Евгений Прошкин - Смертники
— Не было, потому что они всё вывезли, — проговорил Столяров.
— Видимо, так, — согласился Порох.
— Короче! — начал терять терпение Михаил. — Куда это отправили? То, что достали из подвала детского сада.
— Доктор сказал, повезли дворами куда-то на север.
— И?…
— Всё, — пожал плечами Порох. — Повезли на север, и всё. Не мог же Доктор идти за тягачом. Он остался смотреть, что дальше будет. А дальше — ничего, к вечеру наёмники ушли.
— Вот так — взяли и ушли?
— Ещё до темна освободили весь микрорайон. Ночью там кровососы любят охотиться, и никак их оттуда не отвадишь.
Столяров молча смотрел на Пороха, и тишина была ощутимо тяжёлой.
— Значит, дело было так, — после паузы произнёс Михаил. — Наёмники активно выжимают вас из второстепенного района. Отбив детский сад, они забирают из подвала какую-то огромную фиговину и тут же уходят. Потому что во всем районе их ничего, кроме этой фиговины, не интересует. А вам даже не приходит в голову, что эта фиговина может быть достаточно ценной. Иначе какого чёрта столько лихих людей полезли за неё под пули. И вот они уехали с этой ценностью, а вы спокойно тут сидите и продолжаете собирать по помойкам свой копеечный хабар. Я ничего не упустил?
— Теперь, когда ты нанизал всё на одну ниточку, — промолвил Коршун, — мы, естественно, выглядим идиотами. Но учти, что рассказ о событиях — это совсем не то, что реальные события. У каждого свои дела, свои заботы, свои планы. Та фиговина весит немерено тонн. У наёмников есть тягач, а у нас нет. Когда они отъезжали, Доктор сидел в нычке один, а наёмников была туча.
— И не хрен нас тут учить! — поддакнул Порох. — Если ты такой умный, иди и найди её сам.
Гарин всё это время скромно сидел на своей койке и наблюдал за сталкерами. Пороха, оказывается, он тоже помнил. Слегка сосредоточился и чудесным образом выудил из памяти несколько историй. В целом ничего интересного. Порох выделялся лишь тем, что прожил в Зоне достаточно долго, на основании чего полагал себя гуру и почетным ветераном. В действительности он не любил идти первым — вот и весь секрет. Впрочем, трусом его никто не считал, просто все знали: если берёшь в поход Пороха, то рассчитывай только на себя.
Помнил Олег и Доктора — это он тоже выяснил сейчас, задним числом. Чудаковатый, но безобидный. Надёжный, как овчарка. Если сталкеры кого-то и любили, то это был он, хороший парень Саша Геббельс. Хотя «помнил» — разумеется, не то слово, которым это нужно было называть. Про сталкеров Гарин не помнил, а просто знал. Олег отдавал себе отчёт, что помнить он может только те события, которые происходили с ним самим. А что, собственно, с ним происходило?… Ещё недавно он сидел в кабинете, переписывал логический блок для модуля распознавания экспертной системы. Чтобы верблюда, даже шестигорбого, анализатор классифицировал именно как верблюда, а не как увечного барана или гигантскую инфузорию.
Беда в том, что артефакты, которые поступали в Институт, сравнить было не с чем. Их взвешивали, просвечивали, замеряли поля, а кроме того, облучали и распиливали, замораживали и сжигали, но всё это слабо приближало к ответу на вопрос о том, как они функционируют. А особенно «венец», с ним вообще всё было неясно. Абсолютно пассивный объект, он даже не фонил, хотя прибыл из Зоны. Часть исследователей решила, что это монополимер, другая часть настаивала, что это монокристалл. Неизвестно, о чём они там договорились, но спорить прекратили. Рентген показал, что «венец» неоднороден и имеет сложную структуру, однако разобрать его на части никто не решился, слишком велик был риск полного разрушения артефакта. Ведь второго «венца» в Институте не было. С ним не стали бы так возиться, если бы не сопроводительная информация: «данный артефакт обладает необычайными пси-свойствами». Слово «необычайный» можно было бы и не заметить, если бы его написала какая-нибудь восторженная лаборантка. Но это был полковник ВДВ, командир части, стоявшей на границе Зоны. Говорили даже, что он написал это слово с ошибкой. Возможно, полковник впервые в жизни увидел что-то действительно необычайное… Всё это Гарин не должен был знать, но тем не менее знал, просто потому, что обедал в том же буфете, где и основная группа исследователей. Воистину половина государственных тайн разглашается не под сывороткой правды, а за чашкой чая.
