Юрий Никитин - На пороге
Андрей застыл, как столб, явно преувеличил свою роль в помощи Ингрид, один раз заглянул сюда и все, сейчас стоит, как памятник Пушкину на Тверской, излюбленное место для какающих голубей, что, как критики, выбирают мишень покрупнее.
Колесниченко сказал виновато:
– Ингрид, никто не может помешать нашей работе! Если этот ленивый скот не выключил передачу видео, ты бы видела, что ничего такого…
Она поморщилась.
– Заткнись. Что уже есть?
Я видел по его лицу, что ничего пока предъявить не может, кашлянул и сказал громко и с оптимизмом, выручая этих планктоников, в полиции планктон есть тоже, планктон бессмертен, как утверждают биологи, и я в этом убеждаюсь везде:
– Вообще-то не все так уж безнадежно.
Оба с надеждой повернулись ко мне. Колесниченко смотрит умоляюще, спасай, братан, а Ингрид спросила неумолимо:
– А что есть?
– Есть некий главный вор, – напомнил я, – который и украл эти двенадцать миллионов. А до этого спер восемь. Но ему понадобились помощники, которых нанимал инкогнито.
Она буркнула:
– Инкогнито сложно.
– Ничуть, – ответил я, – если он платил щедрый аванс. От них требовалось совсем ничего, как вот разбить окно в том доме. За такой пустяк он мог заплатить столько, что охотно выполнят и вторую часть задания.
Остальные слушали, притихшие, как мыши, а потом начали мало-помалу отъезжать к своим столам, а то и к чужим, только бы оказаться подальше от этой грозы. Даже Андрей отступил на шажок, но смотрит на Ингрид неотрывно, что-то жаждет сообщить или извиниться.
– Какую вторую? – потребовала она.
– Дело в том, – проговорил я медленно, – мне кажется, что был еще кто-то. Не считая разбившего окно. Байкеры и готы еще дрались, когда некто совсем уж неизвестный, пролез в разбитое для него окно, проник через пол в подземные коммуникации и вывел из строя на мгновение кабель, ведущий в наш корпус. Причем тут же восстановил, так что городским службам не пришлось посылать ремонтные бригады. Потому это и прошло незамеченным.
Она сказала хмуро:
– Он тоже получил заказ анонимно?
Я кивнул.
– Возможно, получил щедрый аванс. И обещание заплатить вдвое, если все будет сделано. А нужно, повторяю, было совсем пустяк: отсоединить кабель и тут же подключить его снова. Это как бы и не преступление, верно? Никто и нигде не заметит такую шалость.
Она сказала мрачно:
– Какие-то зацепки есть?
Я покачал головой.
– Допрашивайте пойманных, вдруг что-то вспомнят. Интонацию, голос, шум водопада, улицы… Вообще-то, копая насчет личности главного вора, прогнозирую повышенный интерес к лабораториям, где идут работы по проблемам бессмертия, а также к местным прогнозам, предположениям, путям развития, препятствиям, уточненным прогнозам… Не у всех, а именно замешанных. Эти нюансы нужно замечать и отлавливать. Вообще-то…
Она заметила мое колебание, сказала быстро:
– Ну-ну, телись!
– Мы еще не знаем, – сказал я медленно, – что за тип стоит за всем этим, но проявился небольшой мерцающий след… Слабенький, как будто фосфоресцирующая… прости за длинное слово, ты его и не выговоришь, но именно фосфоресцирующая медуза проплыла в густом тумане. Но крупная такая медуза.
– Что за след? – спросила она.
– Ее интересы как-то связаны с проблемой продления жизни. На мой взгляд непрофессионала. Интересы медузы, хотя он точно не медуза.
Она вскинула брови, взгляд стал непонимающим.
– А это при чем? Не все равно, где воровать? Деньги везде одинаковы. Или для тебя это новость?
Андрей тоже насторожился, подошел ближе.
– Я в деньгах вообще лох, – признался я. – У меня нет дяди-олигарха и даже дяди… что наверняка что-то записал на племянницу на случай, если придут отнимать. Хорошо так это записал, я не очень-то верю, что племянница не предупреждена… Я готов поверить в воров-универсалов, которым, как ты говоришь, все равно, где и у кого воровать. Но бритва Оккама требует отсечь ряд версий, чтобы оставить в живых самую правдоподобную.
Она дернулась.
– Ты с бритвой поосторожнее. Не люблю бандитские инструменты. Этот Оккам кто, известный вор?
– Очень известный, – подтвердил я. – В своих кругах. Наших. Правдоподобность требует, чтобы вор знал нашу систему грантов, время получения и распределения…
Она кивнула, а Андрей добавил быстро:
– А также систему охраны, контроля и пропусков?
– Видишь, – сказал я, – твой напарник схватывает быстро, а ты все раздумываешь, скоро яйцеголовой станешь. Под старость вообще огенералишься… Хотя да, до старости не доживешь.
Она спросила враждебно:
– Убьешь раньше?
– Сингулярность, – напомнил я. – Бессмертие, реверс к вечной молодости… Слушай, тут есть кофейный аппарат?
– Может, – ответила она с сарказмом, – тебе еще и бутербродик?
– Лучше два, – сказал я. – Если большие. Можешь и себе сразу взять, чтоб у меня не просила. Я жадный.
Она вздохнула и удалилась. Я сел за ее стол и принялся листать страницы в браузере, чтобы все видели, работаю, ищу в ее отсутствие, могут подтвердить, как ужасно стараюсь. Она вернулась через пару минут с двумя большими стаканами кофе и горкой печенья на блюдце.
– Бутерброды сейчас принесут, – сообщила она сухо. – Из кафе напротив. Обещают немедленно… Ешь пока печенье.
– Подожду бутеры.
– А почему сингулярность наступит раньше? – спросила она. – Что-то я о ней вообще не слышала, а от тебя так на каждом шагу. Вообще долдонишь о ней, как малограмотный попугай, что больше трех слов не запомнил.
Я взял кофе, но прежде чем сделать глоток, сказал с ноткой превосходства:
– Помимо наших расчетов, что не с потолка, заметны следы еще одной ювелирной операции, что идет в мировом масштабе… Я имею в виду операции помимо беспрецедентных мер по снижению рождаемости. Сейчас идет мощное убаюкивание населения слухами, что новый мир наступит не скоро. Сегодня в печати распространяется очередной прогноз ученых насчет того, что через сто тысяч лет у людей окончательно отомрет мизинец, а большой палец станет еще крупнее.
Она спросила скептически:
– Как у лошадей?
Я отпил полстакана, мой организм принял кофе с такой жадностью, что оно впиталось еще в глотке, не добравшись до желудка.
На пороге показался парнишка в красной шапочке посыльного, с корзинкой в руке. Ингрид помахала ему рукой. Он подбежал, вопросительно посмотрел на меня.
– Бутерброды вам?
– Мне, красная шапочка, – ответил я, – а у тебя в корзине еще и пирожки? Это для моей девушки.
Глава 11
Он пугливо посмотрел на мою могучую спутницу, как-то язык не поворачивается назвать ее девушкой, девушка – это что-то тургеневское, а не разбивающее десяток кирпичей ребром ладони, Ингрид, похоже, так переломит и железнодорожную шпалу.
– Три бутерброда, – доложил он, – и пять пирожков.
Ингрид расплатилась, я поблагодарил кивком и ухватил тот бутерброд, который показался крупнее. Ингрид, как мне показалось, взглянула одобрительно, женщины вообще-то любят, когда мужчины едят, как полицейские.
– Да, – согласился я, – тот же принцип прогнозирования. Или планы ряда правительств по развитию добычи нефти на сто лет вперед, хотя нам с вами понятно, что уже лет через десять практически весь мир перейдет на возобновляемую энергию. Бери пирожки!
Она взяла пирожок, что к ней ближе, показывая воспитание, буркнула:
– А мне вот совсем непонятно. Даже через десять лет? Да сейчас где-то в Саудовской Аравии, где лето круглый год и безоблачное небо, такое можно… но и то там качают нефть и для себя!
Я прожевал первую половину бутерброда, кое-как сумел выдавить из себя полузадушенное:
– Ух ты, оно еще и говорить умеет!.. Да нет уж, у вас, мисс Кромешница, устарелые и даже устаревшие сведения. Сейчас даже в северных странах где-то один-два процента энергии уже с возобновляемых, а про солнечную Калифорнию и говорить нечего… Но ты права, задача поставлена, и она решается. Люди не должны знать, что эпоха сингулярности гораздо ближе, чем о ней думают. В этой беспрецедентной гонке главное успеть обогнать конкурентов и не дать основной массе населения вмешаться, требуя и свою долю.
Полицейские уже потеряли нить моих рассуждений, а с нею и какой-либо интерес, расползлись по своим местам за столами, а кое-кто вообще ушел из отдела то ли покурить, то ли от грозного начальства.
Андрей, судя по его лицу, потерял нить, как ни старался следовать по ней, и тоже ушел к своим мелким бытовым кражам и скучным дракам в семье и между соседями по лестничной площадке.
Ингрид сухо поинтересовалась:
– Какая здесь наша роль? На чьей мы стороне?.. Справедливости или…
Я доел бутерброд и немедленно взялся за второй.
