Ма Лернер - Дорога без возврата 3
– Вот и не снимайте. Не будете похожи на этих. А вопросы начнут задавать, смело отвечай, вот он сделал, но очень дорого. Цену не говори, типа коммерческая тайна. Я лучше знаю, у кого и сколько взять можно. Есть стандартные амулеты, а есть мои очень специфические.
Я мысленно прикинул. Ага, даже не каждому человеку, попросившемуся в Клан, делаю. Такое надо заслужить. Вот Псица, незаменимый кадр, ей можно и за обычную цену лечебного амулета. Доценту тоже. А кроме них и Рафика с женой всего у троих имеется. Вот вне Клана, совсем другое дело. Пятеро в Федерации, еще шесть у славян, и из всех только один мужик. Если бы не общественные интересы, под хвост мне ваша Земля, всех в кабалу загоню, за подобные изделия стоимостью во много нолей еще и благодарить будут. Женщины особенно, до пенсии выглядеть максимум на тридцать – любая что угодно отдаст. Все инерция мышления, до простейшей вещи сразу не додумался. Одна маленькая проблема, надо окончательно доводить несколько дней, имея контакт. Заочно такое не получится, характеристики у всех индивидуальные.
– А ты можешь сказать срок? – посмотрев на меня в зеркальце заднего вида, спросил Рафик.
– Никто тебе не скажет, – серьезно отвечаю. – От возраста, когда амулет сделан, зависит, от первоначального здоровья, от ранений и болезней. Кушать тоже надо нормально. Всего по немногу и регулярно. На одном вегетарианстве или мясоедстве жить нельзя. Очень много всякого. Поэтому и нельзя зафиксироваться на одном точном возрасте. Все равно внешне стареешь, только гораздо медленнее. Физиология у людей другая.
– Вон, 21 дом, – обрадовала нас Черепаха. – Сами идите, я здесь подожду.
Дом был стандартной шестиэтажкой, еще советских времен. Много лет не ремонтированный и не покрашенный. Возле мусорного ящика на колесиках валялась куча пластиковых мешков с мусором. Донести донесли, но внутрь кинуть, уже здоровье не позволило. Несколько деревьев, посаженные в незапамятные времена, радовали сердце молодежи своим поломанным видом. В подъезде прямо на стенах были написаны мудрые изречения, в основном из трех букв, но изредка попадались и рисунки. В книжках это называлось примитивизм и, безусловно, им и являлось.
– До чего коммунисты народ довели, – с грустью сказал я Рафику, показывая на окурки на лестнице.
– Интересно, при чем тут коммунисты? – возмутился он. – У нас на дворе, что советская власть?
– У вас в домах проживают люди, воспитанные именно при ней. И дети, которых воспитали члены партии, пусть и бывшие. Ну ладно, злобные демократы не дают краску, ремонт сделать, но гадить в собственном подъезде зачем? Это я что ли прихожу сюда мусор бросать? Ты, наверное, не чувствуешь, а мой нос исправно доложил про постоянную лужу мочи в углу.
– Еще как чувствую, – хохотнул Рафик.
– Тем более.
Живешь в доме – для начала не портить его. Демократически выбранная мэрия все равно исправлять за тобой не будет. Что лифт стабильно не работает, – проходя мимо закрытой двери, порадовался я, – это даже хорошо для здоровья, очень полезно пешком на шестой этаж с тяжелыми сумками. Приходят домой эти малолетние гаденыши и начинают в Интернете на форумах жалеть стариков и про их тяжелую жизнь рассказывать. "Ах, пенсия маленькая!", "Ах, плохо относятся к больным!", "Ах, народ вымирает и рождаемость падает из-за козней демократов!". В жизни пробежит мимо и не подумает помочь. По клавиатуре стучать легче, чем хоть немного потратить время на человека, от которого кроме благодарности и получить нечего. У такого борца в лучшем случае один ребенок и тот стены пачкает. Тут тоже, наверняка, как в нашем доме, начинали с поджигания спичками кнопок и тушения сигарет об стены. Поймаю кого-нибудь за этим занятием, наплюю на конспирацию и руки переломаю.
Самое противное в этом, что должен найтись человек, который добровольно и чаще всего совершенно бесплатно начнет следить за порядком. Обычно вполне достаточно одного, если люди все-таки способны подумать, как им улучшить собственную жизнь. Он должен бегать, собирать деньги на разные починки и улучшения, уборку и прочие необходимые вещи. Тот же домофон собственные жильцы непременно сломают не реже двух раз в год, и никто не признается, чтоб не платить.
