Алексей Пехов - Проклятый горн

Я провозился на кухне, наверное, минут десять, а когда шел обратно, вновь бросил взгляд в окно и остановился в задумчивости. Тигры все так же лежали на дорожке, в тех же самых позах. За все время, что я их не видел, ничего не изменилось. Они не пошевелились, даже хвосты были в том же положении, что и раньше.

— Забери вас тьма… — прошептал я, ни к кому, собственно говоря, не обращаясь.

То, что я принял за густые тени на земле, оказалось лужами темной крови. Огромные кошки были мертвы.

Ситуацию я оценил быстро. Тот, кто убил их из арбалета, наверняка уже проник в дом. А значит, Карл и Альберт в опасности. Я не знал, успею до них добраться или нет. Для опытного человека десять минут — долгий срок. Достаточный, чтобы завершить дело и убраться подальше.

Фонарь я оставил, дальше двигаясь в потемках и в первую очередь полагаясь на слух. Прошел мимо комнаты с художествами Пугала. Одушевленного и след простыл. Вот уж кто у нас чувствует смерть загодя, но не утруждается предупредить о ее приходе других.

Я заглянул в одну из комнат, которую запомнил еще на пути к кухне. На стене висела кривая двуручная сабля с широченным лезвием. Я избавился от золоченых, украшенных яшмой и сердоликом ножен, бросил их на пол и, положив изогнутый клинок на плечо, поспешил к лестнице.

— А с этими что? — внезапно раздался голос с противоположной стороны коридора.

— Дьявол с ними! — отозвался другой, более грубый. — Дело сделано. Уходим.

Я быстро вернулся назад, надеясь, что они не услышали шагов. Ниша за старыми напольными часами как раз подходила для того, чтобы в ней можно было спрятаться.

Не скрываясь, двое спустились по лестнице — темные фигуры в плащах. У одного был взведенный арбалет, так что я не стал их останавливать. Дал возможность выйти из дома, выждал минуту и поспешил наверх.

Хагжита я нашел там же, где и видел его в последний раз. Он сидел, привалившись к стене и вытаращившись на меня мертвыми, темными глазами. Рот приоткрыт, на груди, в области сердца, рана, нанесенная четырехгранным клинком, по всей видимости большим стилетом. Кровь из дыры продолжала течь по груди на живот, а с него на ковер.

Я услышал шорох за спиной, развернулся, вскидывая тяжеленную саблю, но это было всего лишь Пугало.

— Газир за ним все-таки прилетел, — сказал я ему. — Я слышал, что иногда маковый туман дает некоторым пророческий дар. Быть может, он действительно видел свою смерть?

Пугало было задумчивым и смотрело в окно, на тонкий серп месяца, куда, возможно, отправилась душа владельца дома.

— Карл! — крикнул я, не видя причин скрываться. — Альберт!

В косяке торчал арбалетный болт, и я крикнул снова:

— Это Людвиг! Они ушли.

Послышался звук отодвигаемой мебели, ругань. Дверь приоткрылась.

— Чертовски дрянной день, Людвиг. Давно у меня не было столь плохого настроения. Толстяк мертв?

— Да.

— Плохо! — Карл вышел в коридор. — Они появились как черти из чулана. Я едва успел сгрести Альберта в охапку и убраться. Хагжита унести не получилось бы при всем желании.

— Верю.

Альберт выглядел взъерошенным, точно воробей:

— Не будь у них арбалета, мы бы не отступили.

— Отступили! — отрезал Карл. — Я хоть тебя и учу, но все еще не готов выставить против опытных бойцов. Их четверо, нас двое. Расклад не в нашу пользу.

Пугало откровенно веселилось и едва ли не хихикало, глядя на мою вытянувшуюся рожу. Проклятье! Я слышал разговор убийц, но они говорили не о моих товарищах, а о своих подельниках!

— Я ошибся, — быстро сказал я. — По крайней мере двое — еще в доме.

— Уверен? — прищурился Карл.

— Посмотри на Пугало, — предложил я. — Арбалетчик и еще один ушли через дверь. Вторая пара или пошла другим путем, или продолжает оставаться где-то здесь. Вас выкуривать они не стали, считают, что вы не представляете опасности, раз так быстро ретировались. И, возможно, задержались просто для того, чтобы поживиться тем, что плохо лежит.

— И что теперь? — спросил Альберт. — Разойдемся и поищем в комнатах?

— Черта с два мы будем разделяться, — отмел Карл предложение Альберта. — Идем наверх. Здесь их точно нет.

Круглый зеркальный зал встретил нас громким криком — орал огромный ярко-красный попугай, сидевший в клетке. Звук, который он издавал, напоминал скрежетание какого-то жука, правда в десять раз визгливее.

— Эй! Что ты делаешь? — спросил Карл, когда Альберт распахнул дверцу птичьей темницы.

— Ему дохнуть, что ли? Пусть летит.

— Очень сердобольно, — пробормотал страж. — Мало в Арденау тигров, теперь еще и попугаи пожаловали. Половина города сочтет, что наступил конец света, раз по небу летают алые курицы.

Они напали на нас с двух сторон, выскочив из разных комнат. Убийца швырнул в Альберта фонарь, тот уклонился, стекло разбилось, и масло, попавшее на стену и ковер, вспыхнуло неожиданно ярко, отрезав парня от нас и оставив наедине с убийцами. Карл с ревом прыгнул сквозь пламя, и я отстал от него лишь на секунду, но все уже изменилось.

Один из забравшихся в дом хагжита лежал на полу, тихо скуля и зажимая руками рану на боку, другой, увидев, что остался в меньшинстве, дунул прочь, точно заяц.

— Выбей все, что сможешь! — сказал я Карлу, кивнув на раненого, и бросился за беглецом.

Нагнал я его на лестнице, между вторым и первым этажом, даже не успев запыхаться. Он развернулся, замахиваясь. Я парировал саблей, пнул ногой в живот, так что противник кубарем пролетел пять оставшихся ступенек.

Совсем еще молодой ньюгортец, с красным от ярости лицом, и не думал сдаваться. Оказавшись на ногах, провел сокрушительную атаку, шагая вперед скупо, размеренно, как опытный вояка. Его шаг, удар, мой отшаг и парирование.

Клинок противника был куда более юрким и быстрым, чем восточная сабля, предназначенная совсем не для того, чтобы отбивать прямые уколы, которые так и норовили зацепить мои ноги или низ живота.

Мне приходилось осторожничать, так как противник требовался нам живым, для ответов. Пугало село на перила и с довольным волчьим оскалом наблюдало затем, как я деликатничаю. Ему было страшно весело оттого, что я пытаюсь сохранить жизнь наемного убийцы, а моя тем временем подвергается серьезной опасности.

Я зашипел, когда кончик клинка рассек рубашку и оставил болезненную царапину на моей груди, и, разозленный, ударил вперед. Тяжелый клинок, точно подхваченный ветром, по инерции повел меня за собой, с ревом, как во время лесного пожара, потревожив воздух. Я едва не потерял равновесие, стараясь удержать его в ладонях, сам не заметив, как оказался в шести шагах от того места, где стоял.