Андрей Ливадный - Точка разлома

В недра здания уводил искаженный пульсацией лестничный марш. Неподалеку на треножном станке у пролома в стене был установлен крупнокалиберный импульсный пулемет. На столе подле вазы стояла чашка с остывшим кофе, рядом с ней лежали две плазменные гранаты.

Облака медленно перемещались по кругу, клубились, не пересекая границы стен, лишь изредка свинцово-серые космы медленно проплывали меж ветвей автонов, формируя абстрактные фигуры, создавая иллюзию призраков, заплутавших в металлическом саду.

Постепенно предметы обрели абсолютную четкость очертаний, он шагнул к столу, сел в кресло, коснулся пальцами старинной фарфоровой чашки с выщербленным краем, явственно ощутив исходящее от нее тепло.

Несколько минут Макс провел в напряженном ожидании дальнейших событий, пока вдруг в глубинах здания не раздались легкие шаги.

Он резко встал и вдруг застыл как вкопанный.

Макс увидел призрака во плоти. Перед ним стояла девушка, несмотря на лютый холод, на ней было лишь легкое летнее платье. Колючие, искристые снежинки медленно кружили в воздухе.

В чертах лица угадывалось что-то смутно знакомое, и сердце Максима глухо стукнуло.

«У меня еще есть сердце. До него не добрались скорги», – мысль проскользнула на фоне шоковых ощущений растерянности. Макс уже позабыл, что это такое – чувствовать себя парализованным, когда миг вдруг становится вечностью.

Она смотрела на него удивленно, но неиспуганно, как будто увидела старого знакомого, которого не чаяла встретить.

Ее мимика передавала внутреннее смятение. Глаза расшились, ноздри трепетали, тонкие черты лица вдруг подернулись легким искажением, на бледной коже, словно набежавшая тень, возникали пятна серебристого, бронзового и ртутного оттенков, они двигались, смешивались между собой, исчезали и появлялись вновь.

«Сталтех?» – ударила мысль.

Скольжение металлизированных пятен немного успокоилось, стало медленным и не таким явным. Снежинка, коснувшаяся ее щеки, растаяла.

Губы девушки дрогнули, Макса как будто ударило током – он узнал ее, испытав шок, перед которым поблекло все пережитое ранее.

Оказывается, есть чувства, которые сильнее ненависти, – метаболический имплант ушел в сбой, даже скорги не сумели справиться с бешеным выбросом адреналина, от которого вдруг зашумело в ушах.

– Ты… Ты нашла тогда воду?..

Не в силах ответить, потрясенная не меньше, чем Макс, Яна лишь кивнула в ответ, зажмурилась, открыла глаза и вновь увидела его.

Ее пальцы дрожали. Скольжение металлизированных пятен под кожей стало быстрее.

– Макс?.. – прошептала она и вдруг закрыла ладонями лицо, глубоко вдохнула, пытаясь унять нервную дрожь, затем снова взглянула на него: – Макс… Я думала – ты мой сон. Я же придумала тебя…

Ее горячий прерывистый шепот изменял реальность.

За несколько лет скитаний по отчужденным пространствам Макс видел что-то подобное только в моменты пульсаций, когда энергия таинственного Узла тугими зримыми кольцевыми волнами била от эпицентра, искажая материю и пространство.

– Яна… – Он с трудом верил в происходящее. – Яна, я не призрак.

– Макс… – Она порывисто шагнула к нему, коснулась дрожащими пальцами щеки Максима, и пальцы ее не провалились в пустоту, не прошли сквозь. – Ты… Ты нашел меня… Как?..

– Я не знаю. Я думал, ты мне снишься… Ты – маленькая девочка, попавшая под удар первой пульсации.

– И ты мне снился.

От происходящего ломило виски, рассудок погружался в туман, как после близкого разрыва, когда дает сбой расширитель сознания.

Сложно передать бесновавшиеся внутри Макса чувства, острые, ранящие, позабытые, вычеркнутые суровыми буднями из списка полезных для выживания мотиваций, да и душа Макса давно уснула, а сейчас встрепенулась так, словно сердце вырвали из груди и положили в ладонь, кровоточащее, пульсирующее, живое.

Как же ты выжила?

Искажения, охватившие все вокруг, не стали меньше. Облака, плотно обступавшие огрызки стен, клубились, закручивались мгновенными вихрями, распадались, сжимали кольцо, поглощали реальность сантиметр за сантиметром.

Происходящее не укладывалось в рамки рациональных явлений – весь накопленный опыт выживания был бессилен объяснить происходящее, хотя Максим давно убедился: в отчужденных пространствах нет места мистике, есть процессы, которые человек не может понять из-за ограниченности своих знаний.

– Как же ты выжила, Яна? – наконец сумел выдохнуть он.

Ее взгляд потемнел, утратил искрящуюся прозрачность.

Они оба были так поражены происходящим, что задавали вопросы и отвечали невпопад, повторяли уже сказанное, как будто слова сейчас не имели ни малейшего значения.

– Макс… – Яну бил нервный озноб. – Макс… – Она хотела еще раз прикоснуться к нему, но не решилась, испугавшись, что он исчезнет. – Ты… Реален?

Он затруднился ответить.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Ты мне снишься. Почти каждую ночь.

Лестничные марши уводили во тьму.

– Я не помню, как очутилась здесь. – Голос Яны стал тверже, она немного успокоилась, шок от внезапной встречи постепенно отпускал, но сразу возникла гулкая пугающая пустота отчужденности.

Она долгое время воспринимала Макса как призрака, рожденного ее одиночеством. И вдруг он материализовался.

«Или я все же сплю?»

– Яна. Ты видишь в темноте?

Макс не заметил у нее сформированных имплантов или явных очагов спорадического инфицирования скоргами, но металлизированные пятна различных оттенков, невероятным образом перемещающиеся под кожей, немо свидетельствовали о тотальном поражении ее организма колониями наномашин.

– Как днем. Только цвета другие, – откликнулась девушка.

Максим, спускавшийся вслед за ней, заметил:

– Мне показалось, что ты способна влиять на реальность.

– Это не специально, Макс. – Она остановилась. – Так получается. Само собой.

– А как все началось? – Он взял ее за руку.

Максим не понимал, почему простые движения даются ему с таким трудом. Будни выживания нивелировали рассудок, стерли из него многие понятия, и даже инстинкты, заложенные природой, постепенно угасали, по крайней мере те, что не требовались для ежесекундной борьбы.

И вот сейчас все вернулось, как вспышка.

Все непрожитое, забытое, задавленное.

Яна прижалась спиной к стене, но руки не отдернула.

Он чувствовал – ей страшно. Ее хрупкая реальность дала трещину. Но почему?

– Я плохо помню те дни, – тихо ответила она. – Я долго шла, очень хотела пить. Теряла сознание. Потом однажды мне стало лучше. Как будто долго болела, металась в бреду, а затем начала выздоравливать. Я не знаю, куда попала. Очнулась, лежа на полу какого-то огромного помещения. Пол был холодным. Я плакала. Сил не осталось. Даже мысли не возникало, что могу встать или вообще жить дальше.