Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев
– Часть кирасы. Да не на то ты смотришь. Сюда глянь. Видишь?
– Вмятины. Похоже, от пуль.
– Aгa. От пистолетных. Я в него из «Макарова» стрелял с пяти метров.
– Ты еще таскаешь это старье?
– Привык я к нему. Неважно. Главное, с такой дистанции местную кирасу наши пули должны протыкать, как бумагу. А эту не пробили. Почему?
– Сталь хорошая?
– Именно. Лучше, чем может быть у провинциальных наемников.
– А…
– Нет, я ему в голову попал, а то бы с удовольствием побеседовал. Такого металла здесь не должно быть. Вообще. И такие еще на нескольких трупах имеются.
– А пленные?
– Нет. Вообще нет. Наши союзнички дорезали всех, и никаким русским великодушием здесь не пахнет. Ладно, пошли, нечего здесь засиживаться. Камень холодный, задницу простудишь.
Семен хохотнул немудреной шутке, начал подниматься и болезненно охнул. Лейтенант обернулся:
– Что?
– Да ребра. В меня тоже попали…
Бронежилет выдержал. Ребра тоже. А вот синяков на половину груди Семен заработал. Лейтенант пошутил, что теперь они с барышней – инвалидная команда, и отправил отдыхать. Правильно сделал – на что-то большее сегодня техник был уже не способен.
Утро принесло новое развлечение в виде молебна. Семен не раз слыхал о том, что на Руси это извращение любили, но сам с подобным столкнулся впервые. И не пойти нельзя – им ведь доверяют еще и потому, что считают православными. Пришлось, кряхтя, одеваться и тащиться следом за товарищами, которые выглядели не в пример бодрее.
Как ни удивительно, молебен не произвел на Семена ожидаемого гнетущего впечатления. Скорее, наоборот, и причин тому оказалось сразу несколько. Во-первых, не было тягомотины, которая присутствовала в современных ему церквах. Он, конечно, в них не ходил, но телевизор смотрел регулярно и на основании отрывочных сведений, почерпнутых с голубого экрана, какое-то отношение к творящемуся под куполами составил. Не очень хорошее… С другой стороны, как и многие технари, Семен из религий вообще симпатизировал разве что пастафарианству Однако здесь все оказалось совсем иначе. Священник провел мероприятие коротко, уложившись менее чем за полчаса, и исключительно по делу. Если кратко, то все, что он говорил, можно было описать фразой «мы молодцы, а они там уроды», что вызвало горячее одобрение собравшихся.
Во-вторых, Семен наконец понял, что значит слово «толерантность». Это когда все вместе, независимо от национальной и конфессиональной принадлежности, хотят выжить и понимают, что поодиночке их перебьют. В православном храме оказались и татары, которые вроде бы мусульмане, этих в городе хватало, и даже какие-то то ли католики, то ли лютеране. Несколько европейцев, живущих в городе уже бог знает сколько лет, держащих лавки, занимающиеся ремеслами. Как минимум двоих Семен вчера видел на стенах, и никто от их помощи не отказывался. Так почему их должны гнать из церкви.
Ну а в-третьих, сам батюшка. Семен пару минут не мог понять, почему ему, в местной церкви не бывавшему, физиономия в первый раз в жизни виденного священника кажется знакомой. Потом дошло. Вчера этот самый мужик, здоровенный, до бровей заросший густой бородой и с криво зашитым шрамом на лбу, вначале помогал ворочать картечницу, а позже весьма ловко орудовал кистенем. Такого лектора и послушать не грех, во всяком случае, знает, о чем говорит, кому и как.
Ну а потом был фуршет. В смысле прямо на улице, благо день выдался неплохой, выставили столы со всякой снедью. И, несмотря на то, что с приправами здесь наблюдались проблемы, а привычной с детства картошки и вовсе не оказалось (ну не было этого заморского растения на Руси), получилось и вкусно, и сытно. А учитывая, что мясо, дичь, рыба и способы приготовления всего этого превосходили кулинарные изыски двадцать первого века на порядок, не меньше, еще и экзотично. В общем, то, что нужно. Хотя, конечно, апельсинов хотелось страшно.
Вечером Семен, подстелив позаимствованную у хозяев домотканую дорожку, сидел на стене и совмещал приятное с полезным. В смысле сидел и отдыхал, а заодно принимал участие в охране стены. Честно говоря, особого толку от него в этом не было, но смысл его присутствия состоял в другом. Автомат и человек, им владеющий – вот главное. Огневое усиление, не более, но и не менее. Воевода сумел правильно оценить возможности и преимущества нового оружия, и теперь по ночам на стенах кто-то из них просто обязан был находиться. Ну а что патронов у Семена всего-то десяток, и теми лейтенант поделился, ему знать не следовало. Вот и сидел теперь автоматчик, разглядывая усыпанное крупными, невероятно яркими звездами небо и готовый, случись нужда, оперативно изрешетить супостата, буде тот заимеет достаточно наглости, чтобы полезть к ним снова.
Правда, в реальной возможности нападения он сомневался. Когда-нибудь – может быть, но сегодня вряд ли. Поляки еще не оправились от вчерашней трепки. Разведка – а здесь в ней толк понимали, и подобраться лазутчики смогли буквально на расстояние вытянутой руки – докладывала, что они приходят в себя, активно снимая стресс грабежом и бабами. Хотя чего уж тут грабить… И да, к ним и впрямь подошло немалое подкрепление. Сколько – не ясно, но в лагере народу очень много. Так что остается сидеть в осаде, благо припасов смогли запасти изрядно, да и нет плотного кольца, охотничьи команды могут перемещаться из города и обратно почти беспрепятственно. Перебедуем, в общем. Женщин, не успевших бежать из посада и пошедших сейчас по рукам, конечно, жалко, но куда деваться? Вытаскивать их казалось слишком рискованным, хотя многие, у которых там оказались родные, ходили мрачные. Оно, может, и к лучшему, злее будут, цинично подумал Семен и вновь бездумно уставился в небо.
– Сидишь?
– Сижу, – ответил он, не оборачиваясь. После вчерашнего боя Матрена абсолютно перестала его стесняться. Семена это немного напрягало. Не то чтобы он был робок с девушками (и, хе-хе, уже не девушками), но перспектива иметь проблемы с ее отцом его совершенно не вдохновляла.
– Можно с тобой сесть?
– Садись, – вздохнул он, понимая, что от жаждущей общения собеседницы ему отделаться не удастся, и слегка подвинулся, освобождая часть коврика. Матрена тут же плюхнулась рядом.
– Уф-ф, ноги гудят…
Да уж, женщинам в эту пору сидеть не приходилось. Семен обалдел, когда понял, сколько забот висит на женщинах. Впрочем, на мужчинах висело не меньше, и неумение либо нежелание работать значило здесь не усмешки соседей, а голодную смерть. Только сейчас он почувствовал все преимущества своей эпохи – и сразу же дико захотелось домой, к душу и теплому сортиру.
– Шла бы ты спать.
– Не
