Макс Мах - Короли в изгнании
«Солнце и планеты Солнечной системы». Так, по-моему».
Впрочем, приглядевшись внимательнее, она увидела, что здесь все это выглядело гораздо красивее. Просто дух захватывало от зрелища несущихся сквозь космос планет, освещенных мощным потоком света, изливающимся из пылающего косматого шара.
«Солнце!» – сказала она себе, и в голосе ее, если бы он у нее, конечно, был, звучало сейчас восхищение, граничащее с потрясением.
Но на восторги не оказалось времени, потому что она увидела кое-что еще. Что-то, чего не было в ее замечательной книжке с картинками. Оказывается, каждая из планет, вращающихся вокруг солнца, – они были похожи на шары, окрашенные в разные, но неяркие цвета, – существовала в нескольких экземплярах. «Так, кажется. Я правильно говорю? Экземплярах?» – Так, что Солнечная система предстала перед Ликой чем-то вроде прозрачной матрешки, все вставленные друг в друга части которой тоже имели разную окраску. Не то чтобы цвета голубой, фиолетовый, красный или зеленый были отчетливыми. Они были мягкими и даже как бы прозрачными, или, вернее, призрачными, но все равно их можно было уловить, а, уловив, и отделить с их помощью один «слой» от другого. Одну сферу от другой, в которую вставлена первая, и от еще другой, которая вставлена в нее. Примерно так. Но что это должно было означать, Лика не знала и не понимала. Она была восхищена и озадачена, но чувства ее были сейчас слабыми, мысли легкими и короткими, как у Буратино, и внимание Лики не могло ни на чем сосредоточиться на достаточно продолжительное время.
Ну что, в самом-то деле! Матрешка как матрешка. Что она, матрешек не видела? Видела. Просто эта была очень красивой и необычной. Но вокруг было множество других, не менее интересных вещей, и Лика уже переключилась на «тропинки». Она даже не задумалась о том, откуда взялось это странное слово, но слово пришло и встало на свое место. «Как влитое». Тропинки тянулись через весь невообразимо огромный, непостижимый и не поддающийся измерению космос. Они приходили откуда-то из полной неизвестности или, напротив, из каких-то вполне известных мест, со Сче например, – «Сче? Это где?» – или с Тхолана – «Что такое Черная Гора?» – и куда-то уходили, на Ча Ратай например.
«Ратай?» – воспоминание было легким, почти неощутимым, и не задержалось в ее сознании, только коснулось его, как перышком пощекотало, и исчезло. А Лика уже думала о другом. Снова возвратившись взглядом к размножившимся ни с того ни с сего планетам.
«А которая из них Земля?» – спросила она себя и поняла, что не помнит, третьей или четвертой стоит Земля после Солнца. Впрочем, кто-то, кто знал и понимал больше ее, хотя и находился внутри нее самой – ведь больше-то никого здесь не было, – сразу же указал ей на тот голубой шарик внутри розовой – пятой или шестой сферы сверху, – который, должно быть, и был Землей. Лике сразу же захотелось на Землю. «Домой!» И она уже привычно потянулась к облюбованному ею шарику. И шарик двинулся ей навстречу, вырастая в шар, стремительно превращающийся в планету, закрывающую собой наконец весь звездный простор. И несясь навстречу Земле, – или это Земля неслась навстречу Лике? – Лика отметила краем сознания, без осознания, впрочем, и без понимания, огромное множество разнообразных «вещей» и подробностей, которые появились или, может быть, проявились по пути и исчезли, канув в ее память, как в черный провал. Без следа. Но и это лежало уже вне ее интересов.
Удивление, испытанное Ликой по пути «домой», пошло ей на пользу. Настроение быстро улучшалось, а приключение становилось все более интересным, и Лика начала чувствовать себя Алисой, провалившейся в кроличью нору. С радостным визгом и замиранием сердца, как на американских горках, она ухнула вниз и понеслась сквозь «плотные слои атмосферы».
«А это что еще такое? – спросила она себя. – И почему они плотные?»
Она метеором пронеслась сквозь облака, и перед ней на мгновение открылся захватывающий вид сверху. Это мгновение, как и положено мгновению, было кратким мигом, но, с другой стороны, оно было Длинным Мгновением. Вид сверху, с высоты птичьего полета, был потрясающим, но имелось в нем нечто странное, на что, однако, Лика внимания не обратила. Вернее, она приняла это как нечто само собой разумеющееся. Ей и в голову не пришло, что видеть Землю, и, похоже, не одну Землю, а несколько Земель сразу со всех сторон невозможно. Но это были такие мелочи, которые ею совершенно игнорировались. Гораздо интереснее были яркие переливчатые звезды, пульсировавшие, как маленькие и большие сердца, в самых невероятных и неожиданных местах. «Живой» изумруд плоского неясных очертаний Камня сиял сквозь толщу земли и песка в лесу у Порога, и в его лучах нежился маленький причудливый замок Домика в Нигде.
