Сергей Тармашев - Катастрофа

Помещение для встреч представляло собой просторный отсек, разделённый посредине прозрачной герметичной стеной, по одну сторону которой располагались посетители, по другую — больные. По всей протяжённости стены была установлена система микрофонов и динамиков, создающая эффект присутствия внутри перегородки людей, находящихся за ней. Любознательная детвора требовала рассказов о событиях, произошедших на поверхности, снова и снова заставляя очередного героя повторять специально придуманную для детей бескровную версию событий, в результате чего любимой детской игрой стала игра «во Внешнюю группу». Часто дети приносили свои рисунки и прикрепляли их на прозрачную стену комнаты встреч. Глядя на старательно выведенные нетвёрдой детской рукой неуклюжие фигурки сотрудников Внешней группы, прогоняющих коварного злодея или ведущих за собой сквозь холод, тьму и ветер спасённых людей, бывалые бойцы не чувствовали себя забытыми и одинокими, что исключало психологические осложнения, поэтому подобные контакты всячески приветствовались лечащими специалистами.

— Это же изощрённое, медленное убийство! — продолжал буйствовать директор по медицине. От накала эмоций сухонький профессор выскочил из огромного кресла и с быстротой, поразительной для своего возраста, перемещался вдоль стола от одной стены кабинета до другой. — Вы хотите сократить обречённым людям и без того короткий остаток жизни! Чудовищно! Невероятно!

Исполнительный устало вздохнул:

— Да поймите же, Иван Николаевич, никто, кроме сотрудников Внешней группы, не сможет провести эту операцию с наименьшим риском. Они имеют опыт работы в экстремальных условиях, смогут успешно противостоять опасности, если таковая возникнет, у них есть необходимые навыки работы с техникой, они знакомы с местностью, в конце концов, только они знают, где именно находится ядерный заряд.

Директор по науке провожал взглядом мельтешащую фигуру профессора, от чего у него начала кружиться голова.

— Ядерный заряд оставлять на поверхности нельзя. Ни в коем случае. Совершенно непредсказуемо, к чему это может привести. Никто не знает, что будет через пять, десять, или более лет, — академик терпеливо излагал аргументы. Вот уже второй час они с Управляющим пытались убедить главного медика в необходимости организации экспедиции на поверхность. — Кроме того, приборы фиксируют увеличение ионизации воздуха в шахте побывавшего в осаде лифта на три десятитысячных процента, а это означает, что герметичность шлюза нарушена. Нет ни необходимости, ни возможности сейчас проводить поиск и устранение разгерметизации, надо принимать оперативные меры, и в наших силах забетонировать шлюзовую камеру наверху, причём мы можем сделать это достаточно быстро. И наконец, Внешние знают, где находится похищенная РЛС, мы сможем задействовать её для попыток связи с другими выжившими, как и планировалось нами ранее. Плюс установка приборов для изучения внешней среды. Нам необходима эта экспедиция!

— Но посылать туда Внешнюю группу означает своими руками сократить им жизнь! — не сдавался профессор.

Всю свою жизнь он посвятил спасению людей, и сейчас всё его естество восставало при одной только мысли о выходе смертельно больных людей на поверхность.

— Послав туда других, мы получим новых обречённых на гибель. При этом цели операции могут и не быть достигнуты, — не отступал Управляющий, — и что тогда? Будем посылать снова и снова? А Внешняя группа гарантированно проведёт все необходимые действия за один цикл антирада. И потом, они будут одеты в скафандры радиационной защиты, что существенно снизит дозу поражения.

— Хочу также напомнить, что помимо ядерного заряда на поверхности остался грузовик с медикаментами, в том числе и антирадиационными препаратами. Они тебе пригодятся, Иван Николаевич, и Внешние смогут найти машины быстрее, чем кто другой. И вообще не факт, что кому-то другому удастся их найти, — академик машинально размешивал ложечкой давно уже остывший чай. — На поверхности ночь и сильные ветры, переносящие огромные массы пепла, пыли и снега, все следы уже давно занесены.

— Я всё это слышу уже битый час! — заявил профессор.

Руководитель внутри него боролся с врачом. Первый хорошо понимал неизбежность организации выхода на поверхность, отдавая себе отчёт в том, что предлагаемый вариант являлся наилучшим с точки зрения минимизации опасности, грозящей оказавшимся в условиях внешней среды людям. Но второй не желал мириться с той жуткой ценой, которую снова придётся заплатить сотрудникам Внешней группы. Седой профессор вернулся в своё кресло и закрыл глаза. Внутренняя борьба давалась ему нелегко, с каждой потраченной на раздумья секундой он словно старел на год, маленькая поникшая фигурка, сидящая в огромном кресле, вдруг оказалась подобна крохотной песчинке, случайно занесённой ветром на широкий лист кувшинки. Наконец главный медик вяло пошевелился и с тоской произнёс:

— Как я буду после этого смотреть им в глаза?

Директор по науке возвращался к себе в кабинет. Он был мрачен, и попадавшиеся навстречу сотрудники спешили оказаться поближе к стене, уступая ему дорогу. Только что закончившаяся встреча Совета с сотрудниками Внешней группы оставила на душе тяжёлый осадок. Академик поразился, с каким мужеством эти люди восприняли известие о своей скорой смерти и тех немногих днях жизни, что ещё оставались у них. Тринадцать пар глаз спокойно смотрели через стекло перегородки с трёхметрового расстояния, а ощущение было такое, будто все они глядят в упор и только на него. Академик с трудом поборол в себе почти непреодолимое желание опустить глаза. Когда-то очень давно, будучи мальчишкой, он увлекался старинными, ещё плёночными фильмами позапрошлого века. Ему вспомнилась картина, где несколько героев отправлялись навстречу многократно превосходящему по численности врагу, ценой своей жизни спасая мирных стариков, женщин и детей. В память тогда врезалась фраза: «Профессионал не хочет умереть и не ищет смерти. Но он всегда к ней готов». И сейчас перед глазами у него стояли лица людей Внешней группы, невозмутимо выслушивающих просьбу Совета о ещё одном выходе на поверхность. Главный медик сам вызвался рассказать Внешним о неизбежности смерти и последствиях вторичного появления во внешней среде.

— Это мой крест, — сказал он за минуту до начала встречи, — и мне его нести.

Уже после, когда Совет расходился, академик видел, как стекавшая по щеке седого профессора слеза утонула в глубоких морщинах. Он и сам тогда с трудом сдержал эмоции. Учёный специально изучал личные дела Внешней группы. Все бывшие военные, все принимали участие в боях, многие имели ранения. А их командир и вовсе провёл полжизни в локальных войнах и конфликтах, и в службу охраны Бункера попал после серии тяжелейших операций, где ему буквально чудом спасли жизнь. Обидно и больно было сознавать, что людям, уцелевшим в кровопролитных сражениях и пережившим гибель цивилизации, придётся умереть после того, как отгремели последние взрывы и выстрелы. Директор вздрогнул, вспоминая, как командир Внешних, выслушав доводы о необходимости повторной экспедиции, улыбнулся и абсолютно спокойно произнёс: