Сухих Анатолий - Текст ухватил себя за хвост
Я даже и не о берестяных грамотах, возьмите, к примеру, какую-нибудь стенгазету довоенных, ну или хотя бы доперестроечных времен. Хотя, где же это вы ее возьмете то? Вот то-то и оно. А только представьте, что взяли, ну раз то в жизни вам всё равно посчастливилось, полагаю, наткнуться совершенно случайно. Нет?
Мне вас искренне жаль. Потому что с этого жалкого клочка бумаги Эпоха разговаривает. Даже и газета Правда за какой-нибудь девятьсот лохматый год, обычная газета Правда, или газета Известия, а попробуйте, чем черт не шутит, вот завтра прямо и попробуйте, придите в какую-нибудь библиотеку районную и попросите подшивку, ну не все же они подшивки выбросили, некоторые, наверное, где-нибудь да и завалялись.
И вот тогда и поймете, сколько нового и неожиданного вы поймете и о времени и о себе. А еще о тех, кто эту газету читал, кто писал, вообще всё-всё поймете. Или не поймете. Но очень сильно удивитесь.
***Знание вырвет нас из липких объятий матрицы. Вытащит за волосы из трясины повседневности. Смажет серую краску будня и намажет ярких цветных пятен.
Знание даёт способность учиться у себя самого и быть учителем самому себе, исследуя и постигая свое сознание и себя в мире. Никто дать знание не может, знание можно только обрести. Тяжким и непосильным трудом. Или наоборот, в игре и в радости.
В игре и в радости оно гораздо приятнее. И интереснее, в смысле увлекательнее.
***– Ты кто? – Третий Штурман сел и повертел головой. Серая хмарь пробивалась в подслеповатое окошко. На продавленном диванчике похрапывал Гоги, а за столом сидел невзрачный парнишка, одетый во что-то непонятное и бесформенное и рукой вылавливал из банки огурец.
– Гость, – хмыкнул тот, – хуже татарина, который. – парнишка плеснул в рюмку водки, выдохнув заглотил, зажевал огурцом. Третий Штурман выполз из под одеяла, перебрался на скамью, налил себе на два пальца, глотнул.
– Ну, – сказал, примериваясь, чем бы заесть, взял мандарин и ловко сковырнул кожуру.
– Ну-ну – улыбнулся гость, поскребя двух-трёхнедельную щетину. – Живу я тут.
– Тут? – тупо поморщился Третий, – тут же никого не было.
– В двадцать третьем, – парнишка кивнул головой неопределенно.
– Племянник, значит, тети Шурин… давно тут обитаешься? – не удивился Штурман, – каникулы, что ли? – А чего вчера постеснялся? Мы гостям рады.
– Ну, у вас тут дамы, а я непобрившись, – парнишка в карман за словом не лез, беседа получалась содержательная и бестолковая.
– Ты кто? – заскрипел диваном Гоги, садясь и часто часто моргая, – Сень, откуда аборигена выкопал?
– Сам пришел, – Штурман покачал бутылку, в которой булькнуло еще больше половины содержимого, – полечись, полегчает.
– Да я чо, я ничо, здоровье в порядке, спасибо зарядке, – Гоги на полусогнутых шагнул к столу, протянул руку незнакомцу, – Игорь.
– Вадим, – парнишка пожал, и протянул пятерню Штурману.
– Сеня, – Третий вернул бутылку в правую, и аккуратно наполнил три рюмки.
– Ну, колись, абориген, чего прячешься, мочканул кого? – Игорь выпил и уставился на парнишку, с угрюмым видом. Тот заёрзал на стуле.
– Никого я не мочил, – и замолчал, обрывая фразу на полуслове.
– Значит, автомат в казарме оставил, – задумчиво сказал Игорь, – зря, сейчас бы он не помешал… впрочем, тут бы и собаки и вертолёты…
– Откуда знае…те про автомат? – поперхнулся Вадим, – уже сообщили? А Вы что, из органов?
– Да не, не дрейфь, просто нутром чую. Сень, а ведь наш человечек, вот Босс то обрадовается.
– Игорь, ты чего? – Штурман непонимающе уставился на Гоги.
– Сказал – наш, значит наш. Вот, Вадя, рюкзак и телефон, – достал из кармана трубку, протянул Вадиму, рюкзак подопнул ногой, – оттащи это к себе, выложи, тут тебе на неделю хватит, пока эти не проснулись, и возвращайся, поговорим.
Вадим, не споря, натянул на макушку вязаную шапчонку, исчез за дверью, перекосившись от тяжести.
– Беда у парнишки, – Игорь взял пару поленьев, сунул в камин, скомкал газету, бросил туда же, кочергой разгреб золу, дуть не стал. – Вернемся, с Боссом порешаем, парнишка то больно хорош, мощный такой.
