Книга Трех (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

— Зря ты это, — заметил Рамик. — Азамат, к примеру, пожрать вообще не дурак.

— Хватит жмотится. Потапыч банкует. Да и куда нам столько? От заворота кишок помрем завтра. Давайте, давайте. Мишка, а нам вообще можно в комнате подобные э… праздники устраивать?

— Ну, если без алкоголя, сигарет и мордобоя, то почему нет? Главное до отбоя управиться. Домовые не разрешают еду из столовой выносить. Но прямых пунктов в школьных правилах я не нашел. Тем более, мы формально ничего и не выносили. Поэтому, исходя из логики школы: что не запрещено, то разрешено.

— Че-то я не понял, вино-то ставить или нет? У меня домашнего есть чуток. Осьмины не будет, но вам, думаю, хватит.

— Никакого вина. Лучше компота. И нам еще тарелки нужны, приборы, стаканы. Побольше. Потапыч, будь другом, достань, пожалуйста. Я же знаю, что ты можешь.

— Что за молодежь пошла? Никакого разумения, как гулять следует, — грустно вздохнул банник. И уже исчезнув, пробормотал из пустоты. — Чувствую, с такими вьюношами мы страну потеряем. Как есть потеряем.

Спустя полчаса комната стояла на ушах. Но даже обычно обеспокоенный нашими проектами Зайцев веселился вместе с остальными. И я его понимаю. Такого разнообразия продуктов сразу мы не видели давно. Нет, нас кормили вполне сносно. Давали именно то, что нужно растущему организму, который испытывает постоянные физические нагрузки. Только от такой еды уже тошнило. То ли дело навалить себе тарелку сельди под шубой или вгрызться зубами в курицу, покрытую золотистой поджаренной корочкой.

На общий шум (или на запах еды, кто знает?) даже прибежал Козлович. Он обвел нас строгим взглядом, но не сказал ни слова, после чего удалился. Вообще, я сам удивился, как наша пусть и просторная комната вместила большую часть класса. Пришла даже Терлецкая и Горленко с сестрой. В противовес этому решила не отмечать мое неожиданное благородство Зыбунина. Когда все так вдруг поменялось?

Но все-таки обжираловка удалась. Наверное, это был первый и последний случай, когда благородные сидели рядом с разночинцами. И общались совершенно спокойно на разные темы. Но праздник, как и все хорошее, закончился и начались суровые школьные будни.

Страсти по имению Кузнецовых, которое, как оказалось, мне вовсе и не принадлежало, постепенно улеглись. Ну а чего дергаться, если ты ничего ровным счетом поделать не можешь? В конце месяца я получил заветные две монеты и, собрав стипендию со всех своих друзей, передал деньги Байкову. А тот уже занялся созданием двух прототипных артефактов.

Появились первые успехи по переходу в Коридор. Если в конце сентября перемещение получалось через раз, то к середине октября я довольно уверенно и относительно быстро оказывался в прослойке миров. Иногда Якут шел за мной следом, демонстрируя детали, на которые я бы внимания не обратил. Или показывая приемы, как он это называл «быстрого принятия мира».

— Дверью может служить что угодно. Главное, чтобы ты сам в это искренне верил. В первый раз у тебя получилось из-за сильной усталости. А теперь мозг пытается притормозить этот процесс. Подобное можно сравнить с прыжками с парашютом. Второй раз всегда страшнее первого. Понимаешь?

Я кивал, хотя, если честно, не все слова Якута находили плодотворную почву. Но со временем кое-что действительно начало доходить. И мое пребывание в Коридоре перестало быть неловким и пугающим. Более того, меня все подмывало попробовать рвануть в иномирье. Странное дело — там было чертовски холодно, где-то бродил теневик, но меня словно ошалевшего мотылька тянуло к огню. С другой стороны, здесь время течет медленнее. И там явно прошло больше нескольких месяцев. Кто знает, вдруг теневик вновь впал в спячку?

Ситуация с высокородными разрешилась самым лучшим образом. Про меня забыли. Точнее, когда подошел срок ультиматума, никто не явился за ответом. В газете, как и обещал Алекс, вышла небольшая заметка про «нашего мальчика», где коротко говорилось о восстановлении дворянской фамилии Кузнецовых. Хотя вру, это еще не все, в течение недели я получал письма от глав родов, написанные будто под копирку. С другой стороны, что значит будто? Я и оригинал нашел. В той самой книжонке, которую подогнал Максимов по настоятельной рекомендации Байкова. Суть сводилась к тем же пожеланиям, которые говорили их отпрыски.

