Дмитрий Янковский - Вирус бессмертия
Павел моментально представил, как кончается воздух в автомате дыхания, и как Гринберг корчится от удушья под тускнеющей лампой.
– Если он враг, может, лучше его расстрелять? – застучав зубами, спросил Павел.
– Рот прикрой! – внезапно завизжал Пантелеев, как истеричная баба. – Только твоих сопливых советов не хватало! Заткнись! Лыжи лучше надевай, мать твою! Быстро, быстро!
Ствол револьвера в его руках дрожал, как отбойный молоток в руках метростроевца. Павел ужаснулся не только самому факту неизбежной и кошмарной гибели Гринберга, но и тому выбору, какой предложила ему судьба под конец – задохнуться или пальнуть себе в лоб. Но в то же время Гринберга не было жалко. Рассказ о располосованной женщине не вызывал симпатии к воздухоплавателю. Понятно, что она могла быть байской дочкой, но ведь партия что говорит? Сын за отца не отвечает. Даже с коровами на бойне так не обращаются. Даже с хищными зверями так не поступают. Их просто убивают, и все. Так что по большому счету Павла взволновало не само по себе убийство Гринберга, а легкость, с которой оно было совершено у него на глазах.
«Застрелится или нет? – заколотилась в голове Стаднюка назойливая мысль. – Он ведь боится удушья больше, чем пули. Может, духу не хватает?»
– Пойдем! – подогнал Стаднюка Пантелеев. – Ну же!
Павел медленно двинулся прочь от металлической могилы Гринберга.
Они заскользили в сторону дороги, а за сталью гермокабины выл от бессилия воздухоплаватель, колотя по стекловидному кубу опустевшим «маузером». Он готов был продать дьяволу душу за последний патрон, бездумно выпущенный в стену от злости, но князь преисподней не предложил ему подобной услуги.
Тогда Гринберг стянул с головы кожаный шлем и попробовал разбить лоб об острый угол куба. От удара из рассеченной брови брызнула кровь и в глазах замерцали искры, но мышцы сводило, инстинкт самосохранения не позволял размахнуться в полную силу.
В отчаянии воздухоплаватель решил удавиться на брючном ремне, но закрепить его на рычаге люка не получилось – он соскальзывал с наклоненного металлического прута. Оставалась только медная труба аппарата дыхания. Гринберг перекинул ремень через сгиб и дернул, проверяя прочность. Труба не выдержала рывка, лопнула, отчего клапан регулировки давления пшикнул и застопорился. Воцарилась полная тишина.
Гринберг понял, что теперь воздуха в кабине хватит не больше чем на минуту, и принялся отыскивать глазами хоть что-то, что даст ему возможность уйти на тот свет без мучений удушья. Он шарахнул «маузером» в приборную доску, схватил отлетевший осколок стекла и начал резать себе запястье, скривившись от страшной боли. Кровь потекла, но струилась едва-едва. Тогда воздухоплаватель попробовал распороть себе шею, чтобы добраться до сонной артерии – это оказалось еще больнее и не менее трудно.
Он резал и резал себя, уже хватая ртом остатки воздуха. Кровь наконец потекла ручьем. И вдруг яркой вспышкой его пронзило воспоминание – бледнеющая жена Рашида.
– Сука! Ведьма! – захрипел он. – Будь ты проклят, Пантелеев!
Он упал и рвал на себе одежду – легкие жгло от удушья, глаза вылезали из орбит. Затем он забился в тяжелой агонии. Затих, только когда его налитые кровью глаза выпучились окончательно, а посиневший язык вывалился изо рта. В кабине воняло, как на свиной бойне, – кровью и испражнениями.
ГЛАВА 15
29 декабря 1938 года, четверг.
Москва, Петровский бульвар
Варя прочла первые несколько строчек перевода с шумерского языка, и текст полностью завладел ее вниманием. Она вернулась к началу, чтобы повторить это восхитительное ощущение погружения в необычный мир. Беззвучно шевеля губами, она вновь начала перечитывать древнейшее произведение на планете.
Рубленый, местами совершенно непонятный текст постепенно превратился для Вари в веер ярких картинок. Она прочла, как торговец Иттихурат, посланный мужами огражденного Урука, пришел к заклинателю Пшиуиннини за советом – мол, царь Гильгамеш заставляет молодых людей с утра до ночи строить стены Урука, при этом печется больше о собственной славе, а не о безопасности города, сам между тем пьянствует и развратничает. От заклинателя хотели узнать мужи Урука, как укротить Гильгамеша, с чем и послали торговца.
