Андрей Васильев - Дороги судеб

— Ты милитарист, — сообщила ему Настя, расположившаяся у той же березы, но с другой стороны. — И агрессивно настроенный тип.

— Я реалист, девочка. — Голд покрутил головой. — И потому предполагаю худшее. Хотя… хуже, чем сейчас, мне быть уже не может.

— Потому что нет возможности выпить чашечку кофе, — немедленно сообщила всем Фира. — Беда, беда, огорчение.

— Слушай, Голд. — Настя поднялась, отошла от березы на несколько шагов, сорвала с какого-то невысокого растения листок, помяла его в пальцах, понюхала, даже куснула зубом, а после продолжила: — А тебе сигара кофе не заменит?

— Чего? — Клянусь, впервые за это время я видел удивленного Голда. — Какая сигара?

— Самопальная. — Настя повертела перед повернувшимся к ней консильери листком. — Это табак, прикинь?

— Да ладно! — Одессит подскочил к Настене. — Настоящий?

— Ну не искусственный же! — Она, похоже сама была удивлена. — Никакой ошибки. Я его только один раз видела, в ботаническом саду, но у меня память фотографическая. И потом, нам тогда тоже на зубок дали его лист попробовать. Табак это, без вариантов.

— О как. — Я подошел к растению, которое было мне по колено, и присел около него на корточки. — Табак — это хорошо.

В умершем мире табачное зелье не было под запретом, но при этом курильщиков загнали в невыносимые условия существования. Курить не разрешалось нигде, кроме собственного дома, цены на сигареты были запредельные, кое-где даже были ограничения на посещение курильщиками общественных мест. Разумеется, при условии, что факт курения будет доказан документально. Впрочем, некоторых это не останавливало, как они курили, так и продолжали это делать.

Но это там. А тут — кури сколько влезет, если есть что. У нас теперь есть. И, надеюсь, что только у нас, потому что тогда мы сможем устанавливать на это дело цены.

— Маловато кустиков-то, — опечалился я, оглядывая десяток стеблей с остроконечными листьями. — Насть, они как размножаются? Сможем мы их культивировать?

Настя почесала затылок.

— Там коробочки такие должны быть, — сказала она наконец. — В них семена.

— А если выкопать? — предложила Милена. — Ну, аккуратно очень…

— Милк, табак — однолетнее растение, — махнула рукой Настя. — Да и не донесем мы его до крепости, его поливать надо постоянно. А ну-ка…

Она деловито начала раздвигать листья и через пару минут радостно сообщила:

— Эти еще цветут, а вот эти уже того, так сказать, осеменились. — Она, хихикнув, поманила меня рукой. — Сват, смотри.

Я подошел и посмотрел туда, куда она указывала, и хмыкнул. Ну и не какие это не коробочки. Я-то думал: что-то квадратное будет, а тут пять продолговатых… Даже не знаю, как это назвать-то… Останков засохших цветков.

— Вот я их сейчас. — Настя достала из тубуса тряпицу и очень аккуратно стала надламывать псевдокоробочки. — Елки-палки, что же нам не рассказывали, как его растить, а? Все, что помню, так это то, что его надо постоянно поливать и что он мороза боится.

— Пасечник что-то может знать, — заметил Джебе. — Я слышал, как он про самосад какой-то Профу рассказывал. Я так понял, что самосад — это тоже табак.

— Может, и Француз что-то знает, — добавил Голд.

— Сигарка. — Одессит попытался скрутить лист. — Супер.

— Идиот. — Фира постучала его кулаком по лбу. — Его сначала высушить надо. Табак сырым не курят.

Удачно. Вот правда — удачно. Даже если сходим впустую, то мы все равно уже в плюсе.

Настя же, продолжив поиски, нашла еще несколько коробочек, сорвала их, а после, очень тщательно завернув в тряпочку, убрала в свой заветный тубус.

— А это оборвем? — Крепыш и Одессит алчно смотрели на листья кустов.

— Нет, — ответил им я. — По-хорошему, надо бы, мало ли кого сюда еще занесет, но мы этого делать не будем. Во-первых, нечего добро переводить, эти листья уже сами по себе хороший улов, и не дело их по лесу таскать, мы их только загубим. Во-вторых, вон тот куст, судя по всему, тоже отцветает, может, мы с него на обратной дороге еще семян возьмем. Запас в данном вопросе карман не тянет, сами понимаете. Тогда же и листья оборвем.

Врать не стану, здорово нас эта находка приободрила. Полезную вещь нашли, это все понимали. Среди нас никто в жизни не курил, кроме Одессита, хотя он запросто и приврать мог, да, может, еще Голда, который явно со знанием дела мял и нюхал замызганный лист.

— Стратегическая штучка, — подтвердил он мои предположения. — Не думаю, что табак растет только тут, но при этом вот таких умниц-Настенек, которые знают, как он выглядит, явно не очень много. Думаю, что девяносто девять процентов людей благополучно пройдут мимо зеленого насаждения, даже не поняв, что это такое. Сват, это серьезная заявка на эксклюзив, при условии, что мы сможем его выращивать. Даже если потом другие подтянутся, то мы все равно будем среди тех, кто начинал, а это уже хорошо.

— Что до «выращивать», так у нас есть те, кто этим занимается, — даже не стал рассуждать на эту тему я. — Семена в зубы — и вперед. Чего там этому табаку надо? Полив? Река под боком. Уход? Обеспечим. Другое дело, что пока у нас туго с самым главным.

— Это с чем? — спросил Наемник, с интересом разглядывающий зеленые кустики табака.

— С рынком сбыта, — объяснил ему я. — Товар, эксклюзив — это прекрасно. Но надо, чтобы был тот, кто это купит. Вернемся обратно — сразу займемся разведкой реки, и вверх по течению, и вниз.

Остаток вечера мы слушали разглагольствования Одессита, который сначала сетовал на отсутствие бумаги для самокруток, а потом утверждал, что Пасечник ему непременно вырежет из дерева трубку. И, я так думаю, вырежет, лишь бы отвязаться от этого болтуна.

Утром мы прикрыли кустики табака еловыми ветками, так, чтобы их особо не было видно, но при этом чтобы все выглядело естественно, затем привычно уничтожили следы стоянки и углубились в лес. Не знаю, где там много ходит поисковых групп кочевников, мы так ни одной и не встретили, хотя прошли немалое расстояние вдоль границы степи. Ну не сложилось и не сложилось. Опять же, кто его знает, чем бы это могло закончиться? У меня не так много людей с собой, а впереди — лес. Подождем, никуда эти степняки не денутся.

Лес поначалу был не слишком густой, но потом березы сменились ельником, а тот, в свою очередь, — неким «набором» из разных пород деревьев, если так можно выразиться. Под ногами то и дело начинала хлюпать жижа, и мы всякий раз опасались, что вот-вот набредем на болото. Но нет. Мокрота заканчивалась, мы снова топали по травяному ковру. И так — раз за разом.

— О как, — даже присвистнул Голд, когда мы выбрались из низинки, в которой воды было чуть ли не по голень. — Ничего я не понимаю в логике тех, кто создавал Ковчег. Так все смешать!