Темный Охотник - Андрей Розальев
— Алло, Николай. Это я, — Габи включила громкую связь.
— Слушаю, — голос в трубке показался мне смутно знакомым.
— Извини, пожалуйста, что психанула, — Габи зажмурилась, стараясь держать себя в руках, чтобы сыграть свою партию на все сто. — Я… Я растерялась, понимаешь?
— Да мне насрать, если честно, — Николай ответил устало и равнодушно.
— Пожалуйста, извини меня. И если всё в силе… Короче говоря, этот парень…
— Чернов⁉ — от равнодушия в голосе не осталось и следа.
— Да, да. Он позвонил Изель, — Габи заглянула в листочек с тезисами.
— Она дала ему свой телефон⁉ — Николай спросил это таким тоном, будто хлопнул себя ладонью по лицу.
— Конечно, дала, ещё тогда, при первом знакомстве. А как бы мы с ним встретились? Короче говоря, он очень пьяный. Кричал в трубку, что любит Изи и хочет встретиться. Замуж звал. И очень обиделся, что его бросили одного на улице.
— На улице⁉ — переспросил Колян. — Он что, не помнит, что было на арене?
— Не знаю, он про арену ничего не говорил, а я спрашивать не стала, — выкрутилась Габи. — Судя по голосу, он совсем никакой. Прямо вот совсем.
— Так, — мой убийца начал судорожно соображать. — Где он сейчас?
— Он зовёт нас в рюмочную и хочет угостить… эээ… бо-ро-дин-ским со шпро-та-ми? — она прочитала по слогам непривычные ей русские слова. — Да, кажется так. Это что, какой-то коктейль?
— Коктейль-коктейль, — подтвердил Николай. — Питательный. Значит так, Габи, дуйте в рюмочную и постарайтесь напоить его до беспамятства. Я не знаю, как он выжил на арене против профессионального воина, но парень он похоже крепкий. Вы видели бой?
— Нет, — соврала, и даже глаз не дёрнулся. — Мы бросили его в гримёрке, как и договаривались, и сразу же уехали.
— Я тоже опоздал, но, говорят, махач был знатный. Ещё и деньги продул немалые… — Николай глубоко вздохнул. — Ладно. Закончим всё сегодня. Позвони, когда Чернов дойдёт до кондиции.
— Хорошо, — Габи нажала на кнопку сброса вызова.
Выйдя из подъезда, я махнул рукой Илюхе, мол, всё нормально. Таксист-индеец махнул мне в ответ, завёл машину и уехал. Таксистам-индейцам тоже нужно спать. Ну… либо куролесить со своими индейскими жёнами, предварительно обожравшись разломного авокадо.
Я залез в машину Габи на заднее сидение. Белки пригрелись на коленях и провалились в сон. Не выдерживают грызуны мой ритм жизни, ох не выдерживают. Напитать их что ли, чтобы сон сбило? Или пусть спят?
Да пусть уже, пусть. Заслужили.
Первым делом мы поехали не в рюмочную. Первым делом мы поехали забирать моего начальника из вип-комнаты кабаре. И кстати…
— Чем вы нас отравили?
— Сонный порошок из разломных грибов, — сказала Габи. — Купили на рынке.
— Ядовитый? — нахмурился я.
— Нет. Николай велел, чтобы если вдруг дойдёт до экспертизы тела… извини… чтобы врачи не нашли никаких подозрительных веществ.
Как же мне уже интересно узнать в чём дело! Что же за сволочь вырезает Черновых⁉ И за что⁉ Неужели крушение самолёта с моим отцом и дядей идёт в ту же копилку⁉ Чует моё сердце, грядёт какой-то основательный замут. Возможно даже стенка на стенку. Возможно даже род на род.
Ладно.
— То есть этот чудо-порошок просто в сон рубит?
— Верно, — кивнула Габи, не отрываясь от управления машиной.
— И как долго он держит? — не отставал я с расспросами.
— Часа два, два с половиной, — неуверенно ответила Габи. — Быть может три. Но это ещё от человека зависит. На тебя вон, кажется, вообще не подействовал. Да и твой друг явно не слабак, может, раньше проснётся.
Так. С учётом всех движений прошло часа полтора, от силы два. Вполне возможно, Жихарев просто ещё дрыхнет и видит сладкие сны со стриптизёршами.
Если бы очнулся — уже позвонил бы.
Ах, ну да, точно.
— Верните телефон, — сказал я и требовательно протянул руку.
Покрасневшая Изель тут же вытащила из сумочки мой мобильник.
Двадцать пропущенных! Пятнадцать от Илхуитла и пяток от Жихарева. Ай как неловко-то. Ай как нехорошо. Позвал человека культурно провести время, а сам накормил его возбудителями, отвёз в город, а потом бросил. Надеюсь, Егвеныч всё поймёт. Это же и есть тот самый дух авантюризма, за который он так топит, верно?
