Тимофей Калашников - Изнанка мира
— У ваших, прошу заметить, — огрызнулся черкизовец. — У ВАШИХ ворот…
— Ворота у нас ОДНИ… — с нажимом проговорил Федор, выбрав именно этот момент, чтобы появиться на пороге. Он подошел к карте, разложенной на столе, и с силой ударил по ней кулаком. — ОБЩИЕ! Или вы надеетесь за метромостом отсидеться?
При виде главы партии РиК мужчины встали. На Кирилла никто не обратил внимания.
— Прошу прощения. Опоздал… — продолжал Сомов. — Кстати, это сын Ивана Зорина, Кирилл. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Генералы тут же обступили парня.
— Скорбим с тобой… Ужасно скорбим… Очень большая потеря, невосполнимая… Прими соболезнования… Незаменимый товарищ… вечная память… всегда с нами…
Они суетились вокруг, говорили официозно-заученные фразы, одну бессмысленнее другой, хлопали по плечу, стискивали и, долго не отпуская, трясли ладонь. Кирилл остро пожалел, что согласился присутствовать на совете. Сквозь пелену подступивших слез, которые юноша всеми силами старался сдержать, он смотрел сейчас на тех, кто когда-то внушал ему глубочайшее уважение, и тихо ненавидел лицемеров. Кого они надеялись обмануть этой наигранной печалью? Как разительно, как быстро менялись их маски! Еще час назад эти шишки равнодушно прошествовали мимо, занятые собой, а теперь — нате-пожалуйте: сочувствуем-помним-грустим-жить-без-твоего-папы-не-можем. И отец, который был таким честным, открытым; должен был работать с такими показушниками? Слизь! Даже глянуть противно…
— Все в сборе? — Сомов скоро оглядел присутствующих. — Тогда прошу к столу, товарищи генералы. Давайте прояснять ситуацию.
В ту же секунду окружавшее Зорина кольцо разжалось, а выражения печали уступили место суетливой озабоченности. «Вот же ничтожества подлые, уроды лицемерные…» — думал Кирилл, глядя в затылки отвернувшимся.
— Для начала потрудитесь объяснить, товарищ Сомов, как такое вообще могло произойти?! И прошу учесть, что я буду лично докладывать товарищу Москвину, — самодовольно начал прибывший с Красных ворот военспец Обухов, которого за крутость нрава и периодическое самодурство прозвали Иваном Грозным. — Надеюсь, смогли выяснить, как ганзейцам удалось настолько быстро занять Комсомольскую? Вопрос не риторический, товарищи. Надо правильно определить слабое звено.
— Разрешите, товарищ генерал? Тут и гадать нечего. Враги проникли через ход для экстренных случаев, переделанный из вентшахты, — Белобородько ткнул пальцем в план. — Вот здесь он, почти посередине туннеля. Там наш отряд, двигавшийся на подмогу Комсомольской, был остановлен шквальным пулеметным огнем, и…
— И откуда же Ганза узнала про этот ход? Выследили кого-то из ваших сталкеров? — раздался из дальнего угла вопрос, заданный приглушенным голосом, который, однако, услышали все. — Или, может…
— Да, Лыков это, Лыков! — не утерпел Белобородько, втягивая голову в плечи и опуская глаза. — Он же теперь на Ганзе… вот и сдал, предатель!
Федор потер лоб и оглядел присутствующих. На лицах людей, много лет прогибавшихся под Анатолия Лыкова, отразилось сомнение, но вслух защищать свергнутого красного диктатора никто не рискнул.
— Я полностью разделяю точку зрения товарища Белобородько, — медленно сказал Сомов, постукивая костяшками пальцев по краю стола. — Но, к сожалению, это никак не помогает нам ответить на главный вопрос: что делать дальше? Прошу высказываться.
Кирилл почти видел, как в черепных коробках этих «вершителей судеб» ворочаются мысли. Они сидели, важно нахмурив брови, переполненные собственной значимостью.
— Я знаю, что лобовая атака приведет к новым жертвам. Но что нам еще остается? — произнес невысокий, с глубокими проплешинами с обеих сторон низкого лба и уже прочно сформировавшимся животиком товарищ Коллонтаев.
Он приехал с Преображенской, нынче называвшейся Знамя революции, и стремился попасть на совет исключительно в собственных целях: всегда мечтал возглавить Северное направление Красной ветки. Давно терзало его желание быть у руля. Для этого, конечно, нужно было как-то обойти старого «друга» Анатолия… Казалось, теперь, когда Лыков бежал, а новость о бесследном исчезновении Сомова достигла Преображенской, никто не помешает Евгению Ивановичу выставить свою кандидатуру на место главы партячейки. Опытный функционер собирался сделать это как раз здесь, на военном совете. Однако во время похорон Коллонтаев увидел «без вести пропавшего» Федора — живого и здорового. После поминальной речи нового начпартии он совсем было поник духом и теперь решил на всякий случай как можно больше быть на виду и шуметь.
