Алексей Бессонов - Черный хрусталь
Девушка едва не поперхнулась.
– Странных? – она перешла на шепот. – Да тут все, что ни происходит, – все странное. То люди приезжают какие-то, то аристократы… со странностями. А однажды вообще какие-то приехали – в балахонах таких, лица капюшонами закрыты и выли ночью так – ю-уу, ю-уу…
– Выли? – не понял я. – Как выли?
– Да так и выли, господин. Одну ночь всего пробыли, куда потом делись – никто не видел, даже кучера, а уж они-то всех почти видят. Давно это было, года три, пожалуй.
– Хм. Может, они просто молились?
– Да ведь голоса-то у них были… о-хх, до костей пробирало! Я как раз мимо их комнаты проходила, это там, справа было, на пятом этаже, знаете? Кто же так молится, скажите мне?
– Ну-ну… молятся-то по-разному, в том и дело. Ну ладно, иди. Я посижу еще…
– Странные, значит, люди, – сказал я, запирая за ней дверь. Да уж. Ужасно много странностей, слишком много для одного человека. Впрочем, одного ли? Эйно Лоттвиц, Иллари, а Монфор?
Куда я, в конце концов, попал? В пещеру великого мага? И эта фраза, всю дорогу не выходившая у меня из головы, – уверен, буть Эйно трезвее, он сдержался бы: но он был пьян, и – «Значит, они здесь все-таки были…» Кто – они? На чью, в самом деле, голову можно было напялить этот вытянутый, яйцеобразный шлем, изготовленный из непонятного, невиданного материала? Не дерева, не железа, да еще и теплого на ощупь?
Я выколотил в камин трубку, решительно захлопнул оконные рамы и принялся одеваться к ужину.
Важный гость, которого изволил ждать его светлость, оказался высоким, очень худым стариком с длинными седыми буклями, которые он тщательно зачесывал назад и смазывал помадой. Но носу у него красовалось пенсне. Пока разносчики заканчивали сервировку стола, они с Эйно неторопливо прохаживались по зале. Я коротко представился; старик бросил на меня ленивый взгляд, пробурчал что-то и отвернулся. Вслед за мной появилась и Ута в обтягивающих кожаных штанах и широкой мужской сорочке с тремя воротниками. Гость обозрел ее с оживленной сальностью старого ловеласа и даже снизошел до какого-то комплимента, на что девушка сморщила нос и поспешила за стол.
Ужин протекал вяло. Я расправился со своей порцией тушеной крольчатины и неторопливо углубился в вино, ожидая, когда подадут десерт. Иллари и Ута, сидевшие на дальнем конце стола, перебрасывались короткими ничего не значащими фразами, Эйно разговаривал со своим гостем о каких-то финансовых махинациях. Слуга разжег камин, и наконец подали сладкое.
– Да, активность, слава предержателям, идет вверх, – говорил Эйно. – Однако же, и кое-кто из старых магнатов терпит некоторые, как я понимаю, неудобства…
– Что вы имеете в виду? – оживился старик.
– Недавно мне в руки попала одна безделушка, – Эйно глотнул вина и засунул руку в карман вечернего кафтана, – так, чепуха, но она, кажется, стоит немалых денег. Извольте глянуть – вам ничего не напоминает это изделие?
В его пальцах появился довольно большой золотой сокол с серебряным щитом на груди. Посреди щита посверкивал огромный брильянт. Старик осторожно взял драгоценность, поправил на носу пенсне и повернулся к свету ближайшей лампы.
– Темно, – сказал он. – Эй, паренек, дай-ка мне света!
Поняв, что он обращается ко мне, я вскочил и поднес ему лампу.
– Да, вот так гораздо лучше… хм, до чего же странно. Вы хотите сказать, что эта безделушка – из рода Лэраас?
– Ну, насколько я разбираюсь в фамильных стилях… да, это сокол старшей ветви Лэраасов.
– И при каких же обстоятельствах она попала в руки вашей милости?
Эйно пожал плечами и ухмыльнулся.
– Скажем так, я выиграл ее в ло.
Старик покачал головой. Повертев сокола еще с минуту, он положил его на стол и повернулся к князю.
– Эта штуковина – очень интересная, кстати, штуковина, – не имеет ничего общего с сокровищницей Лэраасов. Ни старшей, ни младшей ветви. Да, стиль воспроизведен весьма точно, но, дорогой князь, я должен вас разочаровать: это новодел.
Улыбка мигом слетела с лица Эйно.
– Как?! Вы уверены?