Вот именно так ему и объясню, ага.
Набрал Жихареву в ответ. Не берёт. Как бы не случилось чего.
— И только попробуйте уехать, — сурово наказал я девкам, вышел из минивэна Габи и побежал ко входу в кабаре.
Никуда они теперь не денутся, — подумал я, но на всякий случай оставил с ними Чипа.
— Господин знает, чего он хочет? — за время моего отсутствия у хостес произошла пересменка, с этой девушкой мы ещё сегодня не видались.
— Да-да, господин знает. Мне в вип-комнату, бронь на имя Изель.
— Я провожу господина до…
— Не надо провожать господина! — бросил я. — Господин сам!
И побежал внутрь.
Внутри кабаре произошли кое-какие перемены. Во-первых, теперь во всю громкость долбила танцевальная музыка. Во-вторых, народу стало значительно больше, и весь главный зал занимала собой толпа молодых копошащихся тел. Ну и в-третьих, началась пенная вечеринка.
Быстрей-быстрей-быстрей! Евгений Евгеньевич, я уже в пути! Я спасу тебя!
Локтями расталкивая танцующих людей, я добрался до нужной вип-комнаты, резко открыл дверь, раздвинул к хренам собачьим висюльки и…
— Ой.
— Да етить твою мать! — заорал Жихарев. — Тебя стучаться не учили⁉
Евгений Евгеньевич сурово смотрел на меня поверх аппетитного вида барышни. Лёжа на спине, эта барышня бесстыдно распласталась по столу. Ноги её были в руках у Евгеньевича, юбка задрана по самые груди, груди мерно покачивались туда-сюда, а лицо почему-то было прикрыто панамой.
Видно было, что Жихареву неловко любить при курсанте, однако темпа он не сбавил. А даже наоборот, будто бы взялся за дело с новой силой, шустрей и яростней.
— Кто здесь? — спросила барышня.
— Тихо там!
Диля тоненько и по-бельчачьи взвизгнула, а я отвернулся.
— А ты куда пропал-то⁉ — строго спросил меня Жихарев.
— Прошу прощения, Евгений Евгеньевич, нужно было срочно отбежать…
— С кем ты там разговариваешь? — самка Евгеныча попыталась снять с себя панаму, но тот шлёпнул её по руке.
— Ни с кем! Тихо, говорю!
— Так вот, — продолжил я. — Мне очень стыдно, что пришлось так с вами поступить. В другой раз я бы ни за что не…
— Ой, да ладно, — смягчился Жихарев. — Всё понимаю. Сам молодой был. Ну у тебя хотя бы срослось с теми ацтечками?
— Ещё как срослось, — улыбнулся я.
— Ну и хорошо, ну и хорошо. А сейчас не мог бы ты…
— О, простите! — я взялся за ручку двери. — Евгений Евгеньевич, вы ещё долго здесь собираетесь… ну… быть?
— Иди давай, я такси возьму!
— Да с кем ты там всё время разговариваешь⁉
Судя по звукам, барышня начала извиваться, будто червяк, за что Жихарев навалился на неё всем весом, и та крякнула, после чего раздался звук смачного шлепка по заднице. Перешли в миссионерско-удерживающую позу, по всей видимости.
Не дожидаясь новых ценных указаний и взаимных представлений, я поспешил ретироваться.
Значит, Жихарев и правда мужик весьма крепкий. Очухался меньше чем за час, судя по времени звонков, да ещё и барышню найти успел. Ну да, он-то с ягуаром не дрался, у него-то в крови всё ещё гуакамоле. Вот и отлично. Только зря переживал.
А теперь в рюмочную. До неё путь был ещё короче, чем от кабаре до пирамиды. Технически, можно было бы и пешком пройти, но раз уж барышни провинились, то пускай теперь меня катают.
На удивление, место оказалось популярным. Народ галдел и веселился. Тематика внутреннего интерьера с какого-то хрена оказалась морской. Сети, канаты, крюки, якоря. Персонал весь в тельняшках. Заведение можно было бы принять за портовый кабак, даром, что до ближайшего моря тысяча километров, если бы не несколько нюансов.
Русское происхождение «Рюмочной» выдавали три вещи: имперский российский флаг, меню с русскими блюдами и стена, расписанная под хохлому. Похоже, художнику недоплатили, потому что среди узоров привычный к кириллице глаз безошибочно вычленял слово из трёх букв. С определённого ракурса.
Водка, икра, крабы, сало, соленья, нормальные человеческие первые блюда, — в пику поварам с базы, — и ржаной хлебушек, который индейцы отродясь не видывали. Догадываюсь, что доставать всё это здесь ой как непросто. Отсюда и соответствующий ценник.
Стопка водки — 10 теоку. Бутербродик с икрой — 50 теоку. Фаланга камчатского краба — вообще сотня.
Однако народ, повторюсь, был. Ради забавы
