Аргумент барона Бронина 3 - Олег Валентинович Ковальчук
Раздав краткие указания, он направился вперед и встал в самом центре пятачка. Его помощники тут же разбежались в стороны, раздавая указания и руководя развертыванием лагеря. Стоит отдать кочевникам должное: момент сворачивания и разворачивания лагеря занимал у них действительно очень короткое время. Уровень их организованности впечатлял.
Саматхан кивнул мне, затем обернулся себе за спину, туда, где солнце закатывалось за горизонт.
— Мы почти вовремя, — произнес он. — Составишь мне компанию? — спросил он, посмотрев на меня, старательно игнорируя девушку за моей спиной.
— Я для этого сюда и прибыл, — ответил я.
— Ну и прекрасно.
Рядом с Саматханом встал его отец.
— Думаю, парням, — он кивнул в сторону приближенных Саматхана, что сейчас руководили развертыванием лагеря, — делать там нечего. По крайней мере, что бы там ни произошло, им этого лучше не видеть.
Саматхан покивал, подозвал к себе высокого черноволосого мужчину с уродливым шрамом через все лицо.
— Дилинбек, я попрошу всех вас побыть здесь. Туда я пойду только со своим отцом и с чужаками. Вы берегите народ. В случае если я не выйду оттуда живым, ваша задача — сохранить наше племя. И в случае моей смерти ты будешь главой рода.
Саматхан посмотрел на своего отца Улумбека, и тот, покивав, снял с шеи небольшой амулет.
— Это будет подтверждением.
Он протянул амулет мужчине. Тот кивнул и надел амулет на себя. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Он вопросительно посмотрел на Саматхана, мол, будут ли какие-то еще указания. Не дождавшись таковых, направился обратно наводить порядок среди членов своего племени.
Саматхан посмотрел в сторону шатра, и я проследил за его взглядом. Вход находился с дальней от нас стороны, поэтому я не сразу заметил длинную вереницу людей, разномастно одетых в дорогие одежды, что тянулись длинной очередью и скрывались внутри огромного тканевого сооружения.
Когда мы приблизились к выстроившейся длинной веренице, на Саматхана и Улумбека все больше стали бросать взгляды, будто не ожидали их здесь увидеть. Или, напротив, радовались таким дорогим гостям. По крайней мере, на лицах азиатов сложно было распознать какие-либо эмоции.
Саматхан едва заметно передернул плечами. Это невозможно было заметить, но я это почувствовал. Ему эти взгляды очень не нравились.
Выстроившаяся очередь двигалась неспешно. Все представители родов, прибывших на собрание ханов, двигались медленно и степенно, с огромным достоинством. Они оглядывались по сторонам, будто неспешные горделивые верблюды. И позволяли другим окружающим также смотреть на себя. Видимо, это была такая игра или обычай, где участники что-то демонстрировали. Вот только что они демонстрировали, так и не понял. Яркие одежды или магические ауры? Хотя таковых я не ощущал. По крайней мере, никто их не выпячивал.
По меньшей мере час ушел на то, чтобы собравшаяся длинная очередь, наконец, оказалась внутри шатра. И все присутствующие разместились внутри. Как оказалось, мы прибыли последними. Видимо, племя Саматхана действительно было дальше всего расположено от главного города. Помещение шатра было на удивление просторным. В нём могло уместиться по крайней мере несколько тысяч человек. Все места были заняты, кроме одного — место главного хана. По крайней мере, в самом центре стояло резное кресло, усыпанное камнями и драг металлами. У его подножья лежало несколько шкур. Само кресло стояло особняком. По крайней мере, никто не решался приблизиться к нему. Все остальные сидели прямо на коврах. Огромным холмом возвышалась куча мехов, а чуть поодаль расположилось около сотни девушек. Они будто должны были танцевать и смеяться, но были растеряны, ведь хана нет, а значит не для кого.
Стоило всем разместиться, как все глаза вновь устремились в сторону Улумбека и Саматхана. Все-таки, как я понял, больше в сторону отца, нежели сына, ведь, если припоминать разговор с Саматханом, Улумбек является единственным наследником этого ханства, по крайней мере законным. Не знаю, как у них передается власть и будут ли какие-то поединки. Но прежний великий хан убил всех своих братьев, кроме Улумбека. Саматхан, в свою очередь, убил руками Лилит Великого Хана и всех его наследников.
Таким образом, Улумбек — единственный наследник. Но есть один момент — он слаб. У него недостаточно сил. Родные братья его не воспринимали всерьез, верховный хан не стал даже его убивать, не чувствуя от него угрозы. А будут ли другие ханы, у которых большие свиты, большие племена, подчиняться слабому хану? Это важный вопрос, который сейчас все и хотели прояснить. Осмелится ли вообще Улумбек заявить свои права, и что за этим последует?
— Я думал, ты не осмелишься сюда приходить, Улумбек, — сухой старческий голос прорезал тишину. Несмотря на трескучесть и глухость голоса, прозвучал он будто гром среди ясного неба. Все тут же обернулись к говорившему.
— А чего мне бояться? — вдруг выпрямился Улумбек, голос его при этом был чистый и наполненный энергией. — Смерти мне бояться? Или того, что вы попытаетесь отнять у меня мое право? Нет, мне бояться нечего. Я всегда был добрым и справедливым, всегда был смиренным и принимал ту участь и ту судьбу, которую готовила мне жизнь. И раз мои старшие братья, у которых было много прав на всё ханство, решили поступить со мной таким образом, я не роптал, потому что правила есть правила. И для меня они очень важны. Когда мои братья решили убить старшего брата, занять его место — это было их решение, их право и их грех. Они на него пошли, за него расплатились. Я не роптал и никогда их не поддерживал, и сколько бы они ни упрашивали меня, я не стал бы поднимать руку против одной крови.
— Так к тебе бы никто и не пришел, ты же неудачник, — раздалось откуда-то из задних рядов.
Но Улумбек даже глазом не повел.
— Об этом мы с тобой отдельно поговорим, Соломбек, — произнес Улумбек, даже не обернувшись. — Но вернемся к тому, что я говорил. Я смиренный. Я стараюсь вести себя благородно. Но при этом судьба распорядилась таким образом, чтобы я стал новым ханом. И я сюда пришел за своим правом. Кто я такой, чтобы перечить судьбе? Я смиренно принимаю её. Но если кто-то из вас решит, что моё смирение и добропорядочность — это слабость, того постигнет смерть от моей руки или от руки моего сына. Мы все здесь падём, если
