Баронские будни - Серг Усов
— Тогда я и новые серебряные бокальчики распоряжусь подать. Стопки? Правильно я их называю?
— Ага. И не задерживай.
Олег слегка хлопнул её по попке и пошёл вниз, услышав голоса Гортензии и Чека, которые всё же узаконили свои отношения.
Скромнее всех на этом большом обеде была Уля. Она искоса поглядывала то на Гортензию, то на Кару, и старалась вести себя, как они, но в общем разговоре не участвовала.
Она сидела рядом со своим кроаным братом в красивом светлоголубом платье из шёлка, который Олег закупил на ярмарке, у неё была красивая причёска, которую ей почти две склянки делала Кара, большая мастерица в этом вопросе, и золотые украшения, сделанные местным умельцем по чертежам и подсказкам Гортензии.
Уля сидела прямо и держала образ, приличествующий баронете.
Грубее всех вёл себя новый гость — Глен Орвин, который громко разговаривал, ржал, как лошадь над своими же шутками, впрочем, иногда и правда забавными, размахивал руками и даже опрокинул соусницу.
Хорошее настроение Орвина иногда доставало Олега, и он несколько раз с укором смотрел на Чека, сделавшего ему такой подарок к обеду. Чек свою вину сам быстро осознал и извиняюще опускал глаза.
Понятно, что немалую роль здесь играл и кальвадос, который Глен полюбил ещё с осени, как только распробовал.
Остальная мужская часть компании, хотя тоже попивала спиртную новинку этого мира, всё же была сдержанней.
Женщины же и вовсе предпочли старое доброе синезийское вино. Уле, естественно, достался морс, пусть она и считала себя совсем взрослой.
— Барон, твои новшества, конечно, всегда приятны, но вот с этим, — Орвин, для образности, сделал вилкой, с насаженным на неё куском окорока, вращательное движение, — С самовыкупом сервов, это ты зря. Тут и мой скот начал много шушукаться. Я, правда, двоим вырвал языки, и подвесил их вниз головой, а тем, кто их слушал, отрезал уши, чтобы они их не распускали, но я чувствую, что болтать не прекратят, мрази ленивые.
Олег отвлёкся от разговора с Гортензией и посмотрел на Глена.
— А что не так? Это ж даже по законам Винора можно было, а уж теперь-то, когда мы сами тут хозяева, я вообще проблем не вижу. И потом, у твоих сервов что, много денег что-ли, чтобы выкупиться? Тебя-то это, как касается?
Осенью Олег, не принимая возражений своих соратников, приказал рассчитаться с сервами за работу не просто почти в полтора раза увеличив оплату их труда, но и выплатив половину заработанного не продуктами, а деньгами.
Пусть, даже и увеличенная, оплата была по-сути мизерной и, кроме продуктов, сервы получили всего по несколько десятков солигров, но Олег считал, что лиха беда начало.
По его указанию, Гури объявил всем сервам порядок и стоимость самовыкупа, назначив цену по десять лигров за человека, независимо от пола и возраста, уплатив которые в казну баронства, серв становился свободным.
Формально, правом самовыкупа сервы обладали всегда, но реализовать его почти нигде и никто не мог по причине банального отсутствия денег.
Олег понимал, что сегодня десять лигров для крестьянина сумма очень большая, но вполне приподъёмная, если несколько лет не лениться, а усиленно работать.
Понятно, что люди захотят выкупить не только себя, но и детей, так ведь и морковку Олег подвесил не просто так.
Как он рассчитывал, помимо увеличения производительности труда, оплата за который всё равно вернётся со временем в казну баронства, у людей появятся деньги на покупку товаров, производство которых, он же и наладит.
Но всё же, главное, деньги для человека, как бы кто ни пытался это отрицать — это огромный и самый эффективный стимул, лучше ещё никто не придумал.
Ну а тех, кто не сможет или не захочет, по лени или глупости, вписаться в новый экономический порядок, который он собрался установить в своих землях, могут по-прежнему влачить своё полурабское существование. Барон Ферм — это не мать Тереза, и лишней сентиментальности у него нет. Да и голый рассчёт подсказывает, что для общей конкурентности его владений, тут не должно быть место всякой толерантности.
Поэтому он и институт рабства у себя никак не стал изменять, хотя принял решение игнорировать законы о запрете изменения рабского статуса, в отношении тех людей, которых он посчитает нужным освободить.
Лицо барона Орвина, от приличного количества выпитого кальвадоса, стало красным.
— Эх, Олег, — укоризненно произнёс он, — Ты просто не сталкивался, тебе повезло, с бунтом черни. Ты им палец даёшь, они тебе готовы руку по локоть откусить.
— Справимся, Глен. Или ты боишься? — Олег это сказал с улыбкой, переведя ненужный и неинтересный ему разговор сначала в шутку, а потом в деловое русло, Давай лучше завтра съездим в Псков, я приглашаю. Посмотрим, как там идут дела, возможно, что уже в этом году, во всяком случае, осенью, я увеличу у тебя закупку льна раза в полтора.
Услышав о таком выгодном предложении, Орвин сразу же согласился.
Псковом Олег назвал своё новое поселение, которое он основал на реке Псте. Название поселения он выбрал не только из-за созвучия с названием реки, но и исходя из своих планов, что со временем здесь будет город.
К тому же место было вполне удачным — на стыке баронств Ферм и Пален, рядом с рекой, ширина которой здесь была не меньше двадцати метров даже на самом узком участке.
Всех беженцев и бродяг, которых Рита привела из Гудмина, а таковых оказалось почти две тысячи вместе с детьми, он отправил сюда. До наступления зимы они успели не только построить бараки-времянки, но и полудамбу, на которой завращались колёса для прядильных и ткацких станков.
Технологию получения пряжи и тканей использовали местную, проведя лишь её механизацию. Собственно говоря, все изготавливаемые кузницами и укрепляемые магами детали, шли сюда.
Конструкции необходимых станков Олег, к сожалению, не знал, но, зная основные принципы и желаемый результат, общими мозговыми штурмами, к которым барон не стеснялся привлекать даже толковых рабов, удалось, одновременно со строительством временного жилья, запустить к концу осени и мануфактуры по производству пряжи и тканей из льна.
Мануфактурами называть это было, наверно, слишком громко, но, тем не менее, процесс, что называется, пошёл и, главное, набирал обороты.
Запланированную на следующий день поездку пришлось отложить — с утра прискакал гонец из Морши, самого западного поселения олеговых земель, и сообщил, что прибыл караван из Бирмана, который привели Замята и его торговые партнёры.
Вообще-то, Олег рассчитывал, что первыми к нему