В отношении учителей моя жизнь не изменилась. Матвеева уважительно относилась к каждому, Коршун тоже всех ненавидел одинаково, лишь Якут иногда подкалывал, что разночинцем я бегал быстрее. Сейчас вроде как благородство стало мешать.

Еще близилось испытание на боевую подготовку. И в этом году, в отличие от предыдущего, никаких команд, только личные качества. Я все раздумывал, вдруг окажусь в одной связке с Зыбуниной. И что? Мне надо будет любыми способами обставить ее?

Катя держалась подчеркнуто холодно. Вроде и не обижалась, но былая теплота у нас пропала. И это было гораздо хуже. Вот сказала бы — дурак ты, Кузнецов, обиделась я. Тогда хотя бы чуть понятнее стало. Можно было узнать — за что? Как все исправить? И прочее, прочее.

А так выходило, что все вроде бы в порядке, но в то же время ничего не в порядке. Может, ее конечно, задевало внимание Тихоновой, которая в последнее время постоянно крутилась рядом. Вроде как не специально, но я уже начал понимать коварные женские уловки. И в этом плане больше всего переживал за Вику. Ссориться с ведьмой — занятие малоприятное. А если это — ведьма Катя, то возможно опасное для здоровья. Вот попадут девчонки в одну связку на испытание, и, чего доброго, с Викой вдруг что случится.

— Тебе надо к Козловичу сходить, — посоветовал мне Рамиль, лежа на кровати и разглядывая потолок. В общем, занимался своим любимым занятием.

— Зачем?

— Попросить, чтобы он к ним еще Терлецкую добавил. Тогда они точно друг дружку перекрошат, одна вернется. На ней и женишься.

— Дурак ты, Рамик. И не лечишься.

— А басурманчик дело говорит. Ты, хозяин, по пустякам суетишься. Чего из-за ведьмы этой переживаешь? Плюнул и растер.

Банник крутился перед зеркалом, разглядывая новый и в то же время старомодный костюм. В нем Потапыч был похож на человека, во всех смыслах этого слова. Плюс ко всему, мой подопечный подровнял бороду и волосы, отчего приобрел некую импозантность. Вообще, теперь он походил на маленького, но очень важного старичка.

— Коли шанс такой упускает, — продолжал банник, — так ее проблемы. Нечто других девок вокруг мало? Ты молодой, силой не обижен, да к тому же цельный граф, хотя недотепы теперь и титулов не отличают.

— Потому что титулы упразднены, — подал голос Зайцев. Он за последнее время как-то попривык к нам. Даже дергаться перестал. — Остались лишь сословия. И то их считают не особо прогрессивными.

— Вот я и говорю, недотепы, — бросил на него уничижительный взгляд Потапыч, продолжая прихорашиваться.

— Ты лучше скажи, куда собрался? — спросил я его.

— Да так, пройтись. Других посмотреть, себя показать. Я ныне, хозяин, лицо представительского класса.

— Ага, как мерс, — кивнул Рамиль. — Дорогой в обслуживании, но беспонтовый на бездорожье.

— Уж не знаю, кто это такой ваш Мерс, всех ему благ, но мне теперь лицо держать надо. Графский банник это вам не в тапки… ну, того, сами понимаете. Дела опять же, соответствующие пошли.

— Неужели ты самогон перестал гнать?

— Напротив. В два раза больше стал. Он же теперь у нас графский. Эх, хозяин, ничего ты в купечестве не понимаешь. Ну ладно, я тебя всему научу. Коли к себе Господь не приберет.

— Как бы нас на грядущем испытании Господь не прибрал, — стал нагонять жути Зайцев. — В прошлый раз хоть командой можно было действовать. А теперь…

— Теперь каждый не просто сам за себя, но и против других, — ворвался без стука в комнату Мишка с листком в руке. — Всех смешали. Никакого «по одному представителю от каждой Башни». Списки вывесили. И такое ощущение, Макс, что тебя кто-то очень не любит в руководстве школы.

Мы, не сговариваясь, почти тут же оказались возле Мишки, пытаясь вырвать листок. Наконец он перекочевал к долговязому Рамику, который лишь покачал головой и передал бумагу мне. Я пробежал по тройкам, найдя свою фамилию. Рядом значились еще две: Куракин и Аганин.