Андрей Орлов - Столица Сибири 2029. Берег монстров
– Как-то странно, – доносился утробный голос. – Сохранился шкаф, в нем сидит скелет. В ногах у скелета нож и пустая бутылка водки…
– Ничего удивительного, – отозвался я. – В каждой семье имелся свой скелет в шкафу. Удивительное заключалось бы в том, если бы бутылка оказалась не пуста… Ты можешь не отставать?
– Да, я очень стараюсь… – гибкая фигурка, обвешанная фуфайками, выскользнула в коридор. – Слушай, Карнаш, – зашептала она, – ночь на дворе. Не пора подумать о ночлеге? В квартире неплохая кровать…
Я мог бы с ней поспорить, что ночью двигаться безопаснее. Обсудить эту тему мы не успели. В воздухе что-то пропело, с хрустом вонзилось в косяк! Ну, никак без приключений! Мы повалились одновременно, сплющились за растерзанным электрощитком. Я догадался выключить фонарь. А Ольгин сам погас, куда-то откатившись.
– Ты цела? – прошипел я.
– Да я-то цела, вот только ухо…
Я поднял руку, провел по косяку и нащупал шершавую металлическую стрелу, загнанную в стену. Стреляли из спортивного арбалета. В ту пору, когда мы с Ольгой еще не знали о существовании друг друга, она бродила по городу с подобной штукой. Искушение выплюнуть очередь в черноту коридора было бездонным. Но я сдержал естественный позыв. В конце коридора кто-то завозился. Стрелок, похоже, был не один.
– Ау, – сказал я.
– Чего надо? – хрипловато проворчал мужчина. В голосе звучали настороженность и испуг.
– Мимо идем, – уклончиво отозвался я. – Это вам чего-то надо, а не нам. Мы вас трогали?
– Здесь не ваша территория, – поставил в известность собеседник.
– Ну, извините, уважаемый. Просим прощения за беспокойство. Мы не видели указателей, что это частная территория. Еще раз просим нас извинить. Не знаем, как выразить наше сожаление.
– Чего это с тобой? – прошептала Ольга. – Нас снимает канал «Культура»?
Наступило продолжительное молчание. На другом конце коридора стартовало производственное совещание. Я обратился в напряженный слух. В обсуждении участвовали вроде бы трое.
– Кто такие?
– Мужики, ну, какая вам разница? – я начинал терять терпение. – Просто идем по своим делам. Нам нужно тут пройти, а на улице… согласитесь, неуютно, мусорный ветер…
Ольга отрешенно замурлыкала: «Мусорный ветер, дым из трубы, плач природы, смех Сатаны…»
– Сколько вас?
– Дивизия, блин…
– Ты чего такой грубый? – вступил другой голос.
– А чего сами такие борзые? Вас трогали?
– Ладно, разрешим пройти, – проворчал первый. – Еда есть?
– Ну, есть немного… – сам не понимаю, почему это вырвалось. Но у нас в рюкзаках действительно оставалось немного провизии: вяленая и копченая рыба, несколько банок тушенки, перловки, у которых давным-давно истекли все разумные сроки годности.
– Слышь, Карнаш… – глухо зашептала Ольга. – Тут, похоже, есть параллельный проход – с обратной стороны…
– Не спеши, успеем, – отозвался я.
– Хорошо, мы не будем стрелять, – великодушно поведал «парламентер». – Проход здесь платный. Сделай десять шагов вперед, оставь еду и уходи обратно. Если все в порядке, мы вас пропустим. И без глупостей, стреляем без предупреждения.
– Карнаш, а если засада? – встрепенулась Ольга.
Фатальной опасности я пока не чувствовал. В действиях троицы упорно просматривалось что-то дилетантское. Я извлек из рюкзака банку перловки и половину рыбины, пополз вперед. Оставил, где просили, и быстро вернулся.
– Прошел испытание на щедрость, – фыркнула Ольга. – Теперь, как порядочные люди, мы должны спасти этот мир, который задыхается от голода.
Коридор наполнился шумом – кто-то полз навстречу. Мне стало смешно, я мог бы прикончить этого «пластуна» одним выстрелом – на слух (а потом воспользоваться параллельным коридором), но пока воздержался. Незнакомец забрал еду и вернулся на позицию. Настала тишина. Текли минуты.
– И что? – зевнула Ольга. – Все полтора часа экранного времени будем тут сидеть и зевать?
– Эй, мужики, мы проходим, – предупредил я и завозился, делая вид, что поднимаюсь. Как в воду глядел! Шлепнулась тетива, и стрела пропела над головой, вызвав обрушение штукатурки.
– Твой платеж не прошел, – ухмыльнулась Ольга.
– Мужики, вы чего, охренели? – возмутился я. – Мы же договаривались!
– Мало, – чуть помедлив, отозвался «переговорщик». Он что-то дожевывал. – Давай еще, мужик. Стрелять не будем.