Оказалось, что жена заклинателя принимала роды у матери Гильгамеша, а потом раскрыла мужу тайну. Взяв с торговца плату, рассказал он ему такую историю:
Родился с Гильгамешем брат его единокровный,Одним отцом они были зачаты,Одной матерью в один день рождены они были.Недоволен был отец рождением двойни.Не хотел он борьбы меж сынами по зрелости,Не хотел он кровавой битвы после собственнойсмерти.Много бы крови пролилось в той борьбе!Задумал царь жертву от собственной плоти.Велел он отнести в степь одного из младенцев.
По совету повитухи царь выбрал в жертву того из сыновей, который был меньше весом, оставив жить более сильного. Но, по мнению заклинателя, младенец, не нареченный при рождении и отнесенный в степь на верную смерть, не погиб, а был вскормлен зверями и выжил. И слухи о звероподобном человеке, спасающем зверей из ловушек, являются не вымыслом охотников, а проделками одичавшего брата Гильгамеша. Совет заклинателя был таков – сообщить Гильгамешу, что в степи у него есть соперник. Зная гордыню и тщеславие царя Урука, Пшиуиннини был уверен в том, что Гильгамеш выйдет биться со звероподобным мужем один на один. А там уж боги рассудят, кому жить, а кому умереть.
Собравшись и выслушав торговца по имени Иттихурат, мужи огражденного Урука отправили к Гильгамешу одного из охотников с тем, чтобы он рассказал царю все, что советовал рассказать заклинатель.
Однако Гильгамеш оказался не столь тщеславен, как они думали, и не вызвал дикого человека на поединок. Резонно решив, что справиться с дикарем в степи будет трудно, царь решил применить хитрость – мысль его состояла в том, что, познав женщину, дикарь лишится звериной силы и ярости, которые считал главным преимуществом зверя перед человеком. А вот ума – главного преимущества человека перед зверем – он набраться не успеет. Гильгамеш заплатил серебром блуднице по имени Шамхат и велел ей отправляться в степь на поиски дикаря.
Однако мужи Урука, узнав о хитрости царя, перехватили блудницу раньше, чем она успела выйти за стену. Они заплатили ей втрое больше за то, чтобы она соблазнила звероподобного человека, а потом рассказала ему о прелестях положения царя в огражденном Уруке. Они были уверены, что дикарь, соблазнившись троном, убьет Гильгамеша. Предводитель заговорщиков по имени Ит-Шихтиль был так обрадован возможностью свергнуть Гильгамеша, так уверовал в знак богов, что попросил блудницу Шамхат назвать дикаря именем Энкиду, что по-шумерски означало «Богом Энки данный».
Выйдя в степь, Шамхат к полудню дошла до небольшой реки, где звери устраивали водопой. Там она и увидела звероподобного человека.
Его обнаженная кожа была почти черной,Почти черной стала она от лучезарных взглядовШамаша,По рукам его змеились крепкие жилы,Волосы его были длинны и красивы.Обличьем на Гильгамеша был он похож,Но ниже был ростом и тоньше в кости.В теле виднелась не одна лишь сила,Виднелась в нем ловкость, присущая зверю.Подумала тогда Шамхат:«А ведь он красив – муж степной и звероподобный.За всю жизнь не познал он ни одной из женщин.Буду я первой, кого он познает.Как мед будут сладкими его поцелуи».Воскликнула она: «Энкиду!»Начала она через воду на его берег стремиться.Дикий муж перестал подвывать и лицо обратилк блуднице.В глазах его читалась мольба, а не алчность.Вышла на берег Шамхат, к Энкиду протянула руки,Открыла уста она, говорила:«Иди ко мне, Энкиду! Будь мне мужем.Ты ведь не познал еще ни одной из женщин!»От вида звероподобного ее кровь возбудилась.Шамхат огладила свои бедра руками,Присела она в траву, поджав под себя ноги.Энкиду шагнул к ней без всякой решимости,Коснулся он пальцем ее соска.Шептала ему Шамхат:«Не бойся, дар великого Энки!Пусть наполнится твоя ладонь моей грудью».Сама взяла Шамхат его руку,Прижала к груди своей его пальцы.
Дочитав до этого места, Варя невероятно смутилась. «Как развратны были древние люди! – со смесью стыда и любопытства подумала она. – Разве можно писать о таких вещах, о каких и говорить-то не принято?» Однако любопытство в ней пересилило стыд, и она продолжила чтение.
Оказалось, что Шамхат, позабыв о данной ей плате, по-настоящему влюбилась в Энкиду. А он, не знавший до нее ни одной из женщин, считал ее единственной на свете красавицей. Много дней они прожили как муж и жена – Шамхат научила Энкиду человеческому языку, отвела к пастухам, где он научился есть хлеб, сыр и вареное мясо. По ночам он охранял стада коз от пантер и львов, легко разгоняя диких зверей огромной дубиной. Весть о храбреце – гонителе львов донеслась до Гильгамеша. Вот тут-то и взыграла гордыня царя – не хотел он мириться с тем, что есть где-то муж более славный, чем он.
