Камень. Книга 11 - Станислав Николаевич Минин
— Угу…
— Доставай, а я пока отцу позвоню и с ним насчет твоих поговорю. Инга, ты же не будешь больше плакать?
— Угу…
Мой родитель был настолько любезен, что лично по телефону заверил Ингу в том, что ее родичам за выходку Юсупова-младшего ничего не будет. В ответ, понятно, «дядька Саша» услышал кучу приятностей, и эффект от них не портили даже частые Ингины всхлипы. Убрав телефон в карман, я был удостоен поцелуя в щечку, комплиментов и заверений в дружбе до гроба. В ресторан Инга вернулась с прямой спиной и высоко поднятой головой, и общее впечатление о княжне Юсуповой не портили даже чуть припухшие глаза.
Еще минут через десять со стороны молодых людей стали поступать намеки на то, что день был очень трудный, с не очень позитивными новостями, и было бы неплохо помянуть наших погибших дипломатов. Отказывать было грешно, и официанты получили заказ на русскую водку…
В номере мы с Колей и Сашей появились около десяти часов вечера и застали старших родичей за тем же самым занятием, что и мы десятью минутами ранее. Естественно, налили и нам, а когда мы выпили, отец потащил меня на балкон:
— Алексей, у меня для тебя новости, — начал он. — С сегодняшнего дня небезызвестный тебе полковник Панцулай служит в центральном аппарате Пограничной стражи.
— Так…
— Мне недавно отзвонился Пафнутьев и доложил, что они с полковником ужинали в ресторане «Сахалин», и во время этого ужина Виталий поведал Виктору Викторовичу о том, что Елена разбила сердце младшего Гогенцоллерна, и немчик теперь заваливает девушку дорогими подарками.
— Отец, — поморщился я, — а нельзя было мне о переводе полковника в Москву пораньше рассказать? Или ты и меня, как Панцулая, в темную продолжишь играть?
— Ну, прости, сын! — вздохнул родитель. — Там надо было быстро решение принимать, уж слишком все в елочку складывалось и был риск отъезда Гогенцоллернов на похороны не к ночи упомянутого Сфорца.
— Хорошо, поверю, — кивнул я. — Продолжай.
— Так вот… Виталька дал полковнику полный расклад по ситуации и заверил, что отношения молодых людей носят исключительно романтический характер. Но, как ты сам понимаешь, Панцулаю на романтику наплевать — в его представлении порядочная девушка, особенно его дочь, ничего, кроме цветов и мороженого, в качестве знаков внимания от молодых людей принимать не должна. К чему веду, Виталька договорился с Виктором Викторовичем, чтобы тот не выяснял отношения с дочерью раньше завтрашнего дня, так что… — отец помахал рукой. — Ну, ты понял.
— Понял, — вздохнул я. — Бедная Лена!
— Вот-вот, — кивнул родитель. — Но и это еще не все, Лешка. Признаюсь тебе честно, у меня тут образовались кое-какие планы на твоего полковника.
— Моего?
— Он же твой родственник, не мой, — хмыкнул отец. — Так вот! Пафнутьев сумел меня удивить, заявив, что и сам хотел бы забрать Панцулая себе и пристроить его к одному проекту.
— Не отдам! — твердо заявил я. — Мы уже Елене жизнь портим! Не хватало еще ее отца в цепкие лапы профессионально деформированного Пафнутьева кидать!
— Сынок, — голос родителя приобрел насмешливые нотки, — Пафнутьев так и сказал, что Панцулай — уникум, который не побоялся прямо в лицо нашему печально знаменитому упырю Витальке высказать все, что он думает по поводу заходов рода Романовых, касающихся Елены.
— Не улавливаю связи…
— Пафнутьеву не нужен еще один профессионально деформированный упырь — таких у Виталия навалом, — ему нужен для одного проекта дела кристально честный, решительный и смелый офицер, имеющий боевой опыт и опыт оперативно-розыскной работы.
Я задумался, а потом решил спросить:
— Таких действительно мало?
— Есть, но их, к великому сожалению, меньшинство, а с оперативным опытом так вообще исчезающее количество, — вздохнул отец. — Пафнутьев, когда на твоего родственника досье собирал, вообще был в шоке — как могло получиться так, что полковник, неся годами службу на границе, не замазал себя ни в одном коррупционном скандале? Понятно, он регулярно выполнял мутные приказы вышестоящего командования, но денег и дорогих подарков точно не брал. Вот Пафнутьев и сделал стойку.
— А ты где полковника собрался использовать?
— Чуть позже узнаешь, Лешка, всему свое время. Иди уже спать — и помни, что завтра полковничья дочь и внук немецкого императора могут преподнести нам кучу сюрпризов…
***
Разбудила меня чуйка — кому-то из моих близких было очень плохо.
Темп…
Анализ обстановки…
Образ близкого человека, которому было плохо, принадлежал Елене Панцулае, и ей, слава богу, не угрожала никакая опасность — просто девушку переполняли отрицательные эмоции. Понять причину их появления было нетрудно — строгий отец явно с утра пораньше высказал все, что думал о поведении дочери, вот деваху, воспитанную в строгости, и проняло…
Секундочку, а почему чуйка мне сигнализирует, что Лена покинула пределы Монако?
Твою же бога душу мать! Эта дуреха на эмоциях что, решила на родину улететь??? Или полковник ей приказал это сделать???
Вскочив с кровати, натянул на себя дежурные джинсы с футболкой, сунул ноги в кроссовки, а телефон, показывающий десятый час утра, в задний карман и метнулся на первый этаж, чуть не сбив на лестнице спускавшегося по ней царственного деда. На его недовольный рык бросил: «Все потом!» — и выскочил из номера, остановившись только перед дежурными валькириями.
— Девушки-красавицы, умоляю! — я старался говорить медленнее, потому что боевой транс уже диктовал мне иное течение времени. — Скажите, что мотоциклы все еще стоят на подземной парковке отеля.
— Да, Алексей Алекс…
Я уже спускался по пожарной лестнице в гараж, прыгая с пролета на пролет…
А вот и байки с ключами в замках зажигания…
Традиции менять не стал и, запрыгнув на породистого немецкого жеребца, с пробуксом рванул на выезд с парковки. Парковщики меня узнали и подняли шлагбаум, не чинили препятствий и дворцовые, видимо, предупрежденные валькириями. А я, вырвавшись на узкие улочки Монако, рванул в сторону Ниццы, к которой, как показывала чуйка, подъезжала Панцулая…
***
Елена, для которой отец был образцом и примером, больше всего в жизни боялась родительского неодобрения. Она даже в общевойсковое училище, а не в училище Пограничной стражи поступила только потому, что отец заявил — женщинам на границе делать нечего! Этого же мнения придерживался и любимый дедушка Витя — глава рода Панцулаев, полковник Пограничной стражи в отставке, — с которым у девушки, как и с отцом, с детства сложились прекрасные доверительные отношения. И отец, и дед, прошедшие не один военный конфликт, ей всегда повторяли — нет страшнее греха, чем предательство, и так случилось, что именно в предательстве ее сегодня фактически обвинил отец! Нет, он не
