Василий Головачев - Война HAARP‑2
В нынешние времена гидротермальная активность кальдеры начала уменьшаться, проявляясь больше всего в её центральной части, хотя, по расчётам специалистов, тепловые ресурсы Узоно-Гейзерной депрессии значительны и способны поддерживать её режим в течение столетий. Мощные грифоны и вечно булькающие грязевые котлы подутихли, давая возможность людям подбираться к ним поближе и фотографироваться на фоне красочных пейзажей Камчатки, достойных любования и восторженных отзывов.
Конечно, основные потоки туристов приходятся здесь на летний период, длящийся с середины июня по середину августа. В начале сентября на полуострове начинается осень, буйная и яркая, однако температура воздуха стремительно падает, начинаются туманы и дожди, в начале октября могут начаться и снегопады, поэтому количество любителей экзотики сокращается, хотя никогда не падает до нуля. Даже в конце октября находятся рисковые компании, селящиеся на склонах вулканов и в тёплых долинах, несмотря на сильные ветры и снегопады. А когда полуостров накрывает снег, сюда снова начинают прибывать радующиеся жизни молодые парни и девушки, которых манит контраст температур – от минус тридцати до плюс двадцати – в той же долине Узона и фантастические геологические структуры этой территории.
Одиннадцатого октября «население» кальдеры – по ней бродили четыре тургруппы и одна экспедиция Камчатского вулканологического института – составляло всего пятьдесят восемь человек, включая и обслуживающий персонал двух лагерей, расположенных на восточном, ближе к морю, и южном склонах вулкана.
Было ранее утро – начало седьмого, рассвет ещё не наступил, хотя жёлтая полоска света на востоке уже прогнала ночной мрак. Спали все: и туристы, и проводники, и учёные, и даже работники кухни. Не спали только собаки, начавшие волноваться ещё ночью и время от времени поднимавшие скулёж. Но на них мало кто обращал внимание, кроме проводников-коряков. Один из них и разбудил начальника экспедиции профессора Доселева в шесть часов, постучав по металлизированной стенке палатки рукоятью плётки.
Николай Павлович Доселев спал чутко, к тому же он привык серьёзно относиться к безопасности членов экспедиции, поэтому проснулся сразу.
– Кто?
– Манха, однако, Павлыч, – ответил проводник. – Собаки беспокоисса, уходить надо.
Доселев окончательно проснулся, включил фонарь, быстро оделся, выбрался из палатки.
Было тихо, лишь изредка издалека прилетали звуки узонской трясины да шипящие вздохи фумарол, выбрасывающих струи воды и пара в километре от лагеря экспедиции. Природа притихла, не спеша просыпаться, и в этом её молчании Доселев почуял некую скрытую угрозу. А своей интуиции, равно как и опыту проводников, он верил.
Собаки сбились в кучу, скулили, жались к ногам проводника. Подошёл второй проводник, помоложе, по имени Никола.
– Поднимается, однако.
– Что поднимается? – не понял Николай Павлович.
– Нинвит.
Доселев с досадой отмахнулся. Нинвит считался корякским злым духом, местные жители в него верили, но злых духов на Камчатке – природных стихий хватало и без религиозных домыслов.
– Куда он поднимается?
Никола неопределённо повёл рукой окрест.
– Тута и тама… везде. Уходить надо.
Доселев огляделся. Уходить никуда не хотелось, экспедиция недавно начала работу, изучая кислотный и минеральный состав гидротермальных вод, в долине было тепло, несмотря на холодную и сырую осень, и обращать внимание на верования коряков было смешно. Однако не учитывать их опыт тоже было неправильно, он опирался на жизнь десятков поколений, и «подъём Нинвита» тоже что-то означал.
– Сколько мы можем ждать?
Проводники переглянулись. В отличие от членов экспедиции они отказались от комбинезонов «Север-комфорт» и были одеты в национальные костюмы, колоритно отличающие их от остальных. Манха всегда носил нерпичий малахай, рыжеватый Никола предпочитал вязаную шапочку.
– Мало, час, два, – выставил два пальца Манха.
– Тогда успеем, тут до перевала час ходу.
Через полчаса начало светать.
Доселев, успевший привести себя в порядок и умыться в чистейшей «полынье» артезианской воды недалеко от лагеря, пошевелил полог палатки снабженца экспедиции Миклушевского.
– Вставай, Иннокентий Борисович.
– Да встаю уже, – послышалось ворчание. – Не сплю больше часа, тревожно на душе. Погода меняется, что ли?
