Алекс и Алекс 4 (СИ) - Афанасьев Семён

— Погнали смотреть, что-то интересное покажу. — Заявляет он с порога. — Там, кажется, в тебя кто-то целится.

_________

Моше уже много лет имел отработанную до автоматизма привычку: контролировать все потенциально узловые места лично, с двойной подстраховкой. Он не понаслышке знал: сухих и дотошных педантов гибнет на порядок меньше, чем восторженных и увлечённых романтиков.

Поначалу стопроцентный контроль всех высот и подступов к ним был залогом выживания. Затем, уже в городской обстановке, к этому добавились совершенствуемые лично им алгоритмы определения направлений потенциальных угроз.

Летая в регулярном режиме, он сегодня обнаружил кое-что, что ему очень не понравилось.

Заварив себе большую кружку крепкого кофе, он поудобнее устроился на своём козырном командирском месте в ангаре и пару часов только и делал, что проверял свою догадку.

А потом банально встал и потопал за товарищем: отчего-то захотелось пройтись. Да и местным сетям он не особо доверял, если честно.

Глава 17 (неточно. Через три часа перечитаю)

— Навскидку, словно похож на какого-то вуайериста. Извини, если вдруг обидел оценкой. — Фыркаю, тщетно пытаясь сдержаться.

В ангаре Моше, на здоровенном экране, какой-то мутный дядька при помощи сложных и непонятных мне инструментов занят отслеживанием происходящего в моей комнате. Картинка дана в записи, сделанной, судя по часам на экране, совсем недавно.

— У тебя что, правда вообще никаких вопросов не возникает? — с едва уловимым оттенком иронии поднимает в ответ бровь израильтянин. — Или это ты мне сейчас чего-то вслух лишний раз говорить не хочешь?

— И того, и другого понемногу. — Уважительно киваю в адрес его проницательности. — Во-первых, не хочу тебя впутывать. Потому что, во-вторых, предполагаю, кто это может быть. Вернее, откуда. И, в-третьих, криминала в его действиях пока ноль. Если только не считать криминалом вторжение в мой личный приват, но оно максимум на штраф тянет. К тому же, пока мы на территории военной части, тут работают свои правила. Понятием психологического дискомфорта из-за вторжения в личную жизнь, боюсь, наши юристы не оперируют. — От последней мыслим мне уже на самом деле становится смешно, достаточно вспомнить кое-кого из армейского юридического племени.

— Этот аппарат в его руках — местами вчерашний день. — Без разбега, Фельзенштейн включает свой экран в режим лектория и, визуально поделив его на сегменты, начинает размещать в каждом квадратике свой объект. — Но с четверть миллиона в лучшие годы он стоил. Вот гляди…

— СТОП. Как ты сказал? Вот эта белиберда — и стоит четверть миллиона?! Тебе удалось произвести впечатление, — мой сон как рукой снимает и я ожесточённо растираю себе щёки. — Оно что, из золота?

— Нет. Просто кое-что из начинки делается штучно, частью в космосе из-за невесомости; и программное обеспечение пишет только наше государство. — Буднично сообщает он. — Собственник производства трети аппаратной части, особенно по космической тематике, тоже мы. А монополист диктует цену. А покупатели у нас и так в очереди стоят.

— Как насчёт конкуренции? — В голову приходят азы экономической теории (частично почерпнутой в Корпусе, а частично — с Жойс в торговой сети). — Если оно так прибыльно, почему другие не делают?

— Ай, погоди. — Теперь спохватывается Моше. — Это оно нашими четверть миллиона стоило! Пардон! На ваши, стало быть, чуть больше восьмидесяти.

— Да тоже прилично, за один-то чемодан, — прикидываю по второму кругу. — Но это оборудование что, никто другой не может делать кроме вас? За такие-то деньжищи? И что в этом чемодане такого особенного?

— Почему не может? Может. — Слишком легко соглашается Фельзенштейн. — Любой, кто имеет свою космическую программу и делает минимум два орбитальных пуска в квартал, легко повторит. Вырастит то же самое на орбите, как мы. Предварительно создав орбитальную инфраструктуру. И сразу повторит! Лет через несколько…

— Слушай, а вот тут я не понял. — Сознаюсь в своём полном неведении. — Я как-то космосом не особо увлекался до сего момента… В чём подвох?