А через какое-то время этот доброволец начинает остальными восприниматься как само собой разумеющееся и к нему начинаются претензии. Почему это не сделал и почему вон то не организовал. Почему вообще так много денег требуешь? Как будто он обязан, получает за это зарплату и своих дел не имеет. Приходят к нему с пятого этажа и спрашивают противным голосом: "Почему у нас лампочка не работает?". А бедняга живет на третьем, понятия не имеет о лампочке, которую кокнули дети хозяина, чтобы тот не видел, как они портвейн на лестнице пьют.
– Ты так говоришь, – с подозрением сказал Рафик, – как будто сам этим занимаешься.
– А что я по твоему делаю на своем замечательном посту главы семейства? Успешно совмещаю должность мэра с добровольными обязанностями всех выслушивать, и попробуй не отреагируй на жалобу! Причем зарплату мне никто не предлагает, еще чего не хватает, дополнительно скидываться на свой собственный дом. Должность не выборная, а практически пожизненная. Так что плачу за все ровно столько же, сколько остальные, и должен думать, как достать очередные трубы для канализации подешевле для общественных зданий и домов соседей или откуда взять цемент в наших лесах и степях при полном отсутствии производства.
У меня подобные экспедиции со стрельбой и членовредительством почти как отпуск проходят. Соседа, который тебе родственник и с которым вместе крыс гонял, не пошлешь просто так, даже если он чушь несет и делает вид, что чисто случайно забыл про срок очередной платежки.
Эта? – спросил я его, показывая на дверь.
– Рафик посмотрел на номер соседней квартиры, – она.
Я нажал звонок, потом еще раз. Затем нажал и уже не отпускал, слушая дребезжание за дверью.
– Может, нет никого?
– Есть, – уверенно отвечаю.
– Ты еще и сквозь дверь слышишь? – насмешливо спросил он. Потом недоверчиво переспросил: – Нет, правда, слышишь?
– Я вижу, – поясняю, не понижая голоса, – как глазок потемнел. Кто-то смотрит на нас изнутри. И если он дверь не откроет, я с удовольствием ее вышибу.
Гражданин Охлопков Петр Денисович, открывайте, если не хотите больших проблем на давно не мытую шею, – еще громче сказал в сторону двери. – Милиция явилась по вашу грязную душу.
Замок заскрежетал и дверь приоткрылась, явив нашим взорам невысокого лысого человечка в тренировочных штанах и грязной майке.
– Вы кто? – проблеял он опасливо. – Документы покажите.
– Вот это, – отодвигая его в сторону и проходя мимо, не делая попытки достать что-нибудь из кармана, за полным отсутствием там краснокожего удостоверения, сказал я Рафику, – яркий представитель племени не желающих поддерживать чистоту и порядок не только в доме, но и в собственной квартире. Ты посмотри, что тут делается! Месяца два минимум никто не убирал и даже посуду не мыл.
Из-за таких придурков остальные жильцы в подъезде должны платить больше. Мне проще, я просто могу заставить особо несговорчивых, хватает возможностей. А в доме нет ни своей полиции, ни даже нормального участкового. Приходится выкручиваться. Один вот такой заставит опустить руки любого энтузиаста. Все равно без толку. Так и будет дом постепенно превращаться в помойку.
Я взял с пола газету и постелил ее на стул. – Липкий, – пояснил свои действия вставшему у входа в комнату Рафику. – Шприц где? – поинтересовался у хозяина.
– Какой шприц? – испуганно переспросил он.
– Тебе лучше знать какой, – равнодушно отвечаю. – Будешь выеб... найду, даже если нет. Только есть.
А сожительница твоя где? – без перехода спрашиваю.
– В магазин пошла.
– В смысле за дозой?
– Я не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул он.
– Сейчас поймешь, – сказал Рафик и заехал ему немаленьким кулаком в солнечное сплетение. Мужичок рухнул на пол, скорчившись от боли.
– А можно я его еще ногами попинаю? – кровожадно спросил Рафик.
– Что вы себе позволяете, гражданин старший оперуполномоченный, – равнодушно поинтересовался я. – А зачитать предварительно Правило Миранды?
– Это где право на адвоката и право на молчание? Так мы не в американском сериале.
– Тоже верно, но бить надо так, чтобы не оставлять следов. Вот это – показывая на полуживое стонущее тело, – было хорошо, а ногами синяки будут. Вот в прошлый раз, – объяснил побитому слушателю, – проверяемый споткнулся о твою ногу, сломал два ребра, а потом бегал по врачам с криками, что его избили. Толку все равно чуть, свидетелей не было, но нервы мне попортил. В старые времена брали валенок, ложили в него гантелю и дубасили. Сейчас новые веяния. Демократическая общественность может возмутиться, поэтому бить надо умело.
