеты, что танк на поле боя живет три минуты, солдат – две, и так далее? Так вот, «живет на поле боя» – значит наносит ущерб противнику. Как думаешь, наш батальон способен ущерб врагу нанести? Без техники, без тяжелого вооружения и с личным составом из долбоебов, которые еще и полугода не прослужили? Причем такой ущерб, который хотя бы керосин оправдал, который самолеты сожгли, чтобы нас из Питера сюда привезти, а?
– Так мы что – просто «пушечное мясо»? – спросил Василий.
– Хуже, – сказал лейтенант. – Сейчас не Первая мировая. Тогда «пушечное мясо» имело ценность. Сейчас – нет. В Калининграде живет, наверное, тысяч пятьсот народу. По области еще столько же. Половина женщины. Половина оставшихся старики и дети. Половина на важных производствах занята. Остается… – Лейтенант поднял глаза, подсчитывая. – Сто двадцать пять тысяч. Это десять дивизий набрать можно. Оружия на складах хватит, наверное. С материка придется только специалистов завозить: электронщиков, снайперов особой подготовки, врачей, прочих… А привезли нас.
– Вот я и говорю, товарищ лейтенант, – поставил вопрос ребром Василий. – Зачем? Ямки копать? Так у нас что, в Министерстве обороны совсем дураки сидят? Раз уж наш батальон никакой задачи выполнить не может?
– Наш батальон, – сказал лейтенант, – свою задачу уже выполнил. И если вы сейчас пойдете и коллективно утопитесь, ни в штабе КОРа, ни в Москве никто плакать не будет.
– А что это была за задача? – удивился Василий. – Когда это мы успели…
– Парад, – просто сказал лейтенант. – Помнишь, после посадки парад был? Построение, раздача оружия. Вынос знамени, прохождение под оркестр… Толпа зрителей, телекамеры… Шоу устроили, как на Красной площади в День Победы. Интервью потом брали. Ты же сам телевизионщик, Царев. Неужели не понял?
– Нет, – озадаченно помотал головой Василий. – Ну и что, что парад? Кто угодно же пройти мог…
– Не кто угодно, – наставительно сказал лейтенант. – А только те, кто с материка прилетел. Чтобы местные видели, что их не бросили на растерзание поленьям и янкесам. Что страна помнит о них и присылает тех, кто будет их защищать. Против них же настоящая психологическая война ведется. В теле– и радиоэфире, в Интернете. У американцев эта служба хорошо поставлена. Внушают, что, мол, Россия вас бросила, отделяйтесь, мы вас в Евросоюз примем… А мы тут как тут – вот они мы, защитники! Спецов нет резона в парадных колоннах по аэродрому гонять. У них по прилету и так дел по горло. А привезти стадо гоблинов, которые едва строевым ходить выучились, один раз можно и разориться. – Он затянулся последний раз и погасил окурок о мягкую землю. – После этого парадного смотра вас всех смело можно было снова загонять в самолет и везти обратно. Обороноспособность от этого никак не пострадала бы. Но не повезли. Горючки, видать, пожалели. А коли вы уж остались здесь, то надо вас делом занять. Капониры копать там, где экскаваторов не хватает. Ясно?
