Евгений Гуляковский - Зона воздействия
Он не стал сопротивляться этому желанию, оно, до крайней мере, могло отвлечь его от невеселых мыслей, которые раз за разом по кругу возвращались к выводу о полной безнадежности его положения.
Сон пришел почти сразу, и он был намного крепче, чем сон обычного человека. Глеб не знал, сколько времени продолжалось его полное отключение от окружающего мира и какие события он в нем пропустил.
Разбудил его звук колокола. Довольно мелодичный и сильный. Больше всего он походил на звук, который издает хрустальный бокал, если по нему слегка ударить металлическим предметом, — только был намного сильнее и глубже.
«Не спрашивай, по ком звонит колокол»… — пробормотал Глеб сакраментальную фразу, введенную в обиход еще в двадцатом веке Хемингуэем.
Он заснул сидя, прислонившись к одной из колонн, и теперь резко поднялся.
Вновь, как и в прошлый раз, определить сразу местоположение звука было весьма затруднительно. Казалось, звенит вся станция. Даже пол под его ногами слегка вибрировал. Удары были довольно редкими, и Глеба раздражало то, что они не ритмичны, — промежутки между ударами отличались друг от друга, и ему приходилось каждый раз с замиранием ожидать следующего удара, который всегда раздавался неожиданно.
Он больше не верил в то, что источник таинственных звуков находится внутри станции. Какое-то время ему казалось, что логические системы управления станцией, несомненно, обладавшие разумом, в гораздо большей степени, чем могли предположить их создатели, решили ему отомстить за бегство. Но после зрелого размышления Глеб пришел к выводу, что это предположение не имеет под собой никакой почвы. Многочисленные копии его нервной системы остались внутри управляющих блоков станции, получивших от него все, что им требовалось, и ничего не потерявших после его ухода. Больше того, он был уверен в том, что их связывает с ним нечто похожее на родство и станция уже только по этой причине не могла причинить ему вреда и не желала зла.
Но если он в этом прав, оставалась лишь одна причина… Враждебное внешнее воздействие сил, настолько могущественных, что даже оболочка черной звезды не оказалась для них непреодолимой преградой…
Наверно, если бы Глеб оставался человеком, он почувствовал бы ужас перед этой неведомой враждебной силой, пытавшейся разрушить единственное, оставшееся у него укрытие — стеклянные стены, отделявшие его от черной и холодной бездны, притаившейся снаружи… Да, ему не нужен теперь воздух для дыхания, но внутренней энергии его тела хватит ненадолго… Снаружи нет энерговодов, готовых каждую минуту предоставить ему любое необходимое количество энергии, и нет ни единого внешнего источника необходимой для его существования энергии, так что если станция будет разрушена, вместе с ней придет конец и ему.
Но Глеб больше не был человеком. Изменилась его психика. Отдав в распоряжение станции свой мозг и свое тело, он получил кое-что взамен. Например, понимание того, что смерть — всего лишь начало новой жизни, и еще — мужество для встречи с ней, если это окажется необходимым.
Лишь одно осталось неизменным — желание борьбы, желание не уступать враждебным внешним силам принадлежавшее ему жизненное пространство… Знать бы еще, что это за силы… Но если он и дальше собирается стоять неподвижно, ничего не предпринимая, ему этого никогда не узнать.
Труден всегда только первый шаг. Теперь, когда Глеб решил, что источник воздействия на станцию находится снаружи, оставалось проверить весь ее периметр вдоль наружной стены, что-то около шести километров извилистой тропинки, то подходившей вплотную к стене, то отступавшей от нее в тех местах, где толстые, причудливо изогнутые трубы энерговодов пронизывали снизу доверху все пространство станции. Прежде чем предпринимать какие-то действия, необходимо было выяснить, что собой представляет неизвестная сила, обрушившаяся на станцию.
Уже в начале пути Глеб понял, какую напряженную работу ведет гигантский компьютер, внутри которого он находился. Световые вспышки, сопровождавшие каждую передачу сигналов от одного блока к другому, сейчас не прекращались ни на минуту и местами сливались в сплошные реки огня. К тому же часть блоков разогревалась от перегрузки. Он чувствовал, что температура внутри купола повысилась уже градусов на десять. До опасного предела в восемьдесят градусов по Цельсию оставалось не так уж много… И он почти не сомневался в том, что тем же самым пределом температурной устойчивости обладает и его собственное тело… Следовало поспешить, иначе он вообще не успеет обнаружить своего таинственного врага.
Случайное прикосновение к раскаленной поверхности энерговода напомнило ему о том, что хотя он и не испытывает боли в прежнем, человеческом, смысле, его тело отреагировало на ожог весьма бурно, его затрясло так, словно он прикоснулся к источнику высоковольтного напряжения. На какое-то время отказало даже зрение, а мышцы скрутило узлом. Лишь через несколько минут ему удалось вернуть над ними контроль и продолжить движение вдоль стены. Это происшествие лишний раз напомнило ему о том, какую опасность представляет для него чрезмерное повышение температуры во внешней среде.
Глеб прошел уже почти четверть периметра, везде, где это было возможно, стараясь приблизиться к стене вплотную и рассмотреть, что происходит снаружи. Вспышки света, возникавшие в энерговодах, проникая за пределы купола сквозь его прозрачную поверхность, освещали вокруг достаточное пространство, но ничего, кроме унылой серой пыли, покрывавшей всю поверхность этой изглоданной энтропией несчастной планеты, Глеб так и не сумел разглядеть.
А колокол, между тем, продолжал звонить, и каждый его удар напоминал о том, что время Глеба уходит. До верхнего предела температуры, после которого внутренние блоки станции вместе с его телом потеряют способность функционировать, оставалось всего пять градусов, и Глеб понял, что не успеет пройти всего периметра.
Впрочем, ему и не пришлось этого делать. Удары колокола постепенно нарастали, и в какой-то момент после одного из них раздался взрыв.
Взрывная волна швырнула Глеба на пол, все световоды станции мгновенно погасли и наступила полная темнота.
Очевидно, невидимая схватка, в которой он оказался посторонним наблюдателем, закончилась, и поражение в ней, похоже, понесли защитные механизмы станции. Танаев больше не чувствовал движения плазмы ни в одном энерговоде.
Хотя нет… Над тропой, по которой он до этого пробирался сквозь стеклянный лес энерговодов, кто-то подвесил гирлянду небольших светлых огоньков. Они ничего не освещали, а лишь указывали путь. Вдоль гирлянды раз за разом пробегала световая волна, словно приглашая Глеба следовать за ней. Собственно, ничего другого ему теперь и не оставалось, если он собирался выяснить, что же произошло со станцией. Внутренней энергии его телу хватит ненадолго, и если он не найдет в самое ближайшее время какого-нибудь способа подпитки, его с таким трудом обретенное тело погибнет. Сейчас он впервые осознал, что у роботов существуют свои проблемы, порой ничуть не уступающие по сложности человеческим.
Неожиданно он понял, что заранее принимает поражение как неизбежность и уже примеряет на себя роль побежденного, роль униженного просителя у могущественного, неведомого врага. Нет, так дело не пойдет. Кто бы ни был этот враг, его, Глеба, он пока еще не победил.
Выпрямившись, Танаев решительно направился вдоль огней, навстречу новому вызову, брошенному ему судьбой, и метров через двести обнаружил впереди светлое пятно.
Это был проход, прорезанный во внешней защитной броне станции, выход наружу, которого тут никогда не было и не могло быть.
Оплавленные края пластиброни, толщиной в несколько метров, говорили о том, какие титанические силы потребовались для того, чтобы нейтрализовать все защитные автоматы станции, а после этого справиться с самой пластиброней.
Ну что же, теперь ему оставалось выяснить, кому и для чего это понадобилось. Он шагнул в прорезанную в броне арку. От ее не успевших остыть стен на Глеба пахнуло таким жаром, что ему пришлось рвануться вперед, чтобы скорее миновать опасную зону.
Он инстинктивно ожидал холода и тьмы, царивших по всей планете за пределами станции, но ничего этого не было в коротком десятиметровом рукаве, соединившем пробоину в стене станции с какой-то внешней конструкцией, настолько огромной, что ее очертания терялись в окружающем мраке.
Он даже не пытался представить, что представляет собой эта конструкция, не было необходимости давать волю воображению. Рукав заканчивался гостеприимно распахнутым люком тамбурного переходника, и, благополучно его миновав, Глеб очутился внутри таинственного здания.
Он находился в огромном пустом зале, похожем на зал средневекового замка, и ничего нелепее подобного сочетания — планетарной станции, построенной сверхцивилизацией антов, и этого зала, сошедшего с полотен музейных картин, — он не мог себе представить.