«Макс… Макс? Макс!» – сознание Лики силилось прорваться сквозь затопившее его неведение, беспамятство, отрешенность от мира и себя. И сердце сжималось, рвалось подсказать, напомнить, удержать имя и все с ним связанное. Но скользнув взглядом, снова равнодушным, чужим, по знакомой лесной опушке, – кому знакомой? Откуда? – мазнув взглядом по лесной опушке и вееру Дверей, как игральные карты зажатых в «руке» Камня, Лика уже любовалась другим чудом. Огромный столб торжествующего сияния, пронзая сразу все слои призрачной матрешки, уходил в великий космос, освещая, как мощным прожектором, Тропинку, соединяющую древний город, представший перед ней сейчас в многообразии своих обличий и воплощений, и что-то до боли знакомое Лике, но никак ею не припоминаемое, узнанное, но не опознанное. Вероятно, так. Но и это чудо заняло ее внимание на краткое мгновение все еще длившегося мгновения длинного. И снова взгляд Лики метался по многообразному и сказочно прекрасному миру, от Камня – «Но что такое Камень и почему с большой буквы?» – к Камню, от одного чудесного видения к другому, пока и это не пресытило ее утомленного чудесами сознания.
И длинное мгновение завершилось, движение вернулось в Мир, и Лика птицей сапсаном ринулась к земле.
«Сапсан»?» – что-то опять шевельнулось в ее душе, слабое, как тень тени.
Стремительный полет сквозь прозрачный воздух; теплый воздух летнего дня, и морозный воздух северной зимы, прохладный, наполненный золотым сиянием воздух осени, и сладкий воздух весны. Она летела сквозь день и ночь, сквозь грозы и мелкий дождь, под ней и перед ней, как видения ночных грез, открывались понятные и непонятные картины жизни, прошлой и настоящей, и, возможно, предвосхищение будущего тоже имело место быть. Вот только для нее, маленькой девочки Лики, затерянной и потерянной в этом странном и страшно сложном мире-лабиринте, многое, если не все, было непонятно и вызывало интерес ровно на то время, пока ее неустойчивое внимание было направлено на объект интереса.
В конце концов затянувшаяся прогулка «нигде и везде» утомила ее, хотя слово «утомила» и не вполне верно отражало ее нынешнее состояние. Лика утолила свое любопытство, которое то вспыхивало ярко, освещая все вокруг ослепительным светом страстного желания знать, то угасало, как гаснут угли в печке, превращаясь в черные невзрачные камешки. Она пресытилась впечатлениями и захотела назад, туда, где у нее было тело и где ей еще предстояло что-то сделать. Что-то важное, обязательное, неотменимое. Она не знала, что именно, как не знала и того, откуда вообще взялась эта уверенность, но дело было сделано. Она захотела назад и, как по мановению волшебной палочки – как в сказке! Ну это ведь и была сказка, не правда ли? – снова оказалась в знакомом коридоре. Ощущение было такое, как будто она бежала изо всех сил куда-то или откуда-то, бежала, не замечая ничего вокруг, а потом вдруг взяла и остановилась. И, «здрасьте вам», оказывается, она уже стоит в том самом коридоре.
Лика остановилась и окинула коридор любопытствующим взглядом.
«Куда теперь?» – спросила она себя.
«Куда угодно», – ответила она себе.
А коридор… Коридор уходил вдаль. Было совершенно очевидно, что он невероятно длинный.
«Разве так может быть? – удивилась она, осознав этот факт. – Там же в конце должен быть туалет, мне кажется».
Но туалета на месте не оказалось. Не было в торце коридора белой с потрескавшейся краской двери, на которой была укреплена овальная «штучка» с золотым писающим мальчиком на черном фоне. Не было и самого торца. Но был коридор и двери по обеим его сторонам.
Теперь здесь было много дверей, много больше, чем раньше, – или она просто не замечала этого раньше, или коридор на самом деле изменился за время ее отсутствия.
«Нет, – решила Лика. – Тут что-то не так».
В этом коридоре не могло быть столько дверей, их просто не должно было быть так много, потому что у тети Люси не было столько соседей. Лика вспомнила их всех, но их никак не могло набраться достаточно, чтобы заселить все эти комнаты. И еще. Лика вдруг поняла, что двери были разными и по-разному себя «вели». Знакомые и незнакомые, никакие и отвратительно чужие, приглашающие и воспрещающие, даже отталкивающие – эти двери были чем-то большим, чем входом и выходом.
