Дем Михайлов - Эхо войны
Просто интуиция? «Чуток заиграла», как говорят охотники? Нет. Просто видно, что места обитаемы, как я с некоторым запозданием сообразил минуту назад. В наших голодных краях, выжженных солнцем и отстеганных постоянными ветрами, любая съедобная штука замечается влет и тут же подбирается. Так вот — здесь я ничего съедобного не видел. Вся съедобная растительность, обожающая крутые склоны, отсутствует, хотя должна иметься в изобилии в пустых местах. Нет мелких зверьков, не слышно их тревожного пересвистывания.
Где черепахи? Эти медлительные существа повсюду в весенние дни, это их время. Далеко от места обитания людей должны неуклюже ползать только родившиеся черепашата с мягким панцирем — их нет, хотя здесь более чем достаточно пищи для их прокорма.
В общем, здесь регулярно проходили знающие люди, умело собирающие и вылавливающие все подчистую. И проходят они в среднем не меньше чем раз в неделю, о чем говорят вон те некогда срезанные под корень, а теперь чуть отросшие ростки съедобной травки с солоноватым вкусом.
Дабы не ошибиться, я огляделся еще несколько раз, не поленился перевернуть пару камней, убедившись, что под ними нет молодых змеек и скорпионов, поискал взглядом яркие бутоны цветущих тюльпанов. Обнаружил всего два цветка — и это на таком громадном пространстве. Этого хватило, чтобы убедиться, и я повернулся к грузовику, намереваясь возгласом привлечь к себе внимание. Поняв, что глуплю, беззвучно выругал себя, дробно перебирая ногами, спустился к грузовику, вскочил на подножку и сообщил Борису, что местность обитаема и здесь ведется постоянное собирательство. Помрачневший русский кивнул, отвернулся, переглянулся с водителем, а я тем временем вернулся наверх, поднявшись по склону столь же легко, как и спустившись. Я тощий, жилистый, высушенный пустыней, тяжести во мне никакой.
Две машины медленно продвигались в успевшей раскалиться пустыне, тихо шелестел ветер, сметающий с гребней барханов и холмов мелкий песок. То и дело я бросал взгляд на старый автобус, переделанный под подобие внедорожника, — глупость, конечно, чересчур он длинный, рама непрочная, тут мелкими переделками и усилением не обойтись. Но пока машина продолжала движение, возглавляя отряд. Сидящие на его крыше люди Татарина то и дело поглядывали назад, на грузовик, понимая, что в случае чего только прекрасно вооруженные и обученные чужаки смогут нас защитить в серьезной стычке. Они смотрели с надеждой и опаской. А я глядел на пассажиров автобуса сверху вниз как на смертников с тех самых пор, как увидел остатки разбитой «Нивы»-Хурмы. Трудно сказать почему — просто автобус был таким же, как Хурма: старым, чересчур старым и слабым для тех тяжких надежд, что возложили на его проржавелые плечи и трясущиеся колесные оси.
Шесть тысяч и три. Ровно столько шагов прошел я по гребню длинного рукотворного холма, сложенного мощной техникой из пустой породы, вынутой с глубины в полкилометра. А затем обманчивое спокойствие мирного дня разрушилось в мгновение ока — я услышал приближающийся рокот чужих моторов.
Услышал не я один — шедший по гребню соседнего холма Косой Ильяс подпрыгнул, замахал руками, неуклюже ринулся вниз по склону, крича на узбекском и русском языках. Значение выкрикиваемых слов одно и то же — чужие машины идут сюда полным ходом. Автобус издал надсадный гудок, но хотя бы на этот раз тормозить не стал.
Я остался спокоен. Пока что. Было слышно два мотора, звук не слишком басовитый, доносится спереди, машины идут нам навстречу. На крыше высокого грузовика, наполовину высунувшись из пулеметного гнезда, замерла Инга, глядя вперед через прицел снайперской винтовки. По бокам от нее два русских парня, вооруженных автоматическим оружием, столь же напряженно выжидают. В случае чего им придется стрелять поверх автобуса, а ведь на его крыше гомонящие люди. Впрочем, я не слишком переживал за людей Бессадулина. Моих друзей среди них нет, а они ребята взрослые, значит, должны заботиться о себе сами. Показавшийся из открытой левой двери грузовика Борис что-то ревет в рацию, злобно глядя на сильно помятый в нижней части зад автобуса. Грузовик постарался вчера, когда буквально играл автобусом в мячик, безжалостно толкая его вперед.
Услышавшие приказы Бориса пассажиры автобуса поутихли, перестали потрясать оружием в попытке подбодрить соседей и самих себя. Перестал наконец протяжно вопить автомобильный гудок.
Тут-то и показались гости дорогие — из соседнего отворота, подпрыгивая на осыпавшейся породе, вылетела массивная машина, в прошлом бывшая внедорожником, не иначе, если судить по остаткам признаков. Крыша срезана, фар нет, стекол нет, на бампере как-то закреплено несколько человеческих черепов, в салоне несет пятерых бородатых бронзовых мужиков. Следом за первой вылетела и вторая машина — я внутренне вздрогнул при виде оранжевой краски. Хурма… Это точно Хурма Андрея, так же срезана крыша, исчезли дверцы, пропали багажник и капотная крышка, внутри четыре орущих пассажира. Украшения такие же, как на первой машине: кости. Что-то вроде сложной гирлянды из костей и черепов болтается спереди.
Машины вылетели нагло, уверенно, не скрываясь. Они сразу показали, кто здесь хозяин, надсадно вопя уцелевшими сигналами, их седоки большей частью стояли на ногах, взорами жадно выискивая добычу.
Искали и нашли — сначала они увидели прущий вперед автобус, набитый одними только вооруженными и крайне напряженными мужиками. А затем уткнулись взорами в идущий следом массивный грузовик, больше смахивающий на кошмарную тварь, порожденную радиацией. И разом затормозили, заскрипели испуганно тормозами. Надо отдать должное, решение гости принимали быстро. Им хватило минуты для слаженного маневра — задним ходом убраться в узкий проход, под защиту холмов.
Оранжевой «Ниве» это удалось. Первая машина оказалась не столь удачливой. Сухо щелкнул выстрел, водитель внедорожника вздрогнул, откинулся назад. Выстрел. Сидящий рядом схватился за плечо, закричал. Выстрел. Одного из задних мотнуло, послышался дикий вопль, плеснуло красным. Перегнувшийся через труп водителя мужик вывернул руль, увел машину в сторону, неуклюже вильнув, внедорожник скрылся за склоном. Но слишком медленно: им понадобится еще пара-другая секунд для смены водителя, а от грузовика уже бежала четверка парней в камуфляже, успевших догнать медленно ползущий автобус. Чужакам на внедорожнике не уйти. А вот второй двигатель гудел победно и трусливо одновременно, наполняя воздух удаляющимся шумом. Сменившая хозяина Хурма поспешно уходила прочь, унося с собой весть о нашем прибытии. И среди ее седоков Андрея Хурматова я не увидел. Хотя, может, и увидел, но не узнал, если он был среди тех болтающихся в гирлянде костей и черепов.
Несколько быстрых хлестких выстрелов, сдавленно закашляв, смолк мотор. Отдающий приказы Борис зашагал вперед, наша техника остановилась. Я медленно встал, а на землю упал при первом же выстреле, не пытаясь сопротивляться взвывшим инстинктам самосохранения. Взглянув на сохраняющую позицию Ингу, оглядев поваливших из автобуса парней, я остался на гребне, продолжая осматривать окружающую местность.
А вот Косой Ильяс скатился по склону, спеша вместе с прочими посмотреть — кого же там завалили пришлые чужаки? И посмотрел на свою беду — он первым вылетел из-за склона обратно на дорогу спиной вперед. Придурок. Так спешил поглядеть, что не обратил внимания ни на меня, ни на Ингу, продолжающих оставаться на месте и «пасти» происходящее вокруг. И схлопотал от и без того злого Бориса. Ну да — прямое нарушение распоряжения. Нет, не распоряжения — приказа.
Я простоял наверху минут двадцать, пока не услышал зов главного из чужаков. Вот теперь можно и посмотреть…
Но глядеть особо оказалось не на что. Пять трупов застыли в нелепых позах в салоне автомобиля. У тел примитивное оружие, сделанное из неизбежной арматуры и кусков другого металла. Ножи, дротики, трубы. Что-то вроде арбалета. И два небольших пистолета, лежащих на обрывке кошмы среди прочего вооружения. А вот это уже совсем плохо… Рядышком обоймы, несколько патронов.
— Приходилось слышать о таких? — осведомился Борис, дав мне время на осмотр.
— Нет, — ответил я. — Не слышал. Но вариантов мало — тут поблизости было два рабочих поселка, как старожилы говорят. Один побольше, другой совсем крохотный. Первый тысяч пять жителей, про второй не знаю.
— Верно, — промычал обиженный на весь свет Ильяс, держащийся за челюсть. — Второй на пару тысяч. Но он, говорят, давно вымер.
— Поселки, значит… — выдохнул устало русский. — Ладно. Автотехника, огнестрельное оружие. Патронов минимум, но они все же есть и начищены до блеска, прямо будто с любовью полировали. Пистолеты неплохо ухожены, вычищены, смазаны. Прочее оружие, из холодняка, выглажено, наточено, начищено. Эти люди любят оружие. Любят до беспамятства: погляди, на старой трубе ни единого пятнышка, и она почти полностью покрыта пусть примитивной, но аккуратной резьбой. Смекаете?