– Если я что-то говорю, дорогой князь, значит, я уверен в своих словах. Безусловно, это новодел. Но странно не это, – старик снова взял сокола в руки и еще раз всмотрелся в его крылья, так, словно думал разглядеть там сакральные истины, – странно то, что это не пайка и не резьба по отливке. Это литье. Я не представляю себе, кто мог изготовить такую тонкую форму, и каким образом можно было добиться такой точности литья. Но это именно литье, уверяю вас – литье без последующей обработки. А, вот еще – щит… у меня такое ощущение, что он был впаян в грудь сокола прямо там, в форме. Как? Не спрашивайте меня. И обработка камня довольно оригинальная, хотя, конечно, выполнена со вкусом. Единственное, что приходит мне на ум – это какая-то столичная работа. Там, особенно при дворе Их Величеств, сейчас происходит немало всяких чудес. Возможно, кто-то из придворных мастеров решил развлечься и опробовать новые способы, подражая известному стилю дома Лэраас…
Эйно глотнул вина, спрятал сокола обратно в карман и спросил – со смехом:
– Ну, а золото хоть настоящее?
– Настоящее, – кивнул его гость. – Высочайшей, как я понимаю, пробы. Хотя и здесь, конечно, можно ошибаться. Если хотите, я проведу анализ. Такая вещь, вне зависимости от ее принадлежности к тому или иному дому, стоит очень дорого. Я надеюсь, ваши ставки в игре были не слишком велики?
– Что? – Эйно, казалось, не понял собеседника. – Ставки? Да нет, можно считать, что она обошлась мне почти даром.
…Уснуть я не мог. То ли слишком устал, то ли переел сладкого за ужином – в конце концов, окончательно измучившись, я накинул на плечи халат и прошел в кабинет, где все еще тлели угли камина. Свет моей лампы отразился в толстых стеклах книжных полок. Я протянул руку почти наугад – и вытащил какой-то богословский трактат в потертом кожаном переплете. Я не слишком разбирался в пеллийском богословии, даже не понимая разницы между «предержателями» и «вседержителями», – просто повторял услышанные от Эйно выражения, поминая их по всякому удобному поводу. В кармане халата была трубка и кисет. Усевшись в глубокое кресло, я не торопясь набил ее зельем, раскурил и протянул руку к тяжеловесному тому, что лежал передо мной. Пальцы сами раскрыли его где-то посередине.
«…ибо не в вере сила, брат мой, но в сомнении; и сомнениями вымощена дорога к познанию, равно как и к покаянию; и у каждого путь свой, и нет здесь двух схожих промеж себя».
Швырнув фолиант на стол, я закрыл ладонями лицо, и сидел так долго… а потом резко встал и дернул за шнур колокольчика, вызывая кого-нибудь из слуг. Минуту спустя ко мне прибежал молодой парень в наспех застегнутом кафтане.
– Разбуди мне Лилу, – сказал я ему.
* * *«Бринлееф», подползший на машине к докам, стоял возле угольной пристани. На берег были перекинуты сходни, и по ним, согнутые под тяжестью мешков, ползли черные от пыли фигурки матросов. Эйно собирался принять на борт столько топлива, сколько позволял объем угольных ям. Никто не знал, какие шторма, мели и проливы ждут нас в далеких западных морях, поэтому барк до отказа грузили не только углем, но и продовольствием, водой и боеприпасами. С одного из оружейных заводов уже пришли полторы сотни ящиков с разнокалиберными снарядами, а также картузы и особые бочонки с порохом для бортовой дульнозарядной артиллерии.
Тило корпел над картами, скопированными в столице лучшими чертежниками: перед ним стояла задача проложить курс в неведомых водах, которые не посещал ни один пеллийский корабль за исключением эскадры адмирала Дерица. Перт вместе с механиками ковырялись в машинном отделении, еще раз протягивая все узлы и механизмы. Мы должны были отплыть буквально со дня на день.
Я сидел на холме, что нависал над районом доков, и наблюдал за погрузкой. Никакой работы для меня пока не было, поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как шататься по городу или же сидеть здесь, разглядывая сверху наш великолепный корабль. О, он был действительно великолепен – громадный, просто подавляющий сознание своей закованной в металл мощью. Его корпус, выступавший из воды аж на сорок локтей, был весь, от кормовой надстройки до носового тарана-шпирона, заново покрыт матово-серой краской, позволявшей кораблю сливаться с горизонтом и достаточно долго оставаться невидимым для противника, особенно в туман или ненастье.
Переведя взгляд с корабля на док, я краем глаза отметил, что по склону холма шустро карабкается какой-то мальчишка.
– Господин Маттер! – услышал я его голос. – Вас зовет господин Иллари, он там, внизу, ждет вас!
Махнув пареньку рукой в знак того, что все понял, я отвязал от росшего поодаль деревца свою кобылку, взгромоздился в седло и поехал в объезд, по более пологому склону. Мне не очень нравилась перспектива свернуть себе шею, спускаясь напрямик.