— Нет, товарищ Коллонтаев, я не могу допустить, чтобы наших бойцов кидали в мясорубку. Потери и без того колоссальны, почти в каждой семье есть убитые. Вы же видели, что на похоронах творилось, — возразил Белобородько.
— Само собой, я не предлагаю очертя голову бросаться на пулеметы. Как кадровый военный, — недовольно насупившийся Евгений Коллонтаев, попавший в метро солдатом-срочником, интонационно выделил последние слова, — я разработал план операции по освобождению Комсомольской. Она предусматривает заброску через законсервированные вентшахты нескольких небольших диверсионных групп численностью в три-четыре человека для совершения ряда акций. В их задачу входит устранение вражеского командования, разумеется, если таковое встретится, вывод из строя агрегатов освещения, до каких доберутся, уничтожение живой силы противника в пределах досягаемости, после чего на захваченной станции возникнет ожидаемая паника. В то же время, и не раньше, основные силы начнут штурм с двух сторон. Потери неизбежны, это ясно, но другого выхода я просто не вижу.
— Ганзейцы не полные дураки и прекрасно понимают, что мы попытаемся вернуть свое, — сказал Сомов, хмурясь. — Они непременно будут ожидать чего-то в этом духе: масштабного штурма, тайных проникновений, диверсий… Не сомневаюсь, что уже в первый же час после захвата Комсомольской возле всех входов, люков, вентшахт и просто мест потенциального вторжения были выставлены более чем хорошо вооруженные караулы. Особенно с учетом информации о таких местах, которой обладает предатель Лыков. Мы, с огромной вероятностью, просто впустую потеряем людей…
— …И время, — раздалась тихая реплика из угла. — Да, думаю, что товарищ Сомов верно оценил проблему. И еще одно. Я прошу всех помнить, что через два дня у товарища Москвина день рождения. Самым лучшим подарком, как вы понимаете, товарищи, будет восстановление целостности Красной ветки.
На этот раз Зорин вытянул шею и даже привстал, чтобы узнать, кому принадлежит этот голос, такой негромкий, но неизменно заставляющий присутствующих поеживаться. Кирилл увидел человека, чей возраст было и не определить с ходу. Резкие и в то же время непримечательные черты лица, глаза-угольки, взгляд которых, притягивая, гипнотизировал, оставляли впечатление смутной угрозы. Темные брови, чуть приплюснутый и в меру вытянутый нос, аккуратные усики над никогда не улыбавшимися тонкими губами довершали портрет. Огненно-красная повязка на правом рукаве кителя указывала на принадлежность гостя к спецслужбам загадочной и опасной Дзержинской.
— Со своей стороны предлагаю не только возможность вернуть Комсомольскую «малой кровью, могучим ударом», но, при определенном везении, и вовсе обойтись без потерь, — сказал, чуть запинаясь от волнения, Белобородько. — Да, наши сталкеры, конечно же, смогут выйти наверх и нанести удар, но атаковать надо не Комсомольскую, а Проспект мира или Новослободскую… — он сделал паузу, чтобы стихли удивленные возгласы и продолжал, постепенно воодушевляясь. — Может быть, кому-то это покажется бесчеловечным и навлечет на нас обвинения в варварстве или терроризме, но надо помнить: мы не агрессоры, мы просто хотим нанести удар возмездия. И если враг не сдается, его…
— Что у тебя по существу, Алексей? — перебил помощника Сомов. — И, пожалуйста, давай без лишнего пафоса. Нас-то агитировать не надо.
— Газовая атака, — выпалил начобороны Красносельской. — Надо пригрозить Ганзе, что если радиальная не будет очищена немедленно, то на их собственные станции будет пущен газ…
— Что ж, можно попробовать… Запугивание — это полезная вещь, но ее необходимо использовать с хирургической точностью, — произнес еще более тихим голосом чекист, кивая. — А как конкретно это будет выглядеть, товарищ Белобородько, и сколько времени, по-вашему, займет операция? Без сомнения, где-то снаружи, на военных складах, имеются отравляющие вещества, но ведь достать их быстро совершенно нереально. Равно как нереально и синтезировать что-либо подобное без специального химического производства, которого у нас попросту нет.
— Мне придется чуть углубиться в историю вопроса, иначе будет непонятно, — извиняющимся тоном произнес докладчик. — Есть свидетельства, что еще две тысячи лет назад армия Сасанидов во время осады городов в Восточной Сирии применяла ядовитые газы против римских легионеров. Это была первая газовая атака в истории человечества! Конечно, технология была примитивна до предела, но это нам только на руку! На жаровнях, снабженных мехами, сжигалась смесь смолы, серы и битума. Получившееся в процессе горения сернистое соединение нагнеталось при помощи мехов в осадный туннель, где прятались римляне. Смерть от удушья наступала столь быстро, что жертвой газовой атаки стал даже один из защитников, не успевший вовремя покинуть зону поражения.