К рассказу о том, что у него был контакт с артефактом, Гарин относился примерно так же, как нормальный человек относится к смерти: просто старался не держать в голове, потому что задумываться об этом было и тяжело, и страшно, и бесполезно. Единственная активация «венца» в Институте была связана с ним, с обычным программистом. Что из этого следует? Видимо, ничего хорошего…
Странно, но Олегу действительно долгое время удавалось отгонять от себя эти мысли. И только здесь, в Припяти, они стали такими настойчивыми, что отмахнуться от них было уже невозможно. Как будто в городе сработал некий спусковой механизм. Чужие воспоминания начали упорядочиваться, и если раньше они приходили нежданно, как приступ головной боли, то теперь смахивали на картотеку: Гарин пользовался информацией, когда в ней возникала необходимость. Правда, он по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, сколько в этой картотеке шкафов и ячеек и что за сведения в них хранятся.
Рядом подсел Коршун.
— Что-то твой компаньон меня раздражает, — сказал он таким тоном, будто продолжал давно начатый разговор. — Весь на понтах, весь в претензиях… А с какой стати? Кто он такой, что он сам-то может? «Венец» у тебя, а он с тобой обращается как с мальчиком. Неправильно это? — Последняя фраза подразумевала не только вопрос, но и предложение согласиться.
Гарин отстранённо посмотрел на сталкера. Доктора он помнил, а Коршуна — нет, и он чувствовал, что это важно. Кстати, про Яцека с Бесом Олег тоже ничего не знал. Здесь крылся ключ. Ответ витал где-то близко, на расстоянии вытянутой руки. Нужно было только ухватить.
— Правильно, — обронил Гарин.
— В смысле?… — растерялся Коршун.
Правильно было то, что Олег не мог вспомнить ничего об этой троице. Потому что они, как оказалось, появились в городе позже. Позже чего?… Чего конкретно?… А того момента, когда и была создана неведомая картотека, доступ к которой он получил после первого контакта с «венцом». Или база данных, если называть вещи своими именами.
Вот она, истина. Олег хлопнул себя по коленям.
Впрочем, эта база выглядела на удивление разрозненной и субъективной. Кто и по какому принципу отбирал для неё информацию? Чем ценен Шифт или Порох? Зачем нужно было сохранять сведения о том, что бандит Пух — левша? Эта загадка посерьёзнее прочих…
— Алло. — Коршун пощёлкал пальцами. — Ты здесь или в космосе?
— Здесь, здесь, — отозвался Гарин, выходя из ступора.
— Ну так что с твоим Мишей? Я предлагаю укоротить схему, убрать лишнее звено. Половина твоя, половина наша. А твой бывший друг идёт лесом.
— Он не бывший, — спокойно сказал Олег.
Коршун сразу всё понял и перестал напирать.
— Ладно, — произнёс он слегка смущенно. — Моё дело — предложить. И вообще этого разговора не было, хорошо? Надеюсь, ты ему ничего не передашь.
— Не передам, если прекратишь мутить воду.
— Да что ты, что ты… — засуетился Коршун. — Ну мы пойдём тогда, прошвырнёмся. Выброс-то уже закончился давно.
Он встал и направился к выходу, но в дверях столкнулся с другим сталкером.
— Мы нашли Вишню, — объявил тот с порога.
В кубрике повисла тишина. Если про кого-то говорили «мы его нашли», то не имело смысла спрашивать, как он себя чувствует.
— Где?
— Возле пятиэтажки, недалеко от детского сада. Такое впечатление, что Вишня свалился с крыши незадолго до выброса. Иначе зверьё успело бы потрепать.
— Как он мог свалиться? — удивился Столяров. — Он же не гулял по ней, а лежал.
— Наверно, кто-то помог. Даже без наверно. Сам бы он точно не упал.
В комнате вновь воцарилось молчание, ещё более тяжёлое. Птеродактилей в Зоне, слава богу, не водилось, а путь через десять лестничных маршей и чердак представлялся слишком сложным для любого мутанта.
— Может, наёмники? — предположил Коршун, который так и не успел выйти.
— Всё может быть, — угрюмо отозвался Порох.
Гарин с тоской посмотрел на плакат с Анджелиной Джоли, но отвлечься не удалось.
Вишня. Свою кличку в Зоне он получил быстро, просто и глупо. Разжился где-то банкой вишнёвого варенья и жрал его вечером, лёжа на шконке, да так и уснул. Люди зашли в кубрик и увидели сталкера с перепачканными в варенье губами, как у ребёнка… Вот и всё: заснул человек Серегой, а проснулся Вишней.
Не успело нагретое Коршуном место остыть, как на кровать к Олегу подсел сталкер Цапля.
— Слышь, ты новенький, да? — начал он без предисловий.
