Сергей Мусаниф - Шанс для неудачников. Том 1
Кленнонский император Таррен Второй также выступил с официальным заявлением, в котором выразил скорбь по поводу ужасной трагедии, постигшей его соплеменников на Веннту. По его словам, эскадра адмирала Реннера была направлена им для оказания помощи планете, но на входе в систему наткнулась на флот вторжения, была связана боями и вынуждена отступить, дабы не понести критических потерь. Империя пока не считает возможным предпринять новую попытку пробиться на Веннту, однако ее подданные глубоко переживают потери, соболезнуют, скорбят и всякое такое прочее, что политикам его ранга положено говорить по протоколу.
Особой скорби на лице зачитывающего это объявление императора я не увидел. Злорадства, впрочем, тоже. Он просто выполнил официальные па этой части балета, и, по большому счету, на Веннту ему было откровенно наплевать. Перед лицом грозящей всей Империи опасности потеря опальной планеты не могла быть для него огромной трагедией, и у него даже не было большой необходимости сохранять лицо. Логика монарха проста. В конце концов веннтунианцы сами отказались от опеки императорского дома и завоевали свою независимость большой кровью. Теперь они всего лишь познали обратную сторону независимости.
В последний гиперпрыжок, который должен был вывести корабль в локальное пространство Веннту, мы вошли поздним вечером по корабельному времени. Если все пойдет по плану, то ранним утром мы предпримем попытку десанта, а около полудня окажемся там, где я в последний раз видел Холдена. По корабельному времени опять же. На месте высадки к тому моменту должен наступить вечер.
— В этом есть определенный смысл, — сказал Азим, самолично «пригласивший» себя в мою каюту. — Если, конечно, исходить из допущения, что смысл есть во всей этой затее вообще.
— Ну, а что бы делал ты сам, окажись на месте Холдена? — поинтересовался я. — Чужая планета, вторжение, никто из этих парней ему не свой, он оказался между молотом и наковальней двух разных рас, ни к одной из которых он сам не принадлежит.
— Если говорить о долговременной перспективе, я попытался бы убраться с планеты, — сказал Азим.
— Для этого надо всего лишь захватить корабль, которых после атаки скаари наверняка осталось не так уж много, и пробиться сквозь заграждение на орбите. Плевое дело, согласен.
— В первые дни войны это сделать сложнее, — согласился Азим. — Но это не невозможно, чему ваш с Кирой пример является наглядным подтверждением. Однако я бы предпочел немного выждать. Залечь на дно, посмотреть, как события будут развиваться дальше. Ну, это я, а я — не Холден. И уж тем более не Феникс, о возможностях которого мы вообще ничего не знаем. Если верить Риттеру, некоторые из них можно объяснить только при помощи мистики.
— Мистика обычно возникает при недостатке фактов.
— Феникс был на орбитальной станции, когда ситуация пошла вразнос, и боевые корабли принялись палить друг в друга, не обращая внимания на гражданское население, которое там гибло пачками, — сказал Азим. — Вот тебе факт.
— Мы спаслись, — сказал я. — Визерс спасся. Посольство скаари спаслось. Станция взорвалась не сразу, оттуда успело уйти много кораблей, и Феникс мог быть на одном из них. Так что здесь я никакой мистики не вижу.
— Подумай лучше вот о чем, — сказал Азим. — Если Холден — это на самом деле Феникс, тогда с самого начала этой истории вокруг тебя слишком много Феникса. Он присутствовал по крайней мере при трех ключевых событиях твоей жизни, так что я бы не стал говорить о случайных совпадениях.
Моя первая встреча с Холденом состоялась в Белизе двадцать первого века, в результате чего я оказался перемещен в это время. Второй раз мы вместе с Фениксом оказались на орбитальной станции «Гамма», затем последовал визит в Гегемонию Скаари, где Кридон рассказал мне много чего интересного. В третий раз Холден-Феникс нарисовался на Сципионе-3, проследовал с нами на Веннту и дал мне информацию, благодаря которой я снова оказался в сфере интересов и влияния СБА.
Допустим, Азим прав, и это все неслучайно. Но каковы мотивы этого поведения?
Окружающий мир в целом безумен, но в частных проявлениях должна присутствовать хоть какая-то логика. Иначе жить станет уж совсем невыносимо.
На «Устрашающем» Визерс сказал, что считает Феникса регрессором. Веннтунианский врач нашел в наших с Фениксом организмах много общего на физиологическом уровне. Наши организмы моложе, чем должны бы быть, и куда лучше сохранились, чем должны были сохраниться, учитывая тот образ жизни, который ведут их владельцы.