– Умнейший человек, – с ядовитой иронией констатировала Ольга, – в нашей палате. Ну, давай, Карнаш, что лежишь? Тащи им жратву. Осчастливь добрых самаритян. А то не знаем, куда ее девать.
Теперь я точно разозлился. Я крикнул, что несу, порылся в рюкзаке для соответствующего звукового оформления и пополз вперед, обхватив цевье автомата. Ударил прикладом по полу – словно донышком банки в сердцах, сообщил, что могут забирать, и пополз обратно. Но далеко я не ушел – бесшумно вкатился в ближайший проем и застыл. За едой ползли двое – похоже, друг другу они не доверяли. Они лихорадочно шарили по полу, отыскивая заветную еду. Я набросился на них в кромешной темноте! Они кричали от страха, отбивались кулаками, коленями, но явно были не бойцы. Стрелять в этой давке было нереально. Я чуть не рассмеялся – ребята, не ломайте мне ноги своими ребрами! Хватило нескольких хороших оплеух, чтобы покончить с этим. На всякий случай я откинулся к стене, чтобы арбалетчик не проткнул стрелой, но на другом конце тоже все было кончено. Ольга, разозленная потерей драгоценного провианта, прокралась параллельным коридором и быстро разобралась со стрелком.
– Карнаш, я поймала его! – сообщила она.
– Утром, надеюсь, отпустишь? – ухмыльнулся я.
В свете фонаря возникли двое с разбитыми носами. Истощенные, грязные, с серыми изможденными лицами. Они были страшно напуганы, умоляли не убивать.
– Парень, прости… – хрипел рахитичный сорокалетний мужик с дряблыми мешками под глазами. – Пойми, нам жрать нечего, мы думали, ты с нами поделишься… Мы же не себе – у нас тут женщины, старики…
Я вник в их трудное материальное положение, уверил, что добивать их не буду и внимательно выслушаю их грустную историю. Они кряхтели, утирали носы. Одного из незадачливых охотников звали Василием, другого Павлом. Арбалетчика, с которым одной левой справилась Ольга, – Дмитрием. Из дома, где мы находились, имелся проход в подземелья «Ауры», в канализации которой обитали люди. Загнивающая колония – и даже с собственным руководителем. Бойцов в колонии почти не осталось. В случае опасности она могла выставить не больше десятка мужчин, еще способных переставлять ноги. В «Ауру» полгода назад начали стекаться люди, бежавшие из разгромленных колоний. Поначалу были бойцы, была еда и люди, способные ее добыть, поддерживали относительную безопасность. В районе «Ауры» скопилось несколько сотен горожан. Они отбивали нападения, минировали проходы – имелись специалисты, знакомые с военным делом. Но зима в этот год выдалась невиданно суровой, костры и печи не спасали, люди десятками умирали от переохлаждения. Лютовали банды каннибалов, зараженных, наведывались дикие звери. Гибли мужчины, способные держать оружие. Людям приходилось сбиваться в кучу, зарываться глубже в землю. Еды практически не осталось, добывать ее с каждым днем становилось труднее. Ели крыс, любую живность, которую могли добыть. Выжившей сотне удалось заблокироваться в котельной под подземной парковкой торгового центра, там они и влачили существование, изредка делая вылазки за продуктами. «Мы не агрессивные, – уверяли изможденные мужики, – нам просто хочется еды и безопасности. И пережить очередную зиму, которая уже не за горами…»
Мы могли бы пройти мимо этой колонии, но настало время подумать о ночлеге. И не так уж много оставалось в мире людей, чтобы равнодушно повернуться спиной. Я чувствовал, что эти парни не представляют опасности. Они вели нас какими-то запутанными коридорами. Мы спустились в подвал по разбитой лестнице, попали в широкую канализационную трубу. Горький опыт хождения по подобным артериям уже имелся, но в данном случае все было спокойно. Тропу протоптали, местные коллекторы были свободны от духов подземелья. Мы погружались все глубже в подземный мир, миновали мощные металлические двери, отворившиеся на условную фразу. В теплотрассе и примыкающей к ней котельной горели восковые свечи, урчал заезженный генератор. Копошились люди в выцветшем тряпье. В нашу сторону устремлялись женские лица, в которых не оставалось ничего женского, слезились воспаленные глаза беспомощных пожилых людей. «Население» жалось к печкам, работающим на полную мощность. Холод просачивался через стены, в подземелье царил убийственный гнилостный дух. Молодых и здоровых практически не было – выбило, как в Великую Отечественную. Люди ворочались на лежанках, что-то бубнили, тянули к нам засохшие длани. Несколько раз мы останавливались, отдавали им рыбу, пожертвовали банку тушенки. Обитатели подземелья не набрасывались на еду, как голодные звери, садились в кружок, пускали по кругу ложку или нож, терпеливо ждали, пока им что-нибудь достанется. Ну, не могли мы всех накормить! Они продолжали тянуть к нам заскорузлые ладони, а Ольга испуганно шептала:
