Евгений Щепетнов - Инь-ян 4

А может Сергею это просто показалось. Почему бы здешним аборигенам не делать рифленые рукояти? Если Сергей до сих пор не видел, чтобы кто-то делал нечто подобное, это не означает, что такого не делает никто!

Пошел к двери, слегка напрягшись, закрыл. Тяжелая дверь, мощная! Даже слишком мощная. Так боятся "перевертышей"?!

Пощупал шею второй охранницы, все еще дергающей ногами, поморщился — считай, что мертва! Видимо перебил гортань. Кончается. Вообще-то не хотел убивать, только вырубить, но она не вовремя повернулась, и вот — "получи фашист гранату". "Уноси готовенького!"

А кто виноват? Нехрена было в тюрягу совать! Хватают Мессию, и в тюрягу, обсосы проклятые! Гады!

Возбужденно хохотнул, и смех в этом подземелье прозвучал как-то странно, глухо и страшно. Будто смеялась больная в сумасшедшем доме — истерично, хрипло, не смех, а карканье старой облезлой вороны.

Криво усмехнулся, помотал головой…что день грядущий готовит? Ну — никак по плану не выходит! Скоро придет корабль с Морной и остальными — как их встретят? Беда будет! И ведь предупредить нельзя…уже ничего сделать нельзя. После того, как убил тюремщицу. Только попробовать добраться до "пузыря".

А где искать Лурка и Джана? Вот зачем он напал на тюремщиц? Что, не мог подождать, чем дело кончится? Ох уж эта бабская натура — вначале делать, потом думать! Ох уж этот ПМС! Не стоило этой мерзкой бабе над ним глумиться, ох, не стоило! Сам до конца не понял, зачем напал на "вертухаев" — предчувствие какое-то, что ли…будто внутренний голос: "Выбирайся! Беги! Беда!"

Все пэмээсные штучки! Предчувствия! Психозы! Гормоны, мать их…

Тюремщица, будто услышав, как он о ней подумал, зашевелилась, рука дернулась, сжалась в кулак. Не дожидаясь, когда женщина предпримет какие-либо действия, направил парализатор в угол и нажал кнопку (надо же опробовать?). Затрещали молнии, в точности похожие на те, что исторгали лесные воительницы, в камере запахло как после дождя — озоном, ясное дело.

— Медленно и осторожно сядь! — приказал Сергей, отодвинувшись от тюремщицы на два шага — Никаких резких движений, иначе я сразу тебя парализую. А потом отпиннаю так, что ты ссать будешь кровью, гадина! И не притворяйся, что без сознания, я знаю, что ты уже очнулась! Ну?! Тебе врезать?!

— Не надо! — женщина неожиданно легко села, скрестив ноги под собой, морщась потерла висок, на котором вздулась здоровенная шишка — Ловка ты…сучка! Не ожидала. Знала я, что перевертыши шустрые, но чтобы настолько?! Что с Алмой?

— Мертва… — мрачно пояснил Сергей — Похоже, что гортань перебита. Не хотела убивать, так получилось.

— Так получилось… — эхом откликнулась тюремщица, и с ненавистью выдохнула — Ссссука! Я сама с тебя шкуру сдеру! Живьем! Тварь! Убила мою Алму, тварь! Убью! Убью!

— Любовница твоя? — догадался Сергей — Так ты сама виновата. Не надо было меня злить. Глумилась — вот я и разозлилась, не рассчитала сил. Что, тебя не учили — нельзя глумиться над заключенными? Или ты по жизни такая мерзкая тварь? Сидеть, гадина! Помни, что я сказала — отобью все внутренности, гнида! Сразу не сдохнешь — будешь год подыхать!

— Что ты хочешь? — уже спокойнее, с затаенной ненавистью спросила тюремщица — Ты отсюда не выйдешь! А если выйдешь — далеко не уйдешь! Ты видела, сколько на плацу воительниц? Думаешь, что сумеешь всех убить? С ошейником?

— Как снять? Как снять ошейник, говори! — спокойно, сдерживая ярость спросил Сергей, чувствуя, как его захлестывает гнев (ПМС — это такое…ПМС! Убила бы!)

— Никак! — радостно откликнулась женщина — Хе хе…никак. Я не могу снять. Только колдунья, и то не всякая!

— У ошейника есть радиус действия? — снова сдержавшись, спросил Сергей.

— Что? — не поняла тюремщица — Какой радиус?

— Если я выйду из тюрьмы — что будет? В ошейнике выйду.

— Ничего не будет — пожала плечами женщина — Выйдешь, да пойдешь. Пока тебя не остановят и не снесут башку. А что может быть такого, когда ты выйдешь?

Сергей вдруг показалось, что тюремщица врет. Врет, и еще глумится — в глазах хитрость, предательство, расчет на то, что он выйдет, и ошейник его задушит! Как душили те ошейники, что были у Гекеля!

Вскочил, метнулся к глумящейся бабе и с размаху впечатал пяткой ей в ухо. Как в стену — гулко, хлестко — вырубил наповал. Отошел, переводя дыхание — ярость просто кипела в мозгу. Прикрыл глаза, успокаиваясь, потом заставил себя подойти и пощупать пульс. Облегченно вздохнул — жива! Все-таки жива! Но чуть не убил…едва не убил!

И так легко, так просто — бах! И труп! Просто маньяк-убийца какой-то. Монстр! Или просто уже человек этого мира? Это на Земле смерть человека событие — выезд опергруппы, криминалистов…а тут — бах! И нет человека! Хотя…не надо врать самому себе. На Земле тоже всякое есть. Кое-где человеческая жизнь не стоит и медной монетки…как и здесь.

Стянул с женщины одежду, оставив ее в одних трусах — трусы снимать почему-то побрезговал. Хотя давно известно — лучший способ вывести "клиента" из равновесия — раздеть его догола. И мужчины и женщины сразу теряют чувство уверенности, их проще "расколоть".

Связал руки и ноги, сделав ей "ласточку" — как поступали с буйными преступниками, или просто с людьми, из которых хотели выбить показания. Подтащил женщину к воде, сунул ее голову под струю. Подержал, до тех пор, пока тюремщица не начала подавать признаки жизни, оттащил назад, оставил лежать на полу. Подошел к трупу Алмы, раздел и ее, стараясь не думать о том, что раздевает труп, и сейчас наденет одежду с мертвеца. Одежда была слегка испачкана кровью, но со стороны, если не присматриваться, не заметишь.

Алма была выше Серг, но ненамного, полнее в бедрах, брюки были свободными, так что не особо заметно, если не приглядываться. Рубаха тоже пошла, немного широковата, покойница обладала более объемистой грудью, но вполне приемлемо — зато не жмет и не стесняет движений.

Самое главное — башмаки подошли. Больше всего боялся за обувь — малы будут, так вообще ходить невозможно, велики — ноги собьют.

Противно было надевать вязаные носки с ног покойной — пахло чужим кислым потом, носки не первой свежести. Еще бы какой-нибудь грибок не подцепить — мелькнула мысль, и тут же угасла по причине своей глупости — о грибке ли думать, когда и заболеть-то возможно не хватит времени — раньше убьют!

Одетым сидеть гораздо приятнее. И теплее, и комфортнее. А вот голой тюремщице на ледяном полу совсем некомфортно, о чем она известила, перемежая свое сообщение площадной руганью, прерванной пинком в бок:

— Заткнись, тварь! Будешь отвечать на вопросы! Почувствую, что врешь — сделаю больно. Очень больно! Поняла?