Юрий Никитин - На пороге
Автомобиль не сказал ни слова, когда мы вышли из небоскреба и вяло плюхнулись на сиденья, хотя по нам видно, что облажались. Ингрид ткнула пальцем в экран монитора, указывая, куда ехать и оставив право выбора маршрута за электронным мозгом.
Я где-то ослабил контроль, новый выброс монбланов информации в мозг ударил как тараном, накрыл, засыпал с головой, я с ужасом ощутил, что если вот прямо сейчас не справлюсь, то через минуту на моем месте будет бормочущий и всхлипывающий придурок, что снимает с себя чертей и видит инопланетян.
Ингрид заметила что-то, спросила с беспокойством:
– Тебе плохо?.. Побелел весь… Дать таблетку?
– Нет таких таблеток, – прошептал я и закрыл глаза, – но есть мы… наша воля… наша сила… мы выше… мы рулим… блин, я же венец творения, а не тварь дрожащая!
Она выждала, а я постепенно перекрывал канал за каналом в мозгу. Мы то, чем нас делает наша воля… или не дает сделать безволие, постепенно стало легче, а головная боль отпустила.
Ингрид посматривала встревоженно, переспросила еще разок:
– Лучше?.. Морда начала розоветь… а то был как покойник.
– Это у меня реакция на грубость, – прошептал я. – На твою и… вообще на грубость бытия и вселенной. Интерфейс мог быть и подружественнее… Можно начать улучшать мир с тебя.
Она фыркнула.
– Я само совершенство!
– Кто бы сомневался, – согласился я.
– Рада, что признал.
Впереди показалась автозаправочная станция, я кивнул в ее сторону.
– Заедь на минутку.
– В ухо? – спросила она деловито. – В какое?
– Узнаю нашу самую гуманную, – сказал я. – Вижу, какое ты совершенство. Вон туды заедь!
– У меня почти полный бак, – напомнила она.
– А у меня пустой, – пояснил я. – В верхней части. Умру, если не сожру сейчас хотя бы бутерброд.
Она сказала озадаченно:
– Думала, ученые только шоколад жрут, он же для каких-то там мозгов.
Автомобиль ринулся было под навес заправочного модуля, но Ингрид торопливо велела проехать к крохотному кафе, где водилы успевают схватить бутерброд и стакан кофе, пока их машины заправляют бензином или дизелем.
Я выскочил, как только автомобиль остановился. В желудке не только квакает, но почти голодные спазмы, а когда влетел в крохотный магазинчик, то чувствовал близость к голодному обмороку.
Ингрид вскинула брови, когда я ввалился в машину и рухнул на сиденье, прижимая к груди четыре бутерброда с толстыми кусками мяса.
– С ума сошел? Я столько не съем!
– Вообще-то это я себе, – пробормотал я, – но если хорошо попросишь… один могу дать… отрывая от сердца.
Она покачала головой.
– Один возьму, но только для того, чтобы ты не лопнул. А то вдруг понадобишься, а ты весь лопнутый. И салон потом чистить.
– Я худой, – пробормотал я, – не так уж и много придется…
Глава 10
Едва выехали на дорогу, засветился экран, побежали данные из аналитического отдела полицейского участка, там уже просматривают записи не только этого небоскреба, но и соседних.
Ингрид процедила сквозь зубы, что нам везет как утопленникам, никто не выходил из здания со снайперской винтовкой в руках.
– Да еще так, – согласился я, – чтобы следом по асфальту волочился парашют. Без такой приметы вашим спецам трудно будет заметить снайпера?
– Не остри, – огрызнулась она, – дело серьезное.
– Чё, правда?
– Смотри, – сказала она, не реагируя на грубость, – остальные тысячи входящих и выходящих смотрятся вполне прилично!
– А преступники все должны быть со зверскими рожами?
– Но компьютерная программа, – возразила она, – что сличает лица всех попадающих в кадр с фотографиями разыскиваемых преступников, ничего не нашла… Позовите Колесниченко!.. Игорь, слушай, прогони все лица, попавшие в кадр, через твои дополнительные проги. Надо сличить с фотографиями тех, кто живет в том доме или давно уже ходит к кому-то на вязку.
Из динамика донесся тяжелый вздох и безнадежный голос:
– За какой срок?
– От вчерашнего дня, – сказала она. – Всех, кто приходил раньше, временно отсеять. А кто сегодня впервые… их в отдельный файл.
– Будет сделано, – донесся ответ.
– Почему без видео? – спросил я. – Он там без штанов?
– Ну и что, – ответила она, – если жарко? Но он видит нас, а ты для него посторонний. Посторонним не стоит без острой необходимости знать, кто у нас работает в секретном отделе и что делает.
Я фыркнул.
– Секретный отдел?.. Да там у вас проходной двор! А что те две девки делают, одна с сиськами, а вторая с ногами?.. Не похоже, что там работают. Или у вас работают, сидя на столе?..
Она нахмурилась.
– А ты откуда знаешь?
– Предположил, – ответил я нагло. – У меня острый аналитический ум. Без этого нам, великим ученым, не делать кардинальные открытия, меняющие мир и силовые структуры.
Она буркнула:
– Проверю, насколько он у тебя острый.
– А если удостоверишься?
– Два дня буду мыть за тобой посуду, – ответила она.
Полицейский участок выглядит обычным старомодным зданием, массивным и малость угрюмым, бетонные блоки перед ним выкрашены в нейтральный цвет, сверху вазы с цветочками, все так, чтобы жизнь выглядела мирной, но теперь я оценил тщательную подготовку к отражению любой атаки. Дескать, любимый город может спать спокойно, но мы здесь знаем, что покой нам только снится, потому к нападению и беспорядкам госдеповских демократов всегда готовы…
В коридоре навстречу спешит, быстро-быстро перебирая точеными ножками, хорошенькая стройная девушка с копной оранжевых волос, в облегающем топике и в красных туфельках на высоких каблуках.
Увидев Ингрид, засияла кукольными голубыми глазами, прокричала тонким голоском:
– Ингрид, я по тебе соскучилась!.. Распечатка уже с утра на твоем столе!
Ингрид сказала благосклонно:
– Хорошо, живи. Пока бить не буду, лапочка.
Девушка улыбнулась мне, извиняясь за ее грубость, и поспешила дальше по коридору, стуча каблучками, как молодой олененок, с головы до ног хорошенькая, игривая, со звонким звенящим голоском. Ингрид уловила мой мужской взгляд и сказала словно невзначай, что это Макавея, она вообще-то человек серьезный, но выглядит так, словно кокетничает напропалую, из-за чего иногда и возникают неловкие моменты.
Я что-то уловил, уточнил:
– Неловкие для кого?
Она сказала с одобрением:
– Для тех, кто неверно оценивает ситуацию. Она достаточно упорно упражняется в тренировочном зале, учится рукопашному бою.
Я оглянулся вслед этой рукопашнобойной Маккавее, она уже исчезает в дверях, энергично и кокетливо двигая тугими даже на вид ягодицами.
– А что ей надо в бумажном отделе?
– С чего-то же надо начинать, – отпарировала она. – А ты хотел сразу генералом?
– Упаси господи, – сказал я. – Но, думаю, эта девочка в бумажном отделе не останется до конца жизни.
– Хочешь сказать, с такой фигурой?
– Она вообще хороша, – ответил я безмятежно.
Не отвечая, она толкнула дверь аналитического отдела, там все тот же огромный зал на десяток столов с дисплеями на столешницах и системными блоками на полу под ногами, куртки на спинках стульев, настольные лампы в виде абажуров, настольные телефоны старой конструкции, но с защищенными линиями, пара больших экранов на стене, зашторенные окна, но теперь я вижу здесь намного больше, чем тогда, в первый раз.
Я мазнул взглядом по лицам, моментально собрав всю информацию о каждом, начиная с момента рождения, поведения в детском саду, школьных отметках, записях в социальных сетях, всех эсэмэсках и телефонных разговорах.
На экранах, в которые всматриваются эти аналитики, мелькают в быстром темпе не только лица, но и скелеты, отдельные кости, голые черепа, что, понятно, тоже в базе, но это для них мелькают, как и для меня, если смотрю глазами, но я уже привык получать всю информацию напрямую и даже не пугаюсь, человек ко всему привыкает, а потом наглеет и хочет чего-то еще сверху, как та бабка от золотой рыбки.
Или та обезьяна, что вот так наглела-наглела и от великой наглости и непомерных амбиций стала человеком, а остальные, скромные и правильные, так и остались, как положено, сидеть на деревьях.
Ингрид подошла к тому парню, что в прошлый раз был завом по криптографии Колесниченко. Думаю, он и сейчас все еще Колесниченко, если не получил повышение за выслугу лет, в милиции это, говорят, быстро, тут на пенсию уходят рано, а в криминальные структуры – еще чаще.
Он обернулся к нам на крутящемся кресле, бодрый и веселый, доложил браво:
– Все загружено на полную мощность! На подозрении все, кто прячет рыло намеренно или нечаянно.
– Таких отделил? – спросила Ингрид.
– На особый контроль, – заверил Колесниченко. – Заново просматриваем каждое движение, каждый жест!
Хлопнула дверь, быстро вошел Андрей, сразу направился к нам.
– Я слежу, – сообщил он. – Ребята пашут неотрывно, но я велел искать характерные особенности, как ты любишь. Левшей, переученных и скрытых, ботаников, бывших военных…
