Мастер проклятий - Матвей Геннадьевич Курилкин
С новыми попутчиками наша скорость уменьшилась еще сильнее. Я теперь шел, опираясь одной рукой на палку, выломанную Керой. Рубио же помогал идти нашим новым друзьям. Они шли чуть позади, и старик что-то активно объяснял новым знакомым. Я не прислушивался — вымотался, наконец, настолько, что голову заполнила блаженная пустота. Мысли и чувства погасли под гнетом усталости, и это было прекрасно.
Я немного пришел в себя, когда показалась деревня. Даже чуть ускорил шаг, чтобы поскорее добраться до ближайшего дома, после чего с облегчением повалился на лежанку и забылся сном.
Не знаю, сколько времени продолжался «отдых», но состояние мое ничуть не улучшилось. Меня колотила лихорадка, а вся одежда была насквозь мокрой. С трудом разлепив глаза, увидел над собой лицо старика:
— Ну что, малыш. Если ты не задался целью сдохнуть во сне, лучше бы тебе подняться. Чистые идут.
* * *
Последние несколько лет для Керы стали непрерывной проверкой на прочность. Прочность, изворотливость, терпение… Ей, в общем-то было не привыкать ходить по краю. Родственнички никогда ее не жаловали: она с самого начала слишком отличалась и от старших, и от братьев и сестер. Каждый из них, даже Аид, да что там, даже Танатос, которому это и даром не нужно имели своих поклонников. Смертные щедро одаривали своих покровителей силой. И только Керу не любил никто. Ей приходилось брать свое самостоятельно, мечась из одного уголка мира смертных в другой, от одной кровавой битвы к другой, не забывая заглянуть в места вспышек эпидемиё или иных катастроф. Урывать крохи страданий и боли, которые и составляли силу богини беды. Смертные ее боялись и ненавидели, что ее в целом устраивало, а вот старшие еще и мешали. Они почему-то были уверены, что Кера ворует то, что принадлежит им! Сколько раз верховный раскрывал ее маленькие манипуляции над смертными еще до того, как она начинала их приводить в жизнь. Вот что ему, жалко, если тысчонка другая смертных соберется вместе, да вырежет какой-нибудь город, не пощадив ни женщин, ни детей? И ведь прекрасно знает, что люди и без ее наущений отдаются этому занятию со всей страстью!
Когда в мир явился чистый, она даже радовалась первое время. Наконец-то эти высокомерные снобы получили себе проблем! Правда, постепенно радость сменила озабоченность. Этот чужак не стеснялся в средствах, и методично лишал сил, а потом и отправлял в небытие богов одного за другим. Кере до поры удавалось избежать общей участи именно благодаря тому, что все считали ее слабостью. Она и так умела выживать без поклонения смертных, умела довольствоваться крохами сил, умела жить на голодном пайке, особенно в последние несколько сотен лет, когда мир перестали потрясать массовые эпидемии и войны. Вот только разобравшись с остальными проблемами чужак принялся подчищать мелочевку. Все чаще явившись к очередному побоищу, Кера не находила ни крошки сил. Не сразу она разобралась — дело в том, что каждая из этих массовых бед была своего рода гекатомбой новому богу. Дошло до того, что она пыталась кормиться с самоубийц от несчастной любви и с разорившихся торговцев!
Все это не могло даже существенно отсрочить неизбежный конец. Она чувствовала, как вместе с силами теряет разум, как все сложнее становится сохранить целостность своей личности. Она чувствовала, что вот-вот рассеется. Керу по-прежнему тянуло к местам чужих бед, массовых бед. Силы было много, очень много, она была рядом и манила, но ухватить даже каплю не получалось.
Ей очень повезло с этим смертным. Она уже почти отчаялась, почти решила сдаться и прекратить собственные мучения, присоединившись в небытии к своим нелюбимым родственникам, как увидела яркое свечение отчаяния и чувства вины этого смертного. Это был запах беды, и эта беда не принадлежала чистому. Явиться к смертному во сне решила даже не сама Кера, ее уже толком и не было. Это решение было принято какими-то остатками ее личности, это был последний всплеск звериного желания выжить любой ценой. И он дал ей силу. Совсем немного, но как же сладка была эта капля, отданная добровольно. Он легко мог ей отказать, и Кера никак не могла настоять на своем. Последние силы были потрачены на то, чтобы войти в царство сгинувшего Морфея.
Войдя в сон смертного, она была одновременно удивлена и напугана. Всякое она ожидала увидеть, но смертный встретил ее в образе странном и пугающем. Дух его был намного старше тела. Дух его был одет в удивительные одежды — парусиновые штаны, в которых ходят беднейшие матросы, высокие ботинки на шнуровке, а сверху странный короткий, всего лишь до пояса, балахон с капюшоном. Все бы ничего, если бы не картина, которая, казалась, была нарисована прямо поверх ткани красками невероятно сочными и яркими. То был мрачный подлунный пейзаж, необычный некрополь, в котором вместо надгробных камней над могилами стояли кресты — орудия казни. Над одним из камней стоит фигура скелета с косой в руках. Странный и неприятный пейзаж, зловещий. Подписан он был словом «Проклятие»[30], только почему-то с ошибкой. Люди во сне, Кера знала, чаще всего одеты в свою повседневную одежду. Иногда они обнажены, порой в их одеждах есть что-то неправильное, но этот наряд был слишком необычен. Он будто не принадлежал этому миру… В другой ситуации богиня не обратила бы внимания на такую несуразность, но это смертный был необычен не только благодаря своему виду.
Напугана Кера была тем, что смертный очень силен. Она пыталась проникнуть в его разум, пыталась на него повлиять — просто потому, что должна была попытаться. Смертный и не заметил ее попыток. Более того, она чувствовала — пожелай он, и с ней случится что-то, что убьет ее, бессмертную богиню! Не в силах обычного человека убить бога, даже если послежний и так уже на грани небытия.
Смертный ее пожалел. Впервые за тысячелетия ее существования, Керу пожалел смертный! И у нее не получалось даже всерьез ненавидеть его за эту жалость. Для себя она решила — если перед смертью ему удастся передать немного силы от чистых, если ему удастся убить хотя бы парочку, прежде, чем он умрет, она поделится с ним каплей этой силы, чтобы его дух мог самостоятельно пройти через царство Эреба, а не блуждать во тьме, как все прочие с тех пор, как
