Врач «скорой» - Алексей Викторович Вязовский
– Кстати, нас с Морозовым на премию выдвинули. Западные немцы, – сказал я, когда мы уже вышли на улицу.
– Дадут – поедете и получите, – легкомысленно ответил Юрий Геннадьевич. – Отвыкайте уже от сознания бедного родственника. И поездки будут, и награждения. И не надо к этому разговору возвращаться. Возникнут сложности – решим. Вплоть до постоянной выездной визы. Понятно?
* * *
Мне кажется, что Аню уже пора переселять к этому дереву. В прошлый раз она Кузьму оттуда снимала, теперь опять кругами ходит и смотрит куда-то вверх.
– Что показывают? – спросил я, подходя поближе.
– Ой, испугал, – чуть не подпрыгнула она. – Там на нашего кота вороны напали.
– Кота вижу, опять решил поближе к звездам разместиться. А птиц не наблюдаю.
– Только что были. Две штуки. Отогнала. Вот увидишь, за подмогой полетели.
– Ага, так и вижу, прилетают к другим воронам и говорят: знаете рыжего Кузьму с Девятьсот пятого года? Айда бить его, он наших обижает.
– Шуточки бы тебе шутить, – обиделась Аня. – Видел бы ты, как они дрались.
– Беру свои слова обратно, – сказал я, увидев подлетающий коллектив. – Был неправ.
Прибыло четыре птички. Сначала они сели на верхушке дерева, покаркали противно, обозначая свое преимущество, и бросились на котейку. Малолетний придурок, уверовавший в свои силы, за каким-то хреном не ретировался благополучно с поля боя, оставшимся за ним, а стал доказывать свое право на владение деревом путем сидения на ветке.
Только густые заросли помешали одновременной атаке с четырех сторон. Так что две вороны вступили в бой, а остальные составили армию болельщиков. Вы слышали когда-либо смесь боевого мява и карканья? Душераздирающий звук.
Увидеть что-нибудь на дереве было решительно невозможно. По крайней мере, перья в стороны летели. Фиг знает, сколько это продолжалось, но синяк у меня на руке потом остался – так крепко вцепилась Анечка. Наконец, Кузька сорвался с ветки и полетел вниз. Пернатые агрессоры на секунду отстали, что дало ему возможность уцепиться за опору чуть ниже, но бой тут же продолжился. Впрочем, через пару секунд котейка повторил подвиг летчика Гастелло и пошел на таран. Вернее, уцепился в вороний организм и спланировал вниз. Тут уже подключилась группа поддержки с земли, и я отправил в полет птицу, приложив ее по-футбольному пыром.
Спасательная команда срочно командировала сестру милосердия Аню, которая всяким Флоренс Найтингейл дала стопиццот очков форы, ибо Кузьма был взят на руки, к груди слегка прижат, дабы не усугубить возможные повреждения, и эвакуирован в полевой госпиталь, немедленно развернутый на базе кухни в нашей квартире. В качестве операционного стола был использован кухонный. Клеенку, конечно, на выброс, да и хрен с ней, лишь бы с животиной всё в порядке было.
Повреждения были выявлены следующие: отсутствовала примерно треть правой ушной раковины, один из ударов пришелся прямо в нос, который теперь увеличивался в размерах с большой скоростью. Кроме этого, имелись множественные царапины и прочие повреждения кожных покровов. А самое главное – заплыл левый глаз, и узнать, что там, под отеком, возможности не представлялось.
Все это щедро кровило и вызывало досаду из-за немыслимости что-то толковое сделать. Аня держала кота за лапы, хотя он и так мужественно терпел, а я щедро поливал раны перекисью водорода и засыпал пенициллином.
После первой помощи было решено провести детальный осмотр. К сожалению, никто из нас толком не знал основ кошачьей пропедевтики и нам решительно не были известны ни нормальная температура, ни частота дыхания и сердцебиения, ни прочие ориентиры. Выяснилось только одно: легкие дышат с обеих сторон, сердце бьется, перистальтика кишечника имеется.
– Может, к ветеринару? – робко предложила Аня, глядя на распластавшегося на столе Кузьму.
– Ты знаешь хоть одного? Я в смысле ветлечебницы?
– Нет, – в глазах у девушки начала копиться избыточная жидкость. – А вдруг он умрет?
Но тут Кузьма решил напомнить, что коты – не люди, и жизней у него в запасе чуть побольше, чем у несчастных рабов, лишенных шерсти и имеющих смысл своего существования в снабжении благородных котиков продуктами питания. Он перевернулся на живот, с видимым усилием встал, пошатываясь, подошел к краю стола и слабо мявкнул. Типа, хватит меня уже тут держать, давай на мягкую подстилку перекладывай.
* * *
Вечером я опять поехал к Суслову. Да, неохота, а что сделаешь? За плюшки надо платить. Не бывает так, чтобы только хорошо всё время было. Дед, конечно, расклеился сильно, кашляет, хрипит, температура – тридцать семь и пять. Ни то, ни се. Самая паршивая. Бледный, мокрый от пота. Пришлось лечить тем, что было. Хорошо, сейчас время благословенное, и без рецепта можно купить почти всё. Так что капалку с эуфиллином, дексаметазон и ампициллин для начала я сделал. Ничего успокаивающего не давал – он и так слабый, и без этого будет спать хорошо.
Пока капал, вышел на кухню, воды попить. Как раз и Юрий Геннадьевич приехал. Переживает, как же. Это для меня калым, а ему – работа, причем очень хорошая.
– Как он? – кивнув на дверь в спальню, спросил куратор.
– Хуже, чем утром. А где все хоть?
– В Москву отправил. Лекарство завтра будет, рейс в двенадцать сорок.
– Вот и хорошо, продолжим импортом лечить. Родственников предупредили?
– Жена и дочь в доме отдыха. Я позвоню.
* * *
Гостиница «Украина» – она пошикарнее «России». Да, там и место хорошее, и киноконцертный зал, и кинотеатр. Только вот в начале Кутузовского, в последней сталинской высотке, все это не надо. И так понятно, что крутизна – вся здесь. Довелось мне тут бывать много раз – и при советской власти, и после реставрации. От одиночных коморок метров по пятнадцать до трехкомнатных люксов с пианинами и картинами по стенам. Так что вызов сюда не впечатлил. Еще кто-то из спецконтингента захворал, только не местный, а приезжий. Честно говоря, анатомически никакой разницы. Так что поедем, полечим.
Встречал нас какой-то помощник захворавшего, лет тридцати пяти, в сером костюмчике, расстегнутом ратиновом пальто, пыжиковой шапке. Причем не в лобби даже, а на ступеньках. Подлетев к Геворкяну, он что-то затараторил. Я не прислушивался. Оно мне надо? Моя забота – чемодан таскать, уколы делать, а слушать – дело Ависа Акоповича. Вот как раз ему
