Дмитрий Старицкий - Гром победы

— Нет, я не пью. Я похмеляюсь, — ответил я.

— Пил я вчера. Ты-то здесь каким ветром? И где Митя? Элика подошла к столу, положила на него сложенный зонт и сумочку, села ко мне на колени.

— Митя с Альтой дома. А я соскучилась. Села в пригородный поезд и приехала. Скажи, Савва, зачем мне муж, который со мной не живет? Даже с ясыркой нашей не живет? Я еще понимаю, когда ты на фронте был. Там война. Но ты и здесь от нас удрал под предлогом того что строишь этот дурацкий город. Нам нужен этот город? Именно нам. Нашей семье? Или ты нас больше не любишь? Тут хлопнула дверь спальни. Вывалился всклоченный Шибз в одном исподнем.

— О, простите, мадам, не знал что вы здесь, — бросился он обратно.

— Данко, одевайся и приходи. Тут я тебе пиво припас на опохмел.

— Пиво это просто замечательно, — раздалось из-за прикрытой двери.

— Я всегда знал что ты настоящий друг. Фотограф появился через пять минут полностью одетый, даже свой мягкий зеленый бант, который он носил вместо галстука, успел нацепить и расправить.

— Я рада вас видеть, Данко, — сказала Элика, не делая даже попыток слезть с моих коленей, — Но было бы еще лучше, если бы вы не спаивали моего мужа.

— Баронесса, вы как всегда ослепительно выглядите. Я в восхищении, — фотограф неуклюже поцеловал Элике руку.

— А что касается пьянки, то мужчинам иногда нужно так оторваться. Залить себя, чтобы, чтобы не сгореть на работе. Позвольте вас ненадолго покинуть и привести себя в порядок. Мда… Данко был похож на инопланетянина. Весь зеленый, глаза оранжевые, нос красный, прическа — взрыв на макаронной фабрике. Отходя от стола, он ловко стянул с него бутылку пива, повернулся и быстрым шагом вышел из номера.

— Я, кстати, приехала за тобой, — заявила жена.

— Мало того что ты меня еще ни разу не вывез в наше поместье, так еще кому-то пел мою песню. Этого я тебе никогда не прощу. Действительно сердится. Взгляды молнии мечут.

— Никому я ее не пел, — понял я, что речь имеет о «Вечной любви».

— Даже не пытался.

— Не рассказывай мне сказок, Савва, — посуровела жена.

— На вокзале во Втуце ее поют бродячие музыканты на площади. Как и «Черного ворона».

— И че… им за это подают? — спросил я.

— Еще как… Но ты гадкий мальчик. Это была только моя песня, — в уголках глаз жены блеснули набухающие слезы. Обиделась. Хотя я тут совсем не при делах. Но как ей докажешь? — Когда ты хочешь поехать в имение? — поменял я тему разговора.

— Сейчас. Пока лето не кончилось.

— Сейчас я не смогу. Надо дирижабль отправить. Управляющих собрать. Распоряжения оставить… — начал я называть ей причины.

— Учти, Савва, я останусь здесь до тех пор, пока ты не увезешь меня отсюда в горы. И всем буду говорить, что ты занят мной. Пусть придут попозже.

— Это шантаж? — поднял я правую бровь.

— Да, — мило улыбнулась Элика.

— Еще какой. И нежно поцеловала меня в губы.

Весь день жена таскалась за мной хвостиком. Конечно, приятно видеть завистливые взгляды на твою женщину, но все хорошо в меру. Семейных пока в городе мало. Шлюх в борделях и тех на всех не хватает. А пленные так вообще некоторые третий год от спермотоксикоза за колючей проволокой опухают. Так что усиленная охрана была не лишней. Показал жене дирижабль, свои самолеты, двигательный стенд, на котором все еще работал на отказ паровик Урса. Неделю уже пашет, успевай только керосин и воду доливать, да маслом шприцевать. А Урс еще один стенд ладит, проверочный — как себя двигатель поведет на виражах. Крутить новый стенд будет та машина, которая работает на первом стенде.

— Это хорошая инициатива, — похвалил я его.

— Надо еще проверить будет ли твой паровик работать «вверх ногами».

— А разве так надо? — удивился он.

— В воздухе везде опора, — ответил я ему словами русского героя Нестерова.

— Ты такой умный, — шепнула Элика, прижимаясь к моему плечу.

— Не подлизывайся, — улыбнулся я и снова повернулся к Урсу.

— Завтра к обеду, жду от вас план испытаний на следующий месяц. В мое отсутствие вы руководитель проекта «Авиа».

Озадачив своих авиастроителей, я с Эликой покатил на полигон к Щоличу, обедать. Заодно посмотреть, как идет испытание платформ, которые я задумал под будущие броневики для прорыва западного фронта. А они отличались несколько от тракторов и тягачей компоновкой. Общим у них только паровая машина Урса и движетельная гусеничная группа на основе ДТ-75. Выделялся особо прототип бронетранспортера, который задумывался по полугусеничной схеме, типа американского «скаута» времен второй мировой. Все остальные проекты были чисто гусеничные. Классического танка с пушечной башней кругового вращения я даже не задумывал — помнил об их весе еще по бронепоездам. В основном были разной компоновки штурмовые самоходные артиллерийские орудия и пулеметные бронетранспортеры.

— Что ж, более-менее мне все понятно, выглядит все неплохо, бегают машинки задорно, — поглядел я поочередно в глаза группе инженеров «танкового проекта».

— Когда мне ждать от вас прототипы в броне? — К осени, вряд ли раньше, ваша милость, — ответил за всех руководитель проекта инженер Хорн.

— Есть проблемы с газовой сваркой броневых листов. Особенно гнутых.

— Бросайте вы эти эксперименты с гнутьем брони, — вот упертые, все подавай им округлое, эстеты.

— Делайте все угловатое, только учитывайте рациональные углы наклона брони по отношению к нормали, — отозвался я на жалобу.

— Чтобы рикошетило. Повернулся к Щоличу.

— Милютин, у тебя с артиллерией все в порядке на полигоне? Майор только пожал плечами.

— Пушки только до трех дюймов есть. Минометы в семьдесят миллиметров. Всё. Снарядов полная линейка.

— А больше и не надо. Гоните испытания броневых листов имеющимися снарядами под разными углами. И бронебойными одиннадцатимиллиметровыми пулями от «гочкизов».

— Этого нет в смете, Савва, — покачал головой майор.

— Нет, так будет, — ответил я.

— А пока дам тебе записку, Альта выделит средства. А потом проведем взаимозачетом с ГАУ.

— Как скажешь… — согласился Щолич. Он давно уверовал, что когда я говорю про деньги, то ко мне надо прислушиваться. Кстати мы и счет полигона открыли в «Бадон банке». Для удобства.

— Как ведут себя новые гусеницы? — снова развернулся я к инженерам. Хорн почесал затылок… — Смелее, — подхлестнул его я.

— Лучше, чем те, что были на тракторах. Но все же не фонтан.

— Сколько ходят? — Где-то триста километров до замены. К этому времени «лысеют». Я подумал, что если до фронта доставлять броневые коробочки железной дорогой, то трехсот километров для фронтовой операции хватит. А если еще и запасную гусянку взять, то… — К паровым машинам претензии есть? — Нет, — отозвался Апин главный инженер по моторам один из немногих рецких горцев ставший инженером.