Попытка вторжения - Юрий Павлович Валин
— Кто ж с нами в здравом уме пойдет? А сигнал я тупо не успела дать. Они и в правду быстрые. Ладно, проехали. По сути что скажешь?
— Ты, вроде бы, все угадывала. В деле эти разбойники, ого, как могут пригодиться. Но глаз и ухо нужно востро держать. Как говориться, минер ошибается один раз — а нам вон с какими фугасами работать.
— Это верно. Тьфу, уже насмерть въелся этот коктейль. Ныр стонать будет — испохабили пол на самом виду.
— Отскребется, — коротышка взялся за нож…
* * *
— Что ж, Логос-Созидатель шепчет, что выгоднее с ней сходить, — прошептал Укс.
— Да, будет любопытно, — согласилась Лоуд. — Охота рассмотреть ту пыхтливую лодку. Вот только не пойму, чего Глор так на хвостачей взъелся? Пираты как пираты, чего за ними по всей земле гоняться?
— Похоже, тут считают, что хвостачи из Пришлых. Крупная стая, да на лодках и с оружием странным.
— Я и говорю — интересное дело. Только какие они Пришлые? С хвостами и тупые. Думаю, они с обезьянами живут-барятся.
— Не тупи, люди с обезьянами не размножаются.
— Это у вас островитяне на Лакунских прыщах с мартышками только балуются от тоски и безбабья. А здесь все совпало: людишки отупели и пошло у них брачное дело. Ну, или наоборот, обезьяны поумнели.
— Уймись. Нечего мерзости сочинять, самое время о своих делах думать. Что-то не разгадывается загадка. С именем-то как?
— Вроде угадала белобрысая, — Лоуд помолчала. — Имен у моего парня хватало. Я этого Касана уже и сама не помнила. Сейчас всплыло в памяти. Может, совпадение?
— А может, наша леди на редкость ублёвая пиявка. Слоев на ней как на капусте.
— Слоев много, а сиськи так и выпирают.
— Причем тут сиськи? Она ж кудхает через слово.
— Кто в наше время не кудхает, а хозяин? Ты же на бюст и ейные глаза пялишься. Оно, и правда, выразительно. Надо запомнить. Вроде и не арбузы, а вниманье так и клеят…
— Уймешься или нет? О серьезном болтаем.
— О серьезном болтать с ней будешь, когда растянешь надежно на песке или еще чем мягком. Очень полезное и дельное развлечение выдастся, чтоб мне пополам провалиться.
— Пожалуй, не рискну. Она поопаснее пары кер будет.
— Тоже верно. Нет, любопытно с ней сходить.
Напарники задумчиво замолчали.
— А со мной как? — рискнул спросить Гру.
— А что с тобой? — удивилась Лоуд. — Сиди, ногу залечивай. Если что, уйдешь в ту деревушку, где осенью ночевали. Там тебя подберем. Деньги мы оставим, приоденься, лодку присмотри — нашу менять пора.
— Чего ее менять? — пробурчал Укс. — Надежная, неброская. Ты, Грушеед, сиди, слушай и присматривайся. Людишки интересные. Трись к ним поближе. Девка-стряпуха, она ничего.
— Не кудхай, не буду я к ней тереться, — возмутился Гру.
— Тогда к огру льни, — ухмыльнулась Лоуд. — Редкостной стати дарк. Чего морщишься, как шмондюк? Я непредвзято о достоинствах сужу, мне сиськи глаза не заслоняют.
— Тебе-то? — ухмыльнулся боред.
— Мне ваши игры блудливые до подзаглотья. У меня порода изначально высокого ума и независимая, — напомнила оборотниха.
Мужчины не возражали. Логосу-придурку давно известно: Лоуд действительно иной крови, но тесное общение с человечьим племенем на ней так много печатей оставило, что…
— А тому ножичку в мешке самое место, — задумчиво прошептала представительница избранного племени.
— Забавная вещь, — согласился Укс. — Купила вас леди-шпионка. Ты, Грушеед, вообще столбом застыл. Неужели не понял, что боли нет?
— Боль была, — оправдался мальчик. — Эта шмонда крепко врезала.
Лоуд хихикнула:
— Да, статуй еще тот был. А ты. Хозяин, и сам-то вмиг клинок выхватил.
— Я сразу понял, что что-то не так. Странно она била. Но я подумал, это из-за роста. Мыто пониже, иной замах…
— Ой, там рост царственный, глаза неземные, повадка благородная… Ползи, сапог облобызай. Обувка, кстати, тоже недурно сшита, такую только и обцеловывать, — разъехидничалась оборотниха.
— Уймешься или в ухо дать?
За стеной измученная Аша отложила исписанную доску. Задолбали уроды: что за убого закольцованный мыслительный процесс⁈ Впрочем, у людей примерно так же. Любопытство — страх — похоть — шуточки, и опять любопытство. Нет, люди все-таки духовно гораздо богаче. С другой стороны, если это богатство стенографировать…
Да ну их к демонам. Катерина безумные планы выдвигает, эти маньяки насквозь шизанутые, хвостачи еще неадекватнее: все условия для успешной и бурной войнушки. А нормальные люди, между прочим, обязаны волноваться и сидеть тут без обеда…
Глава третья
Слаживание за кормой
По мутной речной воде неприличный корабль-тетрагон скользил не так резво, и буксируемая им салми уже не прыгала по волне подобно ошалевшей дермоедке, подсеченной острым крючком. Ранее абсолютно не склонная к укачиванию Лоуд с удовлетворением заметила, что желудок наконец-то вернулся на место. Видит Логос-милостивец, скакать по волнам на такой скорости ни мелкие барки, ни коки-тэно не приучены…
До устья Кроличьей долетели меньше, чем за сутки. В бухте под Глором напарники аж онемели, увидев, что за корабль подцепил многострадальную салми. Ранее Лоуд предполагала, что их поведет снеккар с толковыми гребцами, Укс высказывался за пару быстроходных охотничьих «шил», но ждало партнеров вовсе уж неведомое: смутно-серое, с двумя килями, покатой спиной и высокой тонкой мачтой, видит Логос-болтун, вообще металлической. Едва успели закрепить буксирную веревку, как сами собой поднялись паруса, и посудина, обозванная образованным боредом «тетрагоном» рванула вперед. Напарники, не стесняясь присутствия надзирателя, обсудили достоинства и недостатки мудреного судна, но вскоре мысли Лоуд обратились к завтраку. Совершенно напрасно столько жрала на «Козе» проклятой…
Надзиратель поухмылялся да задремал. Напарники вяло переругивались, потом умолкли. Лоуд вытянулась на новом плаще, смотрела в небо: день выдался средненький, глорское солнце тщетно протискивалось сквозь облака, но пробиться не могло. Повзрослевшая весна не торопилась превращаться в лето. Боред хмурый (брюхо у него тоже непривычно трепыхалось), полулежал, разувшись, и шевелил-чесал мозолистые пятки о брус борта. Забавно, столько лет в вонючих сапогах, а все тоскует по богоравной нежности стоп.
Да, Логос-Созидатель ловко наделся жопой на кол жизни и с чувством навинчивался, заставляя и коки-тэно делать ненужное. А думать бесполезное — какая выгода?
Вспоминалась другая весна, теплая, в блеске воды лагуны тысячи лагун, в легкости давно ушедшей