— С прошлой пятилетки все основные стартовые столы планеты — наши. Кроме нас оно оказалось никому не нужно, мы всё скупили и переоборудовали.

— Ничего себе пассаж! — попутно поражаюсь неожиданным перипетиям бытия. — А в новостях как-то даже не слыхал!

— Деньги любят тишину, раз. Всему миру стрёмно признать, что космос теперь наш, и только наш, два. Ибо они его банально вложили нам за бабки, три. Вот тема и не муссируется. Ну а нам лишняя реклама ни к чему: те, кто имеет экономический интерес в космосе, мимо нас не пройдут. Но мы отклоняемся от темы, — улыбается он каким-то своим мыслям. — Вот эту загогулину видишь?

— Да.

— Это прибор, который преобразует сумму сигналов от живого биологического объекта в электромагнитный импульс. Вот это — уже перекодировщик, говоря твоим языком. Он конвертирует первичный импульс в изображение… — представитель инженерной мысли Израиля ещё минут пять объясняет мне, как работает в руках престарелого вуайериста, сидящего на первой дальней крыше вспомогательных зданий полигона, один дивный чемодан.

Который в разобранном виде, оказывается, является комплектом из добрых полутора десятков аппаратов различного назначения.

— Получается, он за мной даже через стены мог наблюдать?! — пропустив через себя услышанное, делаю вывод. — Ну или за кем он там наблюдал, пялясь на наше здание?

— Оригинально! Могу многое сказать, но если коротко — очень оригинальное решение! — Алекс бросил на время и море, и шезлонг; и его проекция тщательно внимала всем словам Моше.

— За тобой, за тобой он наблюдал, — «успокаивает» меня Фельзенштейн. — Я с противоположной стороны, со спины, зашёл разок. Картинку с его монитора качнул. На, погляди.

В ускоренной перемотке становится видно, что этот тип несколько часов только и делал, что настраивался и следил исключительно за моим помещением.

— Бл… — В сердцах, хлопаю себя по коленям. — До последнего надеялся, что это какое-то совпадение или накладка. И правда, по мою душу. Вот же… как невовремя-то…

— Теперь слушай. — Как-то необыкновенно серьёзно продолжает он. — Я сказал, что именно эта версия комплекса вчерашний день только потому, что у нас есть новая. Но для вас и это — лучшее из доступного. Этот тип явно размечает график твоих перемещений, видно же. Теперь ты мне скажи: зачем он это делает?

— Да не хочу я тебя впутывать! — делаю ещё одну попытку для его же пользы соблюсти дистанцию между ним и своими догадками.

— А ты не мне, ты себе это скажи. И давай с другой стороны зайдём. Ты понимаешь, какой, с наибольшей вероятностью, будет следующий шаг той стороны? — проникновенно смотрит на меня Моше. — Вслед за этим? Кем бы эта сторона ни была? Не то чтоб я прямо лез в твои дела, но и у нас с тобой есть некоторые общие планы. И если ты откровенно плюёшь на то, что тебя не менее откровенно выводят, как мишень, то я хотел бы об этом знать заранее. Исключительно для того, чтоб иметь возможность внести коррективы в свою жизнь. И понимать, как буду работать без тебя по своим вопросам.

— Ну да, кое-кто пугал, что мне типа не жить. — Приоткрываю ему часть своих предположений. — Была пара разговоров при аресте кое-кого. Но что-то как-то не верится, что вот оно прямо сейчас наступило…

— Не верится из-за заниженной самооценки. А это, — он тычет пальцем себе за спину, — какая-то очень крутая государственная контора. — Потому что частным лицам мы такое не продаём. И график твоих перемещений он рисует никак не за тем, чтоб с букетом тебя подстеречь и неожиданно обрадовать. Ты мне должен помочь, помнишь?..

Уныло киваю в ответ.

— Отсюда вопрос: что мы вместе с этим будем делать? — Фельзенштейн пронзительно и назидательно смотрит на меня. — Позиция страуса сейчас может быть крайне неконструктивной.

— По-хорошему, надо сообщить куратору. — Образ Бака всплывает сам собой. — Он, кстати, предупреждал, что такие вот нездоровые интересы возможны… Есть, впрочем, и ещё варианты. — Далее перечисляю возможности купирования излишнего внимания неустановленной стороны в мой адрес.