Владимир Кузнецов - Ртуть и соль
Сол не отвечает. Слышно, как уходит один из морпехов. Второй, похоже, остается стеречь.
Уснуть не получается. Не только от страха утренней порки. Куда страшнее тот факт, что Данбрелл не собирается отпускать его. Один из голосов внутри Эда старается успокоить, убедить: «Он просто отыгрывается перед тобой. Запугивает и продавливает. Когда он убедится, что ты в его власти, он отпустит. Никто не променяет доходную фабрику на удовлетворение мелочной мести…»
Объяснение кажется логичным – слишком логичным, чтобы поверить в него. Наверняка есть что-то, чего Сол не знает. И это «что-то» и является определяющим фактором. Фактором, из-за которого капитан Данбрелл не станет торговаться со своим матросом.
К утру Эд забывается тревожным сном. Его будит щелчок замка и скрип петель.
– Просыпайся! – В грубом окрике почти угадывается сочувствие. Сол поднимается на ноги, выходит на палубу. Морпех дает ему деревянную кружку.
– Выпей. Твои приятели притащили.
В кружке грог. Эд старательно процеживает напиток сквозь зубы, делая мелкие, скупые глотки. Уловка, подсмотренная у опытных пьяниц, – таким способом можно стаканом водки упиться вусмерть. Только вот грог не водка – крепость не та.
И все же в голове начинает приятно шуметь. На шкафуте вдоль фальшбортов выстроилась вся команда. Красные мундиры морпехов очерчивают место экзекуции – поставленную вертикально люковую решетку. Мастер-этармс стоит рядом с ней – без мундира, с закатанными по локоть рукавами сорочки. В руке у него та самая «девятихвостая кошка». Укрепленные тонким шпагатом концы негромко скребут по палубе, когда рука слегка шевелится.
Данбрелл тоже здесь – в окружении офицеров он стоит на квотердеке, скрестив руки на груди. Когда Сола подводят к решетке, он кивает первому лейтенанту:
– Начинайте, мистер Паттерли.
Лейтенант прочищает горло:
– Присутствующий здесь лэндсмен Эд Сол повинен в нарушении двадцать второй военной статьи флота его величества, а именно – в выражении неуважения и провокации в обращении к офицеру. За данный проступок названный лэндсмен Сол будет подвергнут публичной порке и получит двенадцать ударов плетью. Также за пренебрежение прямыми обязанностями во время вахты лэндсмен Сол получит пять ударов плетью. Пусть это послужит назиданием для иных матросов!
С Эдварда стягивают рубаху, растягивают руки, привязывают запястья и лодыжки к решетке. Она установлена прямо перед квотердеком, так что Сол может смотреть прямо на Данбрелла.
– Зря деревяшку не взял, – шепчет морпех, затягивая узлы.
Воцаряется тишина. В ней отчетливо слышно, как мастер поудобнее расставляет ноги, скрипит, поднимаясь, плеть. И все же первый удар внезапен.
Острая боль, кажется, охватывает всю спину целиком. От неожиданности Эд вскрикивает, выгнувшись.
– Один! – зычно отсчитывают за спиной.
Снова свист, второй удар еще больнее первого. Эд чувствует, как что-то горячее медленно течет по спине.
– Два!
Хвосты разрывают кожу, вгрызаются в мясо. Чувство такое, будто со спины ножом срезают шкуру.
– Три!
Теперь плеть захлестывает на бока, обжигает ребра. Зубы скрипят, из глаз брызжут слезы.
– Четыре!
Спина – один сплошной рубец, опухший и воспаленный. Он горячо пульсирует в такт ударам, отдаваясь болью в висках, красной пеленой в глазах.
– Пять!
Уши закладывает, слышно только, как бешено стучит пульс. Грудь вздымается мелко и часто – от глубокого вдоха боль становится невыносимой.
– Шесть!
Похоже, достал до костей.
– Семь!
Перешел на плечи. Тело перестает отзываться на удары – боль властвует в нем безраздельно. Кричать уже нет сил – не хватает воздуха.
– Восемь!
«Еще немного… и в отключку. Скорее бы…»
– Девять!
Тело держится, упорно сопротивляясь истязанию, не желая сдаваться. Сквозь багровую пелену видно, как спокойно наблюдает за поркой Данбрелл. Кажется, он даже улыбается.
– Десять!
Теперь остаться в сознании – дело принципа. Эд не мигая смотрит на капитана, глаза в глаза. Очередного удара он словно не чувствует.
– Одиннадцать!
Очередной взмах, влажный, чавкающий хлопок плети. Адская боль горячим комком пульсирует в мозгу, поглощая все иное без остатка.
– Двенадцать!
Первый лейтенант что-то шепчет на ухо Данбреллу. Тот отрицательно мотает головой. Порка прекращается. Кто-то подносит ко рту Сола чашку. Вода. Эд делает несколько мелких глотков, но много выпить не в силах. А через мгновение девятихвостая кошка снова издает свое противное шипение.
– Один!
Удар отправляет Сола в бесконечное падение, куда-то сквозь палубы и днище корабля в бездонную глубину моря.
– Два! – Это последнее, что он слышит, прежде чем темные воды поглощают его.
* * *– А вы крепкий малый, – голос доктора рывком выдергивает Сола из темноты на свет. Спина горит огнем, во рту словно насыпали песка.
– …пить… – едва слышно хрипит он. Ему в рот суют гибкую трубку. Теплая, немного отдающая прелым вода приносит заметное облегчение.
Сол лежит на животе на жесткой лежанке. Доктор колдует над его спиной – шьет, судя по тычкам и натягиваниям. На общем фоне эти манипуляции кажутся безболезненными.
– Неделю или две вам придется туго – не представляю, как можно спать в гамаке не на спине.
Сол не отвечает – это слишком трудно.
– Вы не первый, кого на этом корабле подвергали порке. И каждый раз я недоумевал, как проходит процесс заживления. Подняться сможете? Герджин, помогите.
Чьи-то руки подхватывают Сола под мышки, помогают сесть. Слышится треск холста, доктор накладывает на спину тампоны, потом в паре с помощником уверенно обматывает торс Эдварда тканой полосой.
– Завтра снимаемся с якоря, – сообщает Герджин. От него пахнет луком и мочой. Ни в голосе, ни в выражении лица нет ни капли энтузиазма. – Будем конвоировать «купцов» на юг.
– Поменьше болтай, – ворчит МакКаттели. – Лучше помоги уложить. Бедолаге надо поспать. Найди кого-то из его бригады, пусть принесут ему грога. Без алкоголя он вряд ли уснет сегодня.
Герджин недовольно ворчит, но вскоре уходит – раздается хлопок дверцы. Врач отходит, садится за стол. Слышно, как скрипит перо по бумаге.
Сол закрывает глаза, стараясь не думать о боли. Спина горит огнем, пульс разносит этот огонь по всему телу. Суставы ломит, тело начинает колотить озноб. Только бы не инфекция.
Впрочем, что-то подсказывает Солу, что это лишь одна из мрачных перспектив. Едва ли Данбрелл настроен оставить его в живых.
– Иди к черту, баронет, – едва слышно шепчет Сол. – Я еще тебя переживу.
Глава двенадцатая. Кровавая десница
– Тревога! – Надсадный крик на мгновение опережает боцманскую дудку. Пронзительный свист режет уши, мидшипмены бранью и ударами подгоняют матросов, в отчаянной спешке укладывающих свои столы и разбирающих вещи.
– Открыть орудийные порты! Пушки к бою!!!
Палубу пронзает странная, незнакомая вибрация – это разводят пары в котле, первый раз за все плавание. Матросы выстраиваются цепочкой, передавая от трюма к пушкам заряды и ядра. Сол, последний у своей двадцатичетырехфунтовки, укладывает ядра в отгороженный угол.
– Приватир? – спрашивает Ридж, недобро оскалившись.
– Не иначе, – согласно кивает Хорст. – Бедные ублюдки.
Заряды уложены, старшие матросы орут на младших, заставляя затягивать канаты вокруг корабельных пушек. Мера не праздная: отдача отбрасывает орудие так, что, не закрепи его – выбьет противоположный борт.
Эд выглядывает через порт. Сырой, холодный ветер обдает лицо колючими брызгами. Тяжелые облака висят низко, закрывая небо от края до края, пряча горизонт в неясной дымке. Справа линией идут «купцы» – низко сидящие, неповоротливые шхуны из которых только одна оснащена паровым двигателем. Массивные колеса по бортам едва шевелятся, из длинной трубы не идет дым. Корабль-угроза едва различим далеко впереди – идет на всех парусах, удачно поймав ветер.
Эда рывком затягивают назад, суют в руки конец:
– Тяни, здоровяк! Крепче!
Краснея от натуги, скользя подошвами по палубе, Сол затягивает узел. С другой стороны такой же узел вяжет Дилвинт. Ридж проверяет обвязку со всем тщанием, невнятно бормочет себе под нос – не то ругается, не то молится. Но уже через несколько минут общая суета постепенно спадает – пушки готовы, матросы застывают вокруг них в тревожном ожидании. Лишь кое-где отставшие или особо ретивые доводят готовность своих орудий до идеальной. С верхней палубы доносятся топот, скрежет снастей, выкрики мичманов – корабль готовится к маневру.
На орудийных палубах воцаряется тишина. Матросы, каждый на свой лад, готовится к битве: кто-то поглаживает пушку, нашептывая ей, как любимой жене, ласковые слова; кто-то, сжимая в пальцах нашейный оберег, читает охранные заговоры. Один матрос спешно справляет нужду прямо в орудийный порт, рядом с ним другой с хрустом разжевывает галету, запивая водой из плошки. Канонир проходится вдоль борта, придирчиво оглядывая пушки.
