Николай Полунин - Цербер
— Кончается, дружок-то? — сказал голос тезки-Мишки. Мишка закинул ногу, перелез через противоположный борт.
— Он когда последнего делал, тот ему всю обойму в живот высадил, из спины клочья летели. Вон, гляди. Михаил видел и сам.
— Ты-то где был?
— Купался на пару с одним незнакомым гражданином. Я, вишь, назад выплыл, а гражданин не захотел, там остался. На память мне с собой дал. — Мишка повернулся спиной, из широкого пореза лило ручьем.
— Перевязать надо.
— То так, вскользь. С ним-то что делать? До берега не довезем.
— Не надо его трогать… пока, — через силу сказал Михаил.
Он огляделся. Похоже, вот-вот их заметят, если уже не заметили. Спасателей только не хватало.
— Где его драндулет, на чем он…
— Вон болтается, сейчас потонет. Они в него на подходе из всех стволов лупили.
Овальный, похожий на огромную мыльницу, водный мотоцикл доживал последние минуты. Он уже погрузился до подножки, яркий, малиновый. Тяжело булькнув, завалился на спину и затонул.
— Помоги очистить лодку.
Вдвоем с тезкой-Мишкой они брали тела под ноги и плечи, переваливали через борт. Мишка, прежде чем свалить, проходился быстрой рукой по карманам мертвецов.
— Не морщитесь, шеф, меня не ихние бабки интересуют.
— А что?
— А вам не интересно, откуда они? Чьи? Может, хоть документ какой.
— Ну и как?
— Чисто. Как в разведку за линию фронта шли — все сдали.
Залитого кровью Павла положили на решетчатый пол, накрыли куском сыскавшегося брезента. — Ишь, здоровый мужик какой, — сказал тезка-Мишка, садясь к мотору. — Дышит еще. Может, и довезем, а, шеф? Куда править?
Мишка перебил сам себя и присвистнул:
— Гляньте-ка!
Далекий берег уже достаточно осветился из просвета в тучах встающим солнцем, а на восточном, куда они с самого начала держали курс, мало что было различимо. В одном месте замигала-засемафорила двойная звезда. Она загоралась и вспыхивала чуть выше уровня воды, источник находился не на самом срезе.
Две расположенные рядом ослепительные точки гасли и загорались. Лучи от них были узкие, они лежали на воде, видимые даже при свете, и добивали до сцепившихся моторки и опрокинутого «голландца».
— Я знаю, кто это, — сказал Михаил. Мишка тоже догадался:
— Точно! Это те, наши «хвосты». Фарами своими светят, помните, какие у них? Это нам, шеф, двигаем! Он дернул заводной шнур, мотор рявкнул, заревел. Едва моторка отвалила от опрокинутой яхты, направилась в сторону двух огней, те сейчас же погасли.
— Ориентир держи какой-нибудь, — велел Михаил. Он встал на колени рядом с Павлом, омыл ему лицо пригоршней воды. Веки дрогнули, сложилась та улыбка
Павла, которая чуть-чуть пугала.
— Погоди чуток, Братка, — прошептали губы. — Дай минуток несколько. Досталось мне все же до воли.
— Ничего, Батя, ты лежи, время у нас есть еще.
— Вы, шеф, чего? Вы с ним разговариваете? — заспрашивал со своего места тезка-Мишка. — Он чего, он в сознание пришел? Да?
— Курс держи, не виляй, — отозвался Михаил.
— То-то Соколову сегодня будет дел, — шепнул Павел, — то-то повертится.
— Кто это?
— Над этой стороной озера мент главный. Сволочь, понятно. Меня мурыжил, как хотел, пока я ему последними баксами пасть не заткнул. Все они…
— Ты бы помолчал лучше, быстрее в норму придешь. А то нас опять ждут.
— Те же?
— Да нет, эти вроде пока за нас. Лучше, чтоб они не знали… о твоих талантах. Спокойней, когда лишнего не спрашивают.
— Вон ты что. Опасаешься за Батю своего. А паренек твой, он как, не засмущаю я его?
Михаил посмотрел. Тезка-Мишка и не думал смущаться. Он изо всех сил вытягивал шею, чтобы увидеть, как шеф разговаривает с заведомым покойником.
Метров за триста стали видны две фигурки на светлой полосе песка под невысоким обрывчиком.
— Прямо на них переть незачем. Вдоль иди. И вот что. Мишка, ты того, ты не удивляйся громко, ладно?
— Чему не удивляться?
— Тут такое дело…
— А ничему, паренек, не удивляйся, — сказал поднявшийся в лодке Павел. Откинув брезент, он сел. — От сильного удивления знаешь чего бывает? В меня вот стрелять стреляли, да не попали, чего тут удивительного?
Лодка вильнула. Михаил дернулся к мотору перехватить управление, если что.
— Спокойней, Братка. Миша наш крепкий паренек. Обознался в горячке, чуть задело меня только. А заживает на мне быстро, вон хоть у шефа своего спроси. Понял, Миша? Обознался ты.
Тезка-Мишка молчал, его потрясывало. Неуверенно кивнул.
— Ты смотри, куда правишь, Миша, делом займись, оно отвлекает. Где нас там ждут-то которые?
Берег совсем приблизился, двое махали руками, подзывая. Моторка сделала круг, другой. Ей что-то кричали с берега. Вспыхнули и погасли еще раз ослепительные фары. «Жигуль» стоял в двух десятках метров выше, в березовой рощице.
Тогда Михаил дал сигнал причаливать. Их ждали Жук и Блондин.
— У вас кутерьма была? — первым делом спросил Жук. — Михаил, вы в порядке, ваши в порядке?
— Уже и знаете меня, — процедил Михаил, выпрыгивая на песок.
— Не только знаем, но и готовы доставить, куда скажете, а лучше — домой. Вас там ждут.
— Догадываюсь.
Он посмотрел, идут ли сзади Павел и тезка-Мишка. Они стояли у воды и смотрели через озеро на Ляшскую стрелку, с которой поднимались клубы дыма. Клубы почти доставали до туч, растянутые ветром.
— Вы? — спросил Жук, указывая туда.
— Скорее — нас, — отозвался Михаил. Надо было подумать о ближайшем будущем. — Нам переодеться надо всем. Я вообще без штанов, как видите. В машине как поместимся?
— Что-нибудь придумаем.
Жук с нескрываемым любопытством разглядывал издырявленную, залитую кровью тельняшку Павла. Тот ухмылялся, как ни в чем не бывало. С Блондином они затопали к «Жигулям», а тезка-Мишка не хотел уходить от лодки, жестами подзывая Михаила.
— Ну что тебе еще?
— Не обознался я, — сказал он тихим отчаянным голосом.
— Чего-чего?
— Не обознался, — повторил упрямо. — Глядите, шеф. Сюда глядите.
В пазах решетки лодочного полика раскатилось с десяток матовых поблескивающих кругляшей. Присмотревшись, Михаил без труда узнал в них пули.
— Он здесь и лежал, — вполголоса сказал Мишка. — А сколько еще навылет прошло. Я же не слепой был, видел.
Михаил невольно бросил взгляд на Жука. Тот стоял поблизости, делал вид, что не прислушивается.
— Ну, и что ты хочешь? Объяснений? Тебе их уже дали. Других не будет. За «Чероки» расплачусь, когда приедем. Устроит?
— Устроит. А объяснения мне ваши липовые на фиг не уперлись. Вот, значит, в какие игры играешь, шеф? Этот… — тезка-Мишка все-таки сглотнул посреди своих разоблачений, пробрало его, — он вроде робот твой, да? Вот ты, значит, откуда? А он — как Терминатор, да?
Тезка-Мишка лихорадочно облизывал пересохшие губы.»
— Фильмов ты нагляделся ненужных. Какой тебе Паша на… робот, я его сто лет знаю, мы с ним… да он говорил. Где ты видел, чтоб из роботов кровь шла, чтоб на них шрамы оставались?
— Всякие бывают, знаем, читали.
— С ума можно сойти, читал он. Как хочешь думай, дело твое, а Пашка — человек, никакой не робот.
«Как все было бы проще», — подумал Михаил. Он потянул тезку-Мишку за собой, а тот вдруг произнес слова, глубоко Михаила поразившие.
— А если он человек, — сказал Мишка, — то и того хуже. Всем хуже, и ему, и нам. Всем.
Михаил не нашелся, что ответить, но слова запомнились.
Глава 38
Весь день она провела дома. Телевизор не включала, сидела с ногами в кресле, вцепившись в какой-то безумно пошлый роман и заставляя себя вникать в страсть Эндрю по отношению к Джен и в ответную страсть Джен, но уже почему-то к Уолтеру. Еще там было много родственников.
Елена Евгеньевна даже не знала, какой она была сегодня — первой или второй. Ее не интересовал этот вопрос. Михаилу она тоже не звонила и на то и дело попадающий в поле зрения телефон смотрела, как на врага. В конце концов она закрыла его подушкой, но еще был аппарат в спальне и аппарат в коридоре у двери, и маленькая трубка на кухне. Удивительно много иногда оказывается в этом доме телефонов.
Звонок в дверь прозвучал, будто приговор. Она знала, что так и будет. Останки светофора с перекрестка убрали в ту же ночь, но было очень много машин, и теперь там даже дежурит постоянно милицейский микроавтобус. Черное паленое пятно на асфальте смотрит на Елену Евгеньевну укоризненно и одновременно нагло.
— Салют, старуха! Как жива?
— Андрюша, — сказала Елена Евгеньевна, — ты дико целеустремленный и жутко информированный человек, но никудышний актер. Умерь свой наигранный пыл, будь другом.
Андрей Львович кашлянул и несколько смешался.
