Уильям Дитц - Телохранитель
Лони засмеялась, и я продолжил, ободренный. Описывая слепой пассажирке то, что видел, я неожиданно понял, как красиво все вокруг. Время полетело быстрее. Казалось, прошло каких-то пять минут, а Докинс сообщил, что пройдена половина пути, и объявил небольшой привал.
Мулы разбрелись в поисках места. Болтать с Лони было приятно, но мысль о Саше не давала покоя. Поэтому я подождал, когда «зеленая» устроится на камне и, не торопясь, подошел к ней. Лони рассказывала, как их обучали водить ходоков, но я прервал ее на середине фразы.
— Прости, Лони, у меня тут кое-какое дело. Дорасскажешь гафорнк.
«Зеленая» повернула ко мне шлем, но не ушла. Места на камне хватало, я сел рядом и с глухим стуком прижал свой шлем к ее. С поврежденным мозгом трудно быть деликатным. Я и не был.
— Ты стреляла в нас.
— Да, — прямо ответила она.
— Почему?
— Что почему?
— Почему стреляла в нас?
— Потому что приказали.
— Кто?
— Отстань.
— А девочка? Что с ней?
Женщина пожала плечами. Скафандр был ей как раз и пожал плечами вместе с ней.
— Понятия не имею. Газ меня вырубил.
Я чертыхнулся. Женщина просунула пальцы под лямки рюкзака. Ее глаза сквозь ободранную лицевую пластину были едва различимы, но она как будто смотрела с сочувствием. Или мне показалось?
— Ты в самом деле ее любишь, а?
Я растерялся.
— Кого люблю?
— Девочку.
— Да, я в самом деле ее люблю.
— Тогда подумай о ней, прежде чем спускать с привязи нового технологического черта, над которым ты там работаешь.
— Я ни над каким чертом не работаю.
— Неужели? — спросила женщина. — Тогда зачем ты здесь?
Какая-то часть меня хотела сослаться на очевидное, сказать о защите клиентки, но в целом я знал, что женщина права. Происходило что-то посерьезнее, а что — надо спрашивать у Саши. Саша — та хоть что-нибудь понимает. Разумеется, если она жива.
— Встали, — приказал Докинс. — Нам идти еще миль двенадцать, а воздуха в обрез. Потащились.
Следующие два с половиной часа оказались трудными. Возможно, кто-то догадался катетеризоваться перед уходом, но я нет. И теперь мне хотелось в туалет. Прибавь к этому страх перед неопределенностью — ведь неизвестно, что мы найдем на месте катастрофы, — и беспокойство о Саше и поймешь, какой тяжелый, холодный ком мучил мои кишки остаток дня. Уже наступили сумерки, когда мы вышли на ровную местность, и мул по имени Сванго увидел первый обломок. В его голосе звучала тревога, смешанная с восторгом.
— Докинс! Я нашел! Кусок!
— Хороший мальчик, — невозмутимо отозвался Докинс. — Теперь отойди от него, пока я не взгляну. Он может оказаться опасным.
— Или с чем-нибудь полезным внутри. Вроде кислорода, — добавила Лони по нашей личной внутренней связи.
А ведь верно, подумал я. Мне это не пришло в голову, но если бы мулы наткнулись на О2, власть полевого надсмотрщика сильно пошатнулась бы. И хотя бунтовщикам некуда было бы идти, Докинса они наверняка бы прихлопнули.
Опасения не оправдались. Обломок представлял собой огромный двигатель, один из четырех, которые удерживают челнок в разреженной атмосфере планеты. Он весь блестел, покрытый похожими на алмазы кристалликами. Видно, когда двигатель оторвался, какая-то жидкость вылилась, мгновенно испарилась и замерзла.
Теперь мы были близко к цели и невольно ускорили шаг. Из-за меньшей силы тяжести след крушения оказался намного длиннее, чем был бы на Земле. Судя по обломкам и огромным вмятинам, оставленным в каменистой почве, после столкновения челнок кувыркался еще пару миль, прежде чем окончательно остановиться.
Я описывал Лони то, что мы находили.
— А здесь вроде как кусок крыла с частью двигателя.
— Но фюзеляжа нет? — обеспокоенно спросила киборг.
— Нет, пока нет.
— Хорошо. Ходоки способны выдержать грубое обращение, но лучше бы им оставаться в грузовом трюме.
Куски и кусочки попадались все чаще, пока наконец идущие в голове не увидели основную часть корабля.
— Вот он! — закричала женщина. — Прямо вперед.
Я подошел туда через пять минут и ахнул, увидев размеры рухнувшего челнока. Его корпус уходил на сотни футов в обе стороны и возвышался над головой этажа в три. И никаких следов пожара, что, впрочем, неудивительно: ведь в атмосфере практически нет кислорода. Все повреждения были только от удара. Боковую стенку челнока украшал огромный круг с буквой «М» — «Марсокорп» — в центре. Как раз посередине этого круга корпус и раскололся, так что люк искать не потребовалось.
Приказав нам ждать, Докинс вошел через трещину внутрь. Я проверил кислород. Осталось минут на восемнадцать. Корпы рассчитали правильно: мы добрались за шесть часов. Теперь надо надеяться, что удастся раздобыть кислород из обломков и что хотя бы несколько ходоков будут целы. И тут меня осенило. Не имело значения, вернемся мы или нет. Если борги попадут на место катастрофы и Докинс установит их в машины, корпы уже будут считать миссию успешной. Вот почему «зеленых» и меня выбрали на роль мулов. Нами можно было жертвовать.
Я вдруг увидел Докинса в новом свете. Он с самого начала знал то, что до меня дошло лишь сейчас, и намеревался не только выполнить задание, но и спасти наши шкуры. Нам повезло, чертовски повезло. Но я спросил себя, как долго продержится это везение?
К моему огромному удивлению, Докинс вышел, сообщил, что уцелело шесть ходоков, и распорядился искать герметичный отсек. За десять минут поисков мы ничего не нашли. Пришлось накачать одно из аварийных убежищ, которые есть во всех челноках.
Второго убежища не оказалось. Человек с богатым воображением стал бы представлять себе, что случится, если первая палатка окажется повреждена, но мне было не до того. Воздух кончался, в шлеме раздался предупреждающий звонок, и я подумал, что гораздо приятнее пройти вниз, сорвать с себя скафандр и обрести утешение в маленьком, но хорошо устроенном надувном туалете.
И только с наслаждением облегчившись, я вспомнил о Лони и о том, что сбросил ее вместе со скафандром. Я поспешил назад. Нас было в два раза меньше того количества народа, на которое рассчитано убежище, поэтому проталкиваться не пришлось. Свободно пройдя между людьми, снятыми скафандрами и надувной мебелью, я обнаружил, что два мула отсоединяют Лони от моего скафандра. Я напустил на себя самый угрожающий вид.
— Эй… в чем дело?
У одного мула — мужчины — лицевая пластина была открыта. Он посмотрел на меня раз, потом другой.
— Докинс велел собрать шесть боргов и подключить к ходокам.
Я понимающе кивнул.
— Отлично… но позвольте мне попрощаться.
Мужчина недовольно засопел, но уступил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});