Означает ли это, что я тоже регрессор, пусть и не знаю об этом, и Холден видит во мне напарника? Это как раз пример рассуждения на грани мистики, которая возникает при недостатке фактов.
Что нам известно о регрессорах? Ничего. Мы даже точно не знаем, что регрессоры вообще существуют.
Есть теория Визерса, косвенно подтвержденная словами Кридона, которые в свою очередь ничем не подтверждены и вполне могут оказаться ложью. Учитывая, что теория Визерса строится в том числе и на показаниях скаари, схема получается очень зыбкая.
А мои сложные взаимоотношения со временем, позволяющие мне иногда заглядывать в свое собственное будущее, вполне можно объяснить последствиями темпорального переноса. Поскольку я не представляю физики этого процесса, а те, кто представляет, уже мертвы, это объяснение ничем не хуже любого другого. В качестве рабочей гипотезы вполне подойдет.
— Ты не жалеешь, что во все это ввязался?
Азим пожал плечами.
— Ничто в этом мире не происходит случайно, и на все есть воля Аллаха, — сказал он. — К тому же пока я рядом с тобой, у меня есть хорошая возможность погибнуть в бою, а может ли быть лучшая смерть для воина Аллаха? Если план обороны, разработанный Асадом, не сорвется, Калифат закупорится в своей системе, ощетинившись стволами, и там меня не ждет ничего, кроме тридцати-сорока лет скучного увядания.
— Не так плохо, учитывая альтернативы, — сказал я.
— Ты молод, — сказал Азим. — Ты еще не пресытился жизнью. Кроме того, мы принадлежим к разным культурам, получили разное воспитание, и у нас разные жизненные приоритеты.
— А еще я не религиозен.
— Если тебе проще верить в то, что твой путь закончится вместе со смертью твоей физической оболочки, это твое право и твой выбор, — сказал Азим. — Миссионерствовать я не собираюсь.
— Я бы не отказался от душеспасительной беседы накануне завтрашнего дня.
— Аллах позаботится о душе, — сказал Азим. — Я обучен тому, чтобы беречь тело.
— И сокрушать другие тела.
— Таков путь джихада, — сказал Азим. — Священная война за веру — это не обязательно война с иноверцами, это в первую очередь преодоление себя. Но иногда приходится и крушить.
— Жаль, что завтра тебя с нами не будет.
— Риттер не возьмет меня вниз, и он прав. Троих для этой операции вполне достаточно, и ему вовсе не надо, чтобы численный перевес был на нашей стороне, а сам он оказался заложником. Отказаться от твоего участия он не может, значит, я должен остаться на корабле, несмотря на весь мой боевой опыт и потенциальную пользу, которую я могу принести.
— Думаю, что у Боба тоже хватает боевого опыта.
— Немногие из ныне живущих могут похвастаться, что воевали со скаари.
— Если разведданные не врут, то скаари там, где мы собираемся высадиться, еще нет.
— Разведданные запаздывают, — сказал Азим. — А обстановка на поле боя меняется быстро.
— Ты прямо-таки создан для того, чтобы внушать мне оптимизм.
— Оптимистов в жизни ждут сплошные разочарования, — сказал Азим. — Зато жизнь пессимистов полна приятных сюрпризов. Подсчитай выгоду и сам реши, кем ты хочешь быть.
После ухода Азима не прошло и пяти минут, как в дверь снова постучали, и на пороге капитанской каюты обнаружилась капитан Штирнер собственной персоной.
«Ястреб» решительно не предназначен для перевозки такого количества людей. Разница между двумя и тремя людьми на борту была практически незаметна и никак не сказывалась на комфорте, но разница между тремя и восемью оказалась весьма ощутима. Уильям постоянно ошивался в ходовой рубке, кают-компания постоянно была занята кем-то из мордоворотов, и даже капитанская каюта превратилась в проходной двор.
Ни минуты покоя. А ведь вполне может быть, что это моя последняя ночь на борту «Ястреба».
— Может быть, я все-таки войду? — поинтересовалась Кира.
— Да, конечно. — Я сообразил, что держать гостью на пороге невежливо, и посторонился, позволяя ей пройти в каюту.
Перед тем как закрыть дверь, машинально выглянул в коридор — очереди желающих поговорить с капитаном в нем не обнаружилось.
Возможно, остальные просто спрятались за углом.