***Осмысленная бессмысленность. В Европе сто лет назад грамотность была почти всеобщей. Сейчас уже каждый третий как бы и не очень грамотный. И эти процессы связаны не только с волной иммиграции, тут всё кроется в чем-то другом. Похоже эти процессы вторичны, и центр знаний куда-то смещается.
Что построила эта цивилизация? Ядреную бомбу и Большой Андронный Коллайдер. Это естественнонаучное знание достигло какого-то предела, нельзя сказать, что оно остановилось, наоборот, оно развивается, но не исключено, что оно развивается куда-то не туда и в ущерб другому знанию, потому что не исключено, что существует и какое-то другое знание.
В природе, а может и не в природе, в том смысле как мы её представляем, возможно, происходят и еще какие-то процессы, я же фантастику пишу, почему бы и не пофантазировать.
А возможно, больше ничего и нигде не происходит, и те необъяснимые с точки зрения естественнонаучной, они необъяснимы пока, на данном этапе развития этой самой науки. Или всё совсем наоборот.
Я не знаю. Но пофантазировать могу, чем сейчас и занимаюсь с некоторым, можно сказать, трепетом, потому что вторгаясь туда, куда лучше не вторгаться, можно и такой эффект бабочки устроить, что Будда только ахнет. Если успеет.
NoВысшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.
Глава 3, в которой высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену
…и будут пожаром гореть, осень ставит на красное -
глумись, пересмешник, дымись, беспечальная жизнь -
июньским причастием, майскими звонкими гласными,
пасхальным глаголом… А ты ворожи, ворожи.
Спрягай перспективу дождями исхлестанной пристани
откуда ушел, не прощаясь, задумчивый флот,
и первого снега – пусть плачут сомнения приставы,
ведущие память о будущем на эшафот,
пусть тают пейзажи один за другим – неразменными
останутся, брошены ветру, монеты-слова…
Какими ты бредишь, какими бредёшь ойкуменами,
какая из пройденных осеней будет права?…
Листаешь букварь – заклинаешь запретное зарево,
сливая остывшую тьму сквозь небес решето,
здесь в каждой строке листопад начинается заново
и хочешь, не хочешь, а свято уверуешь в то
хмельное мгновение, где так по-детски неистово
раскачивал ветер над пропастью спелую рожь
твоих умолчаний… И дышится аста-ла-вистово
покуда мерещится, здесь и сейчас, что – живешь…
NoЛада Пузыревская
***Кстати, разве вы не знали, что истина в спорах не рождается. В споре появляются только испорченные взаимоотношения, а порой и разбитые физиономии. Истина вообще не может родиться. Она просто есть априори, хоть и затемнена нашим себялюбием.
Но её можно проявить в диалоге. Диалог же, это вам не "сползшая повязка с головы на колено". "Сползшая повязка" это от гопоты. Это когда ты человеку про подмену ценностей симулякром, а он тебе в ответ: "сам козёл".
Полагаю, я не одинок.
Трудно вам, люди.
Это будет вернее и по форме, и по сути.
Ну, вот и подтверждение. Будете рубать истину в капусту с плеча – отвечу с радостью.
Неоднократно свидетельствовал – иррациональное скрыто за метафорой и диалогом.
Вообще-то на меня гипноз не действует, и даже, скажу больше, гипнотизеры меня боятся и избегают. Пришлось по жизни столкнуться раз несколько.
Вернее не сказать, что совсем не действует, действует, но неправильно. В транс я впадаю. Но не отрубаюсь, в смысле не теряю сознательности и ли как его там, самоконтроля. Но, вот в этом и заключается моя коронная фишка или фенечка – в транс мы впадаем вместе с гипнотизером. Одновременно, так сказать.
И получается вовсе уж забавно – он пытается управлять мной, а сам полностью 'уходит', притом, что я то, как раз ничего не пытаюсь, и вдруг обнаруживаю, на глубине транса, что я там не одинок. Так, например, случилось, когда меня попытались отучить от курения – сперва иглоукалыватель попытался, а после понимания тщетности – гипнотизер. Вот гипнотизёр, он чего-то почувствовал и сперва попытался отвертеться.
Потом пару раз переносил сеанс. Потом всё-таки взялся, тем более, что в кассу уже было уплачено. Я, когда обнаружил нас в трансе сидящих на полу и чего-то непонятное бормочущих, сперва подумал, что так и надо, а уже потом забеспокоился.
Стало смешно. Потом не очень. Я же не умею выводить из транса. Сам вышел, а его не могу. Но кое-как справился. Весело обсудили создавшуюся ситуацию, и он сказал, чтобы я больше не приходил. А с другим гипнотизёром было еще смешнее.
В метро было. Мне книжка стихов попалась, еду и читаю. При этом покачиваюсь слегка, в такт своим внутренним ритмам ну и ритмам метропоезда тоже. И вдруг дяденька напротив 'уходить' стал. Я его и так и эдак, даже по щеке похлопал слегка. Очнулся дяденька. Ты кто? – спрашиваю. Гипнотизёр, – говорит. Приехали.