– Нинкут пришёл.
– Кто?
– Злой дух.
Доселев бросил взгляд на недалёкую зубчатую стену южной стены кальдеры, отмечая, что не слышит птичьих криков с ближайшего тёплого озера.
Вряд ли на Земле имелось место, где осенняя красота была бы столь же яркой, сколь и короткой. Осенний Узон для учёного, в пятый раз приезжавшего сюда с отрядом исследователей, стал чем-то вроде ритуальной площадки, на которой яростно пылала тундра, сверкали золотом каменные берёзы, к ослепительно синему небу поднимались столбы пара и гейзерные струи, а по утрам в низкорослых берёзовых рощах звучала музыка – это опадали, звеня, заиндевевшие листья.
Но в это утро музыки слышно не было. Вообще окрест царила странная, пугающая тишина, от которой звенело в ушах и становился понятен испуг проводников и собак, почуявших приближение снежной бури или чего-то подобного.
– Подъём! – начал стучать камнем о валун Доселев, решив перестраховаться.
И в это время, – он точно запомнил момент, глянув на часы, – глухой рокот донёсся из-под земли, будто глубоко в недрах полуострова, в неких гулких пещерах, великан мелко-мелко постучал деревянным пестиком в гигантский барабан.
Рокот оборвался, великан перестал стучать в барабан. Но спустя несколько мгновений вся плоская котловина Узона содрогнулась, словно снизу в её дно ударил палицей злой дух Нинкут, и заходила ходуном!
Завизжали собаки.
Из трещин в сухом логе неподалёку со свистом вырвались в воздух струи пара.
Издалека прилетели птичьи крики и медвежий рёв.
Доселев, едва устояв на ногах, бросился к палаткам, понимая, что начинается землетрясение. Навстречу ему из палаток стали выскакивать члены экспедиции, наспех одетые, выглядевшие больше ошеломлёнными, чем испуганными.
– С ума они сошли, что ли? – с недоумением спросил молодой вулканолог Саша Почепцов, никого лично не имея в виду. – Здесь же сотни лет было тихо!
Это обстоятельство, – последнее вулканическое извержение на Узоне произошло восемь с половиной тысяч лет назад, а о крупных землетрясениях никто вообще никогда не слышал, – не давало ему права верить, что так будет всегда, но Доселев его понял. До сих пор кальдеру потряхивало, как и всю Камчатку, в заповедных зонах менялся рисунок трещин, ручьёв и фумарол, но пейзаж в целом оставался стабильным. Нынешний землетряс случился совершенно неожиданно, местный гидрометцентр никаких прогнозов на землетрясения не давал.
Земля под ногами успокоилась, однако с больших глубин продолжали долетать какие-то каменные стоны, словно лопались гигантские струны и ломались тонкие стенки пещер, и когда вокруг снова загрохотало, закачались камни и палатки, все поняли, что отсюда пора бежать.
Палатки собрали быстро, но тащить на себе довольно большие тюки и сумки с пожитками и пищей Доселев не разрешил.
– Пусть лежат, потом заберём, когда всё кончится. Спастись бы самим! Брать только личные вещи!
Под причитания завхоза экспедиции нацепили на себя рюкзаки, поглядывая на светлеющее небо в ожидании вертолёта: доставил сюда отряд старенький «Ми‑8», – но земля под ногами продолжала вздрагивать, и люди устремились за проводниками, знавшими кратчайшую дорогу между озёрами и грязевыми котлами к юго-восточной стене котловины.
Уже спеша за ними, Доселев связался сначала с МЧС полуострова в Петропавловске-Камчатском, а потом с институтом, докладывая о внезапно начавшемся землетрясении.
Когда отряд взобрался на ближайшую стену кальдеры между зубцами скал, низину, где несколько дней спокойно работала экспедиция, расколола трещина, и вверх взлетели огромные пароводяные струи вновь родившихся гейзеров…
Подмосковье, г. Королёв
11 октября, ночь – утро
Сообщение о внезапном землетрясении на Камчатке и возбуждении древнего вулкана Узон застало Зернова в Твери. Он собирался решать вопрос переезда семьи сына в Королёв и рассчитывал вернуться в Центр тринадцатого, надеясь за три дня управиться со всеми формальностями. Однако уже ночью с девятнадцатого на двадцатое он вынужден был оставить Тверь и мчаться в Королёв, чтобы разобраться в случившемся и принять соответствующие меры.
По пути связался с начальником Управления анализа:
– Мирон Глебович, поподробнее о Камчатке, пожалуйста.