Дмитрий Манасыпов - К далекому синему морю

Одноглазый оскалился, видя еще одного замолкнувшего стрелка на гребне. Захотел рассказать Батону, привалил его к БТРу. И заткнулся на половине слова. Замер, глядя на спокойное и ровное лицо товарища, смотревшего куда-то вдаль. На влажную дорожку, тянущуюся от уголка глаза к подбородку.

Над головой загрохотало и засвистело. Старлей, прижавший к уху рацию, округлил глаза и замахал свободной рукой. Одноглазый задрал голову и радостно завопил. Крик и свист, поднявшийся вокруг, перекрыл даже этот небесный грохот. Но ненадолго. Поспорить с авиационным двигателем тяжело. Не говоря про вооружение «грача». А они, «грачи», прилетели.

– Твою мать… – Одноглазый потер лицо. – Заснул. Стыдно-то как.

– Стыдно когда видно, – Багира зевнула прямо над его ухом. – Сижу тут минуты полторы. А до этого ты не спал. Советую все же покемарить.

– Да ладно…

– Хоть заладно. Толку от тебя сейчас.

– Тоже верно.

– Чего ты там в атаку ходил-то?

– Да… Юность вспомнил. Как вот отсюда ездили на масштабные военные учения.

– На Кавказ?

– А куда еще-то? Маму жалко было. Но потом она как-то привыкла.

– Мамы – они такие, это да…

– Ладно. Пойду. Но скоро вернусь. Оставить ствол?

– Нет. Иди. У меня свой есть. Где прячу – не скажу. У женщин должны быть тайны.

Глава 5

Доказательства смерти

Самарская обл., с. Красный Яр

(координаты: 53°29′51″ с. ш. 50°23′20″ в. д.),

2033 год от РХ

– Вот ты где! – Шимун сгреб протестующее существо за шкирку, обхватил пальцами морду. – Тихо, жуть, тихо.

– Жуть? – Морхольд выдохнул.

– Жуть. И запомни, друг, – Шимун присел на топчан, почесывая существо под подбородком, – именно Жуть. Не Жутик, Жутька, Жутя или что-нибудь такое же зефирно-розовое в мимимишечных понях. Только Жуть. Так, смотрю, ты в себя пришел?

– Ну да, как бы пришел.

– Жива! – Шимун встал, придерживая рвущуюся куда-то Жуть. – Пациент проснулся. Пора отвязывать.

– А сам чего не отвяжешь?

– Так она врач, ее не обманешь.

– Чего?

Шимун усмехнулся и вышел. Жива появилась чуть позже. Не хмурая, а вовсе даже улыбчивая. Села, пощупала пульс на шее, заставила высунуть язык, пальцами подняла веко и долго рассматривала глаз.

– Меня же просто продуло? – Морхольд непонимающе посмотрел на женщину. – Нет?

– Просто продуло. А я просто сделала тебе что-то вроде прививки от разных гадостей и влила в тебя как можно больше иммунитета. Это легко не перенесешь.

– Помер бы…

Она пожала плечами.

– Похоронили бы, не переживай. Ты, если по лодке судить и прочему, далеко собрался?

– Не близко.

– Зима на носу. Надо быть здоровым. Так что радуйся, тетя Жива тебе помогла. Организм сильный, справился. А вот спиной сильно не помогу, тут уж извини. Сейчас отстегну.

Морхольд, растирая запястья и щиколотки, сел. Его даже качнуло в сторону.

– Одевайся. Только на улицу по делам и тут же назад, – Жива протянула сильно пахнущий травами комочек. – Нельзя тебе пока много ходить. Лежать надо. И на, рассоси пилюлю.

Он оделся в предложенные вещи. Ватные штаны, теплые ношеные сапоги и очередной овчинный кожух. Откуда они нашли столько овчины? Морхольд пошел вперед. Его качнуло, и пришлось хвататься за что придется. Но вроде устоял.

Жива мелко ступала следом, не мешала и не помогала. Кожаные галоши, надетые на вязаные высокие чулки, мягко шуршали за Морхольдом. Он двигался к двери, прислушиваясь к самому себе.

Шлось неплохо. Очень даже хорошо шлось, если честно. Конечно, смотря с чем сравнивать. Но с самим собой еще вчера… шлось великолепно и чудесно. Слабость? Ну, слабость, подумаешь. Пройдет. И, да, Жива точно была права. Надо будет полежать. И тогда, глядишь, дальше сложится куда удачнее задуманного.

Он спустился по лестничке, аккуратно и бережно. Оглянулся.

Фургон стоял. Хотя не так давно вроде бы катил себе и катил. Но… причину Морхольд понял сразу. Надвигалась буря. Сильная снежная буря. Шла с севера, закручивая штопором серые и обманчиво ленивые тучи. Такую погоду вряд ли стоит встречать в пути. А переждать надо с умом. Этим остальные и занимались.

Фургон стоял в небольшой рощице. Таких здесь, в лесостепи, хватало. Разве что не все были так удобны. Очень похожа на ту, где к Морхольду подбежал лосенок. С поляной посередине, не очень большой, но и не маленькой.

Деревья здесь росли раскидистые. Под самое-самое, прикрыв ветвями половину, фургон и подогнали. Оставшуюся часть транспорта вся странная компания старательно прикрывала тентом. Большие серые вьюки, крепившиеся по краям, оказались навощенным брезентом, свернутым и расположенным так, чтобы делать дополнительный навес. Большая его часть прикрывала лосей. Те сбились кучей, плотно прижимаясь друг к другу. Бурый, косясь на Морхольда, плечом остановил лосенка, сунувшегося было к знакомому человеку.

– А, и правда ожил, – Шимун, закрепив растяжку на стволе кривоватой крепкой березы, помахал ему. – Пошли перекурим, пока Жива ворчать не начала.

– Толку-то? – Жива встала за спиной, заложила ладони за теплую юбку-поневу. – Ворчи, не ворчи, ты все равно дымишь. И других тянешь. Тьфу, аж противно.

Морхольд усмехнулся. Невесело. Веселиться было не с чего. А от предложенной самокрутки не отказался. Вкус узнал сразу. Табак с Кинеля, не иначе.

– Ни разу вас не видел в Кинеле.

Шимун покосился на него.

– Видно, временем не пересекались. Ты оттуда?

– По большей части. Перекати-поле.

– Ясно-понятно. – Шимун крикнул рыжему, показал, что тот делал неправильно. – Ты куда идешь-то?

Морхольд затянулся и подумал. Чего скрывать цель?

– В Курумоч. К летунам.

– Серьезно. Куда лететь собрался?

– К Волгограду.

Шимун кашлянул, потер переносицу.

– Ну, так-то пошутил, конечно. Дороговато выйдет такой аэрокруиз.

– Наплевать. Мне надо на Новый год подарки своим отвезти.

– В Волгоград?

– Нет. В Анапу.

Шимун как-то опасливо покосился на Морхольда.

– Тебе говорили, браток, что ты на всю голову шибанутый?

Морхольд кивнул:

– Неоднократно.

Шимун хмыкнул:

– Ладно. Ты по делу ж вышел, полагаю? Ну, вон туда отойди, чтоб твое дело нам не попортило красоту девственно белого покрывала… которое скоро до нас доберется. И быстро назад. Буря будет лютая. Уж поверь.

Морхольд пошел к указанным кустам. Зашел за них, надеясь, что назад доберется спокойно. Слабость вновь накатывала волнами. Он повернулся к открытой степи, куда уходила колея от фургона. И вздрогнул